Начало здесь
Сумма, которую я увидел на экране банкомата, мне очень понравилась. Но когда я попытался снять пятьдесят тысяч гривен, оказалось, что в банке существует лимит. Вернувшись в машину (свою помощницу я попросил не выходить из автомобиля, чтобы не светиться вместе со мной возле банкомата, так как практически везде в таких местах имеются видеокамеры), я поведал ей о своей проблеме.
— Здесь я вам ничем помочь не могу, — ответила Ирина Васильевна. — Лимит можно увеличить, позвонив в банк. Вы мобильник Сагайдачного случайно не прихватили?
— Нет. У меня есть свой, но и он пока не при делах. По мобильнику меня смогут вычислить на раз-два.
— Ну да, ну да, — согласилась Старовойтова. — Детективы мы тоже почитываем и сериалы про милицию, то бишь полицию, тоже смотрим. Тогда ничего не поделаешь, снимайте сколько сможете, потому что как только хозяин карточек проснётся, то, скорее всего, заблокирует счета.
Я вновь доковылял до банкомата, стоявшего за углом дома на центральной улице, и снял с двух карточек максимально возможную сумму. Положив наличку в карман, уже хотел выбросить кредитки в мусор, но потом решил оставить ещё на сутки. По моим расчётам, Сагайдачный со своей командой проснётся только завтра, возможно, у меня будет завтра шанс снять деньги ещё раз по столько же.
— Ну что? — поинтересовалась врач, когда я вновь уселся рядом с ней.
— Не густо, — посетовал я, — но с паршивой овцы хоть шерсти клок.
Старовойтова улыбнулась одними губами, но ничего не сказала. Она завела двигатель и взглянула на меня. Я видел, что врач хочет что-то спросить, но решил не форсировать события. Не стал лезть и в её голову. Дождался, пока вопрос сам созреет для того, чтобы быть озвученным.
— Скажите, — не очень уверенно произнесла Ирина Васильевна, — а вы со мной что-то делали?
— В каком смысле? — не понял я.
— Понимаете, перед вашим появлением я чувствовала себя просто отвратительно. Сначала я симптомы коронавируса списывала на последствия переутомления. Этот год выдался для нас врачей чрезвычайно трудным. У вас ведь в городе тоже ковид свирепствует?
— Я не знаю, кто больше свирепствует: вирус или высокопоставленное начальство, танцующее под дудку Всемирной организации здравоохранения.
— Что вы имеете ввиду?
— А разве у вас нет такого, что в больницу привозят человека с обычной пневмонией, гриппом и прочими болячками, которые и лечатся простыми, обычными лекарствами на дому?
— Ах, вот вы о чём… Ну и?
— И что вы делаете с такими больными? Отправляете домой?
— Нет, что вы. У нас распоряжение министерства, всех оставлять в больнице. Из-за этого у меня больше всего голова и болит: палаты переполнены, людей некуда класть.
— Вот! — воскликнул я удовлетворённо. — А что по этому поводу нам сообщают СМИ? — и сам же ответил:
— А они нам внушают, что больницы переполнены именно ковидниками. Ведь так?
— Должна признаться, что так, — грустно улыбнулась Старовойтова. — Но я вот что хотела узнать. Пока я находилась в… — она прикинула в голове как именно назвать то состояние, в которое я её ввёл в больнице. — Под гипнозом. Вы ничего со мной не проделывали? — Лицо женщины залилось румянцем, но чтобы я не понял её вопрос превратно, быстро пояснила:
— Как я уже сказала, что сначала я думала, что переутомилась, но потом поняла, что действительно начинаю заболевать. Когда вас привезли, я уже знала почти наверняка, что меня ждёт. Заниматься собой времени не было совсем, поэтому я всё пустила на самотёк и держалась, что называется, из последних сил… Когда же я вновь себя осознала после вашего гипноза, я почувствовала себя намного лучше. Все симптомы исчезли, словно по мановению волшебной палочки. Вот я и спрашиваю: что это? Просто побочное действие амнезии или ваше преднамеренное вмешательство в моё здоровье?
— Скорее, второе, — честно признался я. — Вы меня, конечно, извините, но сделал я это всё же из корыстных побуждений.
— Вот как? И из каких же?
— Мне, действительно, пришлось немного вмешаться в течение вашей болезни, чтобы иметь здорового и работоспособного помощника.
— Понятно. Но всё равно спасибо.
