Начало здесь
Помещение было довольно просторное и оборудовано самыми современными приборами. Так как в палате интенсивной терапии я оказался впервые, то мне почудилось, что я попал в кабину фантастического звездолёта. Пространство вокруг единственной на всё помещение койки, в которой, как я уже знал, лежал Большой Босс, было заставлено всевозможными мониторами, приборами и прочим оборудованием. Всё здесь мигало, шипело, рисовало какие-то графики… Сотрудники пана Сагайдачного, принёсшие меня сюда, аккуратно усадили мою персону на мягкий стул, который только что освободила дежурившая здесь медсестра, и вышли из палаты вместе со своим начальником. Старовойтова жестом попросила удалиться и медсестру, продолжавшую стоять рядом со мной. Видимо, главврач не хотела, чтобы потом по больнице пошли пересуды, что у их руководства совсем крыша поехала — уже начали приглашать для лечения не известных светил медицины, а какого-то шарлатана-экстрасенса. Когда вышел последний человек, врач начала быстро, насколько позволяло её нынешнее болезненное состояние, вводить меня в курс дела, но для начала поинтересовалась:
— Вы знаете, кто перед вами?
Я кивнул, не вдаваясь в подробности как именно получил данную информацию.
— Семёна Леонидовича привезли к нам три дня назад уже в тяжёлом состоянии, — продолжила Ирина Васильевна. — Его личный доктор до этого момента сам проводил лечение. Нужно отметить, что делал он всё грамотно, вот только не учёл изношенность организма своего пациента. В скором времени болезнь начала прогрессировать, и тогда было принято решение положить его к нам. Мы провели дифференциальную диагностику, чтобы исключить вероятность пропустить ещё какое-нибудь сопутствующее заболевание. У больного уже тогда присутствовали: ремиттирующая лихорадка, тяжёлое поражение верхних и нижних дыхательных путей, поражение почек, о чём свидетельствовал повышенный белок в крови и моче. Конечно, первым делом мы подключили пациента к аппарату ИВЛ. К сожалению, пришлось применять инвазивную респираторную поддержку, так как наложением маски обойтись уже было невозможно. Для интубации трахеи мы ввели пациента в медикаментозную кому. Как вы уже слышали, его сюда перевели сегодня утром. Такое решение было принято из-за ухудшения состояния пациента и опасения отказа работы почек. Нам пришлось срочно подключать его и к аппарату “искусственная почка” для гемодиализа. К этому времени, по данным наших исследований, вирусом уже было поражено более пятидесяти процентов лёгких, печень, и появились признаки нейродегенеративных изменений головного мозга.
Старовойтова взглянула на меня и, встретив непонимающий взгляд, вздохнула:
— У вас есть медицинское образование?
— Нет, — честно ответил я.
— Что же вы тогда будете делать, и для чего я вам всё это рассказывала? — недовольно осведомилась врач.
— А знаете, уважаемая Ирина Васильевна, — я сделал вид, что не заметил её раздражения, — я ничего делать не собираюсь.
— То есть как? — опешила Старовойтова. — Но вы же… Но… мне ведь сказали, что приедет сильный экстрасенс, который сможет помочь больному… Зачем вы тогда приехали?
— Во-первых, я не приехал — меня сюда привезли насильно. Обратили внимание на гроб в автобусе? — При этих словах женщина еле заметно вздрогнула, а я продолжил: — Вот в этом гробу меня и привезли, как какую-то вещь. Меня никто не спрашивал: хочу я ехать, не хочу… Просто усыпили и вывезли из города под видом трупа.
И без того бескровные щёки врача побледнели ещё больше, она сглотнула подкативший к горлу комок.
— А во-вторых, — продолжал я добивать несчастную медичку, — даже если бы меня попросили и предложили миллион рублей, я бы всё равно не согласился сюда ехать.
— Но почему? — еле слышно произнесла Старовойтова.
— Да потому, что именно благодаря этому… — я на миг задумался, — этому господину или, как его теперь здесь называют, пану, я сейчас не стою, а, как видите, сижу. А всё потому, что из-за непомерной страсти вашего пациента к деньгам, из-за его наплевательского отношения к человеческой жизни, я только чудом остался жив. Больше сотни других таких же простых, как и я, работяг родственники даже не смогли по-человечески похоронить. Вы спросите почему? Да потому, что нечего было хоронить. Тела некоторых даже не смогли отыскать, чтобы поднять на поверхность…
Я взглянул на врача, её губы слегка подрагивали, и она готова была в любую минуту разразиться слезами. Увидев её состояние, я решил немного убавить пыл и уже вполне спокойно попросил:
— Помогите мне встать. Мне нужно заглянуть больному в глаза, чтобы сделать окончательный вывод о его состоянии.
Не сказав ни слова, женщина подошла и помогла мне приподняться. Сделала она это чисто автоматически, так как всё ещё находилась в шоке от услышанного. Я опёрся рукой на койку и наклонился над Ильинским. Раздвинув пальцами веки, заглянул в зрачок. “Вот мы и свиделись с глазу на глаз, — мысленно произнёс я, считывая нужную мне информацию об этом человеке. — Видишь, не помогли тебе продлить жизнь даже все твои миллионы. Что ж, за всё в жизни нужно платить, вот только плата не всегда взымается деньгами. Надеюсь, ты вскоре встретишься с теми, чьи жизни загубил. Думаю, тебе будет что им рассказать”. Я вернулся на стул, опершись руками о его спинку и о койку.
— Ему уже никто и ничто не поможет, — озвучил я то, что смог разглядеть.
И это была правда. Вирус размножился настолько, что даже если я всё же решу помочь и, максимально используя все свои ресурсы, уничтожу эту заразу, то организм всё равно загнётся от банальной интоксикации своими же ядами, образовавшимися из погибших микробов. Ни печень, ни почки, учитывая их состояние и износ, не справятся с такой нагрузкой. Не поможет никакой диализ и переливание крови.
— Вы лжёте, — всё же не поверила мне Старовойтова. — Вы просто шарлатан и самозванец. Вы намеренно хотите убить Семёна Леонидовича из-за мести. Какой же вы тогда доктор, если убиваете своих пациентов? — Женщина сделала шаг назад и обхватила голову двумя руками. Она была в отчаянии. — Зачем только вас сюда привезли? Экстрасенс, ети твою мать.
— А вот тут вы ошибаетесь, Ирина Васильевна. Я сказал вам правду. Здесь разве что только господь-бог может помочь, да и то…
Старовойтова пристально взглянула мне в глаза, после чего обернулась на дверь. Я понял её намерение и тихо сказал:
— Не нужно пока никого звать. Вы в отчаянии, потому что у вас недавно от этой же инфекции умер ваш муж Владислав. Вы чувствуете за собой вину, что не смогли ему помочь. Но и там вы ничего бы не смогли сделать.
— Да что вы понимаете, — начала было возмущаться Старовойтова, но вдруг что-то мелькнуло у неё в голове, и она спросила: — Откуда вы знаете про мужа? Вам Афанасий Петрович что-то рассказывал?
— Во-первых, успокойтесь, — как можно мягче сказал я. — Никто мне ничего не говорил, и увидел я вас здесь впервые. Если вы ещё сомневаетесь в моих способностях, то можете спросить у меня чего-нибудь такое, что знаете только вы.
Женщина недоверчиво посмотрела на меня, потом бросила беглый взгляд на показания приборов и вновь уставилась мне в лицо. Я “видел”, что в ней сейчас борются две сущности. Одна её половина чисто материалистическая, привыкшая ко всему относиться критически и доверять лишь проверенным фактам, соперничала с половиной иррациональной, склонной полагаться на свои чувства и верить в чудеса. Видимо, перевес пока был за чувствами, так как, немного подумав, Старовойтова спросила:
— Где я познакомилась со своим мужем?
Её воспоминания были такими яркими, что мне даже не пришлось напрягаться, чтобы увидеть всё до мельчайших подробностей.
— В Сочи, — спокойно ответил ей, — в ресторане гостиницы. Владислав был не на отдыхе. Он приехал по каким-то делам, а вы были в отпуске. Он подошёл к вам, когда вы…
— Хватит! — оборвала меня Ирина Васильевна. На её глазах выступили слёзы.
Она достала из кармана халата носовой платок и, сняв с лица марлевую повязку, аккуратно, чтобы не размазать на ресницах тушь, промокнула влагу. Теперь я смог рассмотреть её лицо полностью. Врач оказалась довольно миловидной женщиной приблизительно моих лет, только сейчас её маленький носик немного покраснел, а тонкие губы без следа помады чуть заметно подрагивали. Судя по нескольким волоскам, выбившимся из под медицинского колпака, Старовойтова была блондинкой. Я подчинился её приказу и замолчал. Напоминать женщине, что её любимый Влад, для того чтобы жениться на ней, бросил жену с ребёнком пяти лет, не входило в мои планы. Я решил, что пора начинать действовать, больше тянуть не было смысла. На часах было почти пятнадцать, а в ноябре темнеет уже довольно рано.