— Да не за что. Давайте уже поедем.
— Да-да, — согласилась врач.
— Только не выезжайте здесь на главную улицу.
— Почему?
— Возле банкомата есть видеокамера, направленная в эту сторону. Если начнут искать похитителя кредиток, то могут заметить меня в вашей машине. Так что лучше развернитесь и езжайте по другому маршруту.
— Хорошо, без проблем.
Машина, наконец, тронулась с места.
— Так вы решили, куда мы поедем? — поинтересовался я, с интересом разглядывая пейзажи незнакомого мне города. Осень, конечно, поубавила пестроты красок, разбавив их своим любимым серым цветом, но я всё равно понимал, что летом здесь очень красиво.
Старовойтова, отвечая на мой вопрос, поведала историю про подругу и оставленный для присмотра дом, в котором собиралась меня временно поселить.
— Но прежде всего, — закончила она, — мы заедем в супермаркет и купим еды. Заходить в кафе или ресторан, чтобы поесть, очень опасно для вас. Лучше я чего-нибудь приготовлю сама, когда приедем в посёлок.
— А что за посёлок?
— Гостомель. В пяти километрах от Киева.
Название мне ни о чём не говорило. Мы помолчали. Мой водитель или точнее водительша (меня всегда ставило в тупик, как назвать женщину за рулём) внимательно следила за дорогой, стараясь соблюдать все правила движения. Я же с задумчивым видом пялился в окошко, разглядывая окрестности и читая названия улиц. Проехав некоторое время по Братиславской улице, повернули налево.
— Проспект Романа Шухевича, — прочёл я вслух.
— Бывший — генерала Ватутина, — добавила свой комментарий Старовойтова, не отрывая взгляда от шоссе.
— Страна увековечивает своих героев. Кому кто ближе…
Проехали мост через Днепр, миновали транспортную развязку. Хмурое осеннее небо, наконец, всё же дало течь, и в окна забарабанил редкий дождик. Старовойтова включила дворники.
— Проспект Степана Бандеры, — продолжил я озвучивать названия улиц, написанные на табличках домов. — Ирина Васильевна, — с негодованием обратился я к медику, — вы что, меня специально повезли этим маршрутом, чтобы я получил незабываемое удовольствие от фамилий этих фашистов? Была б моя воля… Я б их…
— Не шумите, пожалуйста. Вы же не для того подлечили мою голову, чтобы она снова разболелась, — спокойно ответила врач. — Просто это самый короткий маршрут. А если хотите знать моё мнение по этому поводу…
— Да, хочу, — не дал я ей договорить. — Должен же я знать, в чьи руки вверяю свою жизнь.
— Ну, во-первых, в руки медика, который давал клятву Гиппократа, — улыбнулась Старовойтова, и улыбка была ей очень к лицу. — Во-вторых, мне всё это тоже не нравится, — она немного помолчала, будто размышляя, говорить то, что задумала или нет, и всё же сказала:
— А в-третьих, я ведь ваша землячка.
— Вот это новость! — неподдельно удивился я, так как не успел досконально ознакомиться с биографией своей помощницы из её головы.
— Я ведь в Киеве живу не так давно. Переехала, когда президентом стал Сидорович. Тогда он многих донецких в Киев перетащил. Многие решили воспользоваться возможностью, чтобы сменить провинцию на столичную жизнь. Вот и я не удержалась. Очень захотелось пожить в столице.
У меня в голове мелькнула призрачная догадка, и я тут же решил её проверить.
— Скажите, — спросил я у Ирины Васильевны, — а вы, случайно, не знали такого профессора Нестерова?
— Петра Андреевича? Почему ж не знала? Мы и сейчас с ним поддерживаем связь, несмотря на все обстоятельства. А что?
— А вы по поводу Ильинского с ним не разговаривали? — вместо ответа задал я новый вопрос.
— Разговаривали. Так получилось, что он мне позвонил как раз в тот день, когда Семёна Леонидовича привезли к нам в больницу. Мы поговорили о делах насущных, а потом… Потом я ему рассказала о проблеме с высокопоставленным больным. Пётр Андреевич очень проникся обстоятельством болезни Ильинского — всё-таки земляк.
— Ну, тогда всё становится на свои места, — задумчиво произнёс я.
— Да в чём дело, что у вас становится? — теперь вспылила врач, не выдержав моих недомолвок.
— Дело в том, уважаемая Ирина Васильевна, что именно Нестеров и организовал моё похищение.
— Ах, вот оно что… А я-то думала, чего это он так подробно обо всём у меня выспрашивает… Попросил дать телефон Сагайдачного… Я тогда не поняла, для чего он ему понадобился. Так что, получается, и я приложила руку к вашему похищению?
— Ну, вы-то не знали ничего, — решил я не раздувать у Старовойтовой чувство вины. — Какой с вас может быть спрос…
Я перестал смотреть по сторонам, лишь краем глаза заметил, что мы проехали по большому мосту. Вскоре машина свернула на стоянку возле небольшого супермаркета.
— Схожу куплю продуктов, — сообщила мне медик, взглянув на себя в зеркало. Она взъерошила волосы, провела рукой по щекам. Неожиданно повернувшись ко мне, спросила:
— Как я выгляжу? Не слишком страшная, не распугаю обслуживающий персонал? —
вопрос был задан внезапно, и я ляпнул первое, что пришло на ум:
— Что вы, вы очень красивая женщина.
Старовойтова отреагировала своеобразно. Она посерьёзнела и сказала:
— Не надо мне льстить, я вас прошу обрисовать реальную картину, а вовсе не то, что вы там себе надумали.
— Ради Бога не обижайтесь, — постарался я уладить нежданный конфликт. — Вы действительно нормально выглядите, а по поводу лести… так я, вообще-то, всегда говорю правду.
— Так я вам и поверила…
— Дело ваше, — пожал я плечами. — Так вы идёте, или мне прямо здесь помирать с голоду?
— Иду, иду, — на лице врача вновь появилась улыбка.
Она открыла дверцу, протянула было руку к нише с зонтом, но, увидев, что дождик утих, махнула рукой и поспешила в супермаркет. Я проводил её взглядом до дверей и откинулся в кресле. Пока что всё складывалось довольно неплохо. Из больнички я сбежал, приобрёл надёжную помощницу. То, что Старовойтова меня не подставит, я был уверен на все сто процентов. Вспомнив её лицо, я почему-то ощутил прилив тепла к сердечной чакре, и уже хотел себя немного пожурить за слабину, как почувствовал лёгкое головокружение. “Блин, ну почему именно сейчас”, — была моя последняя мысль в этом мире.
* * *
Я лежал в каком-то овражке на холодной, мёрзлой земле и, видимо, уже долго, так как моё тело, одетое в старенький тулупчик да шаровары, сильно продрогло. Одной рукой я придерживал видавшую виды трёхлинейку, расположив её перед собой на естественной природной возвышенности. Вид оружия, уже давно снятый с вооружения, я определил так легко потому, что в молодости имел немалый интерес ко всему, что стреляет, колет и режет.
— Кажись, едут, — услышал я голос, прозвучавший почти над самым ухом, и от неожиданности вздрогнул.
Резко развернув голову влево, я увидел мужичка с небольшой бородкой. На вид ему было лет под пятьдесят. На голове шапка-ушанка, одет в старенький, поношенный полушубок. Возле него лежал автомат ППШ и пара трофейных гранат М-24.
— Чего дёргаешься? Уснул что ли? — укоризненно произнёс дядька Степан (его имя мне подсказала моя новая память, которая, как и в предыдущих случаях моего провала в иное время, объединялась с моей старой постепенно).
— Замёрз, — брякнул я более-менее правдоподобное оправдание.
— Ничего, потерпи чуток, вон они появились, — мужичок кивнул куда-то вдаль. — Минут через десять будут здесь.