Сосредоточившись, я внимательно посмотрел на Ирину Васильевну.
— Присядьте, — сказал я, глядя ей прямо в глаза.
Она послушно присела на стоявший напротив меня стул и, словно школьница, положила руки на колени. Первым делом я решил убрать из её организма злополучный вирус. Ещё немного времени, и он проявит себя по полной программе. Больной человек будет мне, скорее, обузой, а не помощником. Женщина мирно сидела, подчиняясь моей воле, а я методично, сантиметр за сантиметром освобождал её тело от вредоносного влияния. Моя работа заняла минут двадцать. К счастью, никто из посторонних нам не помешал. Закончив уничтожение вируса, я дал ослабленному организму Старовойтовой установку на восстановление, а вслух сказал, чтобы она выпила стакан воды. Женщина всё также послушно выполнила мою команду и вновь вернулась на своё место.
— Теперь вы выйдете в коридор, скажете, что я заканчиваю работать и пригласите сюда Сагайдачного.
Ирина Васильевна молча встала и направилась к дверям, а я не без удовольствия отметил, что на её щеках появился лёгкий румянец — признак начала выздоровления. Главный охранник чуть ли не вбежал в палату, но всё же сдержал себя и, придав лицу как можно более спокойное выражение, подошёл к койке и внимательно вгляделся в своего умирающего шефа.
— Всё в порядке, Афанасий Петрович, — даже не моргнув глазом, соврал я, предваряя его вопрос. — Теперь Семён Леонидович пойдёт на поправку. Когда я смогу получить свой гонорар и вернуться домой?
— Мы вам очень благодарны, Сергей Иванович, но вы слишком торопитесь, — натянуто улыбнулся Сагайдачный. — Сначала мы убедимся, что с вашим пациентом действительно всё в порядке, а потом будем говорить о вознаграждении. Думаю, что Семён Леонидович вас не обидит.
“Что ж, — подумал я, — говоришь ты красиво. Вот только не учёл, что я прекрасно осведомлён о том, что ждёт меня после излечения миллионера. А ждёт меня не чемодан с баксами, а скромная могилка без холмика и опознавательных знаков, вырытая в какой-нибудь живописной лесополосе под Киевом. Когда работа будет сделана, то кому нужна будет головная боль с возвращением меня к себе домой. Так что, извините, не очень уважаемый пан, но мне придётся покинуть вас без вашего позволения, а компенсацию изъять из ваших карманов. Надеюсь, что на первое время вы меня сможете обеспечить”. Вслух же я произнёс:
— Тогда скажите кому-нибудь из охраны, чтобы нашли для меня костыли, не будут же меня ваши ребята всё время на руках носить.
— Это, конечно, мы для вас сделаем, — согласился Афанасий Петрович. — Дежурную тоже можно уже пригласить?
— Да, пожалуйста.
Сагайдачный приоткрыл двери и негромко отдал какие-то распоряжения. В палату вошла медсестра, пробежала взглядом по мониторам, на которых пока что ничего не изменилось, и присела на стул напротив меня. В комнате воцарилось молчание, лишь был слышен звук работающих приборов, контролирующих и поддерживающих жизнь пациента. Минут через пятнадцать в дверь вошёл один из охранников и подал мне старенькие костыли.
— Большое вам спасибо, — поблагодарил я и добавил:
— А теперь всем спать.
— Что? — не понял Сагайдачный, но тут ноги его обмякли, и он рухнул на пол прямо там, где стоял.
Вместе с ним завалился и охранник, принёсший костыли. Медсестра, сидя на стуле, уронила голову на грудь и тихонько засопела. Только Старовойтова стояла и безучастно смотрела куда-то вдаль сквозь чистейшие оконные стёкла.
— Ирина Васильевна, — негромко окликнул я её, — нам пора идти. Сейчас вы выведете меня из больницы, и мы с вами уедем в безопасное место. Только прежде загляните в карманы к пану Сагайдачному.
Врач кивнула. Находясь под моим воздействием, она была согласна на всё, что я ей скажу. Подойдя к главному телохранителю, она обшарила его карманы. На свет появились: носовой платок, два мобильника (один из них отобрали у меня), начатая пачка сигарет, зажигалка, связка ключей и солидное кожаное портмоне.
— Подайте, пожалуйста, портмоне и вон тот мобильник, который чуть поменьше, — попросил я.
Первым делом я достал из телефона сим карту и сунул вместе с мобильником в карман. Открыв портмоне, я обнаружил пару пластиковых карточек и деньги: украинские гривны и американские доллары. Пересчитав наличность, я удовлетворённо улыбнулся, и рассовал всё по карманам — на первое время хватит. Пусть это не совсем достойная компенсация за то, что со мной проделали, но, как говорится, лучше синица в руке, чем утка в постели. Надеюсь, что на счету у моего похитителя сумма будет намного больше.
— Одевайтесь, мы уходим, — сказал я своей помощнице.
Старовойтова спокойно подошла к вешалке и накинула на плечи своё пальто. “Слава Богу, что таким, как у меня, даром не обладает какой-нибудь маньяк, — размышлял я, направляясь на костылях к дверям реанимации, — иначе беды не избежать. Впрочем, тот, кто передал мне свой дар, тоже был не дурак. Видимо, он каким-то образом вычислил: с кем именно можно поделиться, и что его избранник умело им распорядится. Дай Боже, чтобы старик оказался прав, и убереги меня от искушений”. Прежде чем выйти из палаты, я, опираясь на костыли, опустился на колени возле развалившегося на полу тела Сагайдачного.
— Афанасий Петрович, — тихонечко шепнул ему почти в самое ухо, — а подскажите, будь ласка[1], пин-код от ваших банковских карт.
Главный телохранитель не стал возражать, не открывая глаз и по-прежнему находясь в глубоком трансе, он назвал мне два четырёхзначных номера. Запомнив их наизусть (слава Богу, на память я пока не жаловался), я с некоторым трудом вновь поднялся на ноги и вместе с врачом покинул палату. Коридор реанимационного отделения по-прежнему был пуст, но дверь в ординаторской была приоткрыта. Оттуда слышались приглушённые голоса медиков. У входа в отделение с наружной стороны стоял охранник. Это он вместе со Старовойтовой выходил нас встречать. Я взглянул ему в глаза и сказал:
— Я ушёл. Оставайся на своём посту и никого постороннего в отделение не пускай. Экстрасенса ни под каким предлогом не выпускать.
— Зрозумiв[2], — коротко ответил крепыш, который видел сейчас перед собой не меня и главврача, а своего начальника Сагайдачного, выходившего вместе с медсестрой.
— Молодец! — не удержался я, чтобы не поощрить охранника хлопком по плечу, после чего вместе с врачом начал осторожно спускаться по служебной лестнице. Костыли не совсем соответствовали моему росту, но тут уж ничего не поделаешь, хорошо что хоть такие есть.
Я знал, что на стоянке у больницы нас ждёт новенький “Фольксваген Поло”. Прикинув, что при нормальном стечении обстоятельств, меня не кинутся искать, как минимум, до утра, пока не придут в себя “спящие” в палате реанимации, я был спокоен. Единственное, что я не учёл, так это то, что приблизительно через час Большому Боссу стало совсем плохо, сработали датчики сигнализации, и на тревожный сигнал сбежался весь дежуривший в отделении персонал. Ещё через десять минут грешная душа Сёмы Ильинского покинула его тело, и я очень надеюсь, что её утащили курносенькие с рожками к себе в преисподнюю на перевоспитание. А пока мы со Старовойтовой сидели в её машине — ещё почти новом красном “Фольксвагене”.
Мне пришлось вернуть врачу её нормальное состояние, так как ехать на автомобиле с заторможенным зомби меня как-то не воодушевляло. Женщина чуть заметно вздрогнула и начала озираться по сторонам.
— Где мы? — она строго взглянула мне в лицо после небольшого замешательства.
— Не волнуйтесь, Ирина Васильевна, — как можно мягче сказал я. — Мы в вашей машине на автостоянке.
— Но почему мы здесь? — Старовойтова осмотрела салон, убедилась, что это действительно её машина, после чего бросила тревожный взгляд за окно. — Почему мы ушли из больницы?
— Потому что Ильинский скончался, а меня хотят убить, — вновь пришлось мне лукавить, чтобы как-то оправдать наше бегство.
Врач, наморщив лоб, продолжала смотреть куда-то вдаль, видимо, стараясь припомнить наш с нею недавний разговор.
— Вы меня обманываете, — сделала она вывод из своих размышлений.
— Ни в коем случае, — как можно искреннее ответил я. Сделать это было нетрудно, так как почти не обманывал свою собеседницу. Ведь в своём втором утверждении я был вполне уверен, ну а моё первое должно было стать правдой в считанные часы. — Вы же имели возможность убедиться в моих способностях. Сагайдачный не оставил бы меня в живых даже при благоприятном исходе дела, ну а если учесть, что его шеф умер, то других вариантов просто и быть не может.
— И что вы намерены теперь делать?
— Я хочу попросить вас мне помочь.
— А почему вы решили, что я должна вам помогать?
— Потому как знаю, что вы хороший человек, добрый и отзывчивый и не позволите, чтобы шайка бандитов убила ни в чём не повинного калеку.
Ирина Васильевна вновь перевела оценивающий взгляд в мою сторону и осмотрела меня, будто видела впервые.
— Что ж, — наконец произнесла она, по-видимому, удовлетворившись результатом своего осмотра. — Возможно, я вам и поверю. Но что вы собираетесь делать в незнакомом вам городе без средств к существованию и, скорее всего, без документов? Или вы и в этом надеетесь на меня? Так хочу вас предупредить, что я не такой богатый человек, как вы можете подумать. Конечно, я не голодаю, и какая-то наличность у меня есть, но для того, чтобы обеспечить вам безопасность и каким-то образом переправить вас домой, думаю, понадобится гораздо большая сумма.
— Насчёт денег можете не волноваться, они у меня есть, — улыбнулся я и достал из кармана несколько стодолларовых купюр. — Это, так сказать, на мелкие расходы. А по поводу того, что нам понадобятся более серьёзные затраты, я попрошу вас отвезти меня к ближайшему банкомату. Желательно, чтобы он находился не в очень людном месте.
— Ну да, я понимаю. А кстати, откуда у вас украинская банковская карточка? Насколько я знаю, у вас там сейчас уже почти всё Российское.
— Не всё, — возразил я. — Банк у нас сейчас действительно свой, Донецкий, а украинские карточки мне любезно одолжил пан Сагайдачный.
— И когда же это он успел их вам одолжить? — скептически хмыкнула врач.
— Когда мы с ним прощались.
— Что вы с ним сделали? — вдруг встрепенулась Старовойтова. — Как нас выпустила охрана?
В то время, когда мы покидали реанимационное отделение, она находилась под влиянием моих установок и не могла ничего вспомнить о том, что происходило вокруг, если я ей этого не позволю.
— Не переживайте, — успокоил я женщину, — они просто спят.
— Спят? — недоверчиво повторила Ирина Васильевна.
— Да, спят. Крепким здоровым сном.
— Вы что гипнотизёр? — вдруг спросила Старовойтова.
— Почему это?
— Да потому что я верю всему, что вы говорите. Я всегда отличалась здоровым скептицизмом, а теперь…
— Нет, Ирина Васильевна, гипноз не моя сфера деятельности. Просто сейчас вы начали больше прислушиваться к голосу сердца, нежели к голосу разума.
Старовойтова хмыкнула, но ничего не сказала.
— И ещё, Ирина Васильевна, у меня к вам вопрос… Нет ли у вас на примете такого местечка, где я мог бы на некоторое время укрыться, пока не утихнет шум после моего исчезновения из больницы? Какая-нибудь квартирка, о которой не знает Сагайдачный и его люди.
— Давайте, я для начала отвезу вас к банкомату, а по дороге подумаю, куда вас можно спрятать.
Женщина немного лукавила. Она, как только я озвучил свою просьбу, тут же подумала о домике в загородном коттеджном посёлке, за которым её попросила приглядеть подруга, уезжая на месяц в отпуск. Просто врач не захотела давать ответ сразу, решив по дороге к банкомату взвесить всё за и против.
— Кстати, — добавил я, вспомнив о своём желудке, — я ужасно хочу есть. Меня ведь выкрали ещё вчера утром, и до сих пор не кормили.
Мы уже выехали со стоянки и Старовойтова, оторвав взгляд от дороги, участливо покосилась на меня. Её мысли мне понравились, и я был рад, что нашёл в её лице надёжного помощника. Нравилась мне она и как женщина. Перед тем как тронуться с места, Ирина Васильевна, наконец, сняла с головы свой медицинский колпак, и её светлые кудряшки рассыпались по пушистому воротнику пальто. Теперь, лишившись головного убора, придававшего строгости и официоза, Старовойтова предстала передо мной обычной женщиной. Маленькой и одинокой, слабой и беззащитной, несмотря на то, что занимаемая должность воспитала в ней более жёсткие черты характера. Я смотрел в окно на незнакомый пейзаж осеннего города. Что будет дальше, я ещё даже не предполагал. “Будем решать проблемы по мере их поступления, — мелькнула в голове чья-то цитата. — Сейчас есть две задачи: снять наличку и, наконец, поесть”.