Я взглянул в ту сторону, куда показывал Степан, и увидел вдали две повозки, в каждую из которых было запряжено по одной лошади. Кто ехал в этих повозках, понять было трудно. Во-первых, далеко, а во-вторых, обзор частично закрывала высокая степная трава. Мой мозг заработал с максимальной скоростью, насколько позволяла заторможенность, всегда присутствующая в первые минуты перемещения моего сознания в пространстве и времени, да к тому же в чужое тело. “Раз мы лежим здесь с оружием, то, скорее всего, это засада. Хорошо, а кого мы подстерегаем? — бросил ещё один короткий взгляд на соседа, прочёл что у него в голове. — Ага, ждём обоз с девушками из нашего села, которых немцы хотят увезти в Германию. Обоз охраняют полицаи из местных, а мы, стало быть, хотим вызволить молодух из неволи. Чёрт, почему так защемило в груди, а руки сжались в кулаки, когда я вспомнил про девушек? Да потому, что там везут и Фросю Зайцеву. Ефросинью. Мою Фросюшку…” Перед глазами тут же возник яркий образ симпатичной русоволосой девушки лет шестнадцати-семнадцати. Видимо, для того, в кого я переместился, эта девушка имела большое значение, да и мне она кого-то напоминала. Сейчас, конечно, не об этом нужно было думать, но мой новый ум почему-то решил, что я должен непременно вспомнить. Поддавшись его требованию, благо, повозки ещё были далеко, я напряг свою старую память и, о чудо! Я вспомнил. Конечно же, это была почти точная копия Старовойтовой, только в молодости. “Интересно девки пляшут”, — улыбнулся я, вспомнив фразу одного из главных героев в отечественном сериале про солдат.
— Чего лыбишься-то? — тут же отреагировал на мою улыбку Степан.
— Да так… вспомнил кое-что…
— Ну-ну, — как-то недовольно буркнул мой спутник, — Фроську, наверное?
Я не стал реагировать на реплику, а постарался всё же переключить свои мысли на тему более насущную, нежели на воспоминание о невесте.
Вернувшись к реалиям, происходящим в данный момент, пришёл к выводу, что сейчас идёт Великая Отечественная война. Поскольку мы с оружием в засаде, то получается, что принимаю активное участие в этой войне. Вот только на бойца красной армии я что-то не очень похож. “Значит, партизан, — сделал я логичный и вполне правдоподобный вывод. — Ну что ж, вспомним молодость, всё-таки в десантуре служил, кое-что ещё помню.
Телеги постепенно приближались. Аккуратно выглянув из своего укрытия, я заметил, что в первой телеге ехали трое полицаев с винтовками. Один из них сидел на козлах, управляя серой, худой кобылой, двое других развалились на сене, время от времени поглядывая в сторону второй телеги. Та немного приотстала, что было мне на руку. В ней также на козлах сидел полицай, укутавшись в тёплый тулуп, а за ним в телеге — пять молодых девушек.
— Митяй, — обратился ко мне Степан. Ясно, подумал я, меня зовут Митяем.
— А?
— Давай вот как сделаем. Я беру на себя телегу с полицаями, а ты освобождаешь девок.
— Хорошо, — не стал возражать я, хотя у меня в голове созрел несколько иной план. — Дядя Степан, — обратился я к напарнику.
— Ну?
— А гранату дашь одну?
— Это ещё зачем? Али не справимся без гранат?
— Ну дай, дядя Степан, — так как зеркала у меня с собой не было, то определить свой возраст мне оставалось только по внутренним ощущениям. Они мне подсказывали, что мне не больше двадцати лет, так что страдальческая рожица у меня получилась отменно.
— Ладно, держи, — расщедрился мой напарник и сунул мне одну гранату. — Только смотри, на крайний случай.
— Хорошо, дядя Степан, — шёпотом ответил я, так как телеги подъехали уже совсем близко, и нужно было соблюдать маскировку.
Мы затаились, прижавшись к земле. Устройство фашистской гранаты мне было известно, правда, настоящую Stielhandgranate* держать в руках никогда не приходилось. Я, воспользовавшись моментом, когда всё внимание моего напарника было направлено на дорогу, осторожно открутил металлический колпачок снизу рукоятки и высвободил из неё шнурок. Когда скрип колёс первой телеги поравнялся с нашим укрытием, я дёрнул за шнур и, резко вскочив на ноги, мастерски забросил гранату в середину телеги, аккурат между полицаями. Те, видимо, не ожидали, что на них могут напасть, поэтому ехали расслабленно, больше думая о холоде, чем о какой-либо опасности. И возница, и один из полицаев никак не среагировали на прилетевшую сбоку гранату, за что и поплатились жизнями. Однако второй полицай был и помоложе, и пошустрее остальных. В тот миг, когда рванула граната, вонзая в тела двух других его дружков сотни осколков, он, словно пловец, ныряющий в воду, ласточкой летел в противоположный от меня бок. Лошади тоже что-то досталось, и она, испугавшись, рванула вперёд, что было сил. Я бросил быстрый взгляд на открывшуюся мне картину. Тело “прыгуна” ничком распласталось на примятой, сухой траве. Головы его я не видел, а вот ноги до самых колен были посечены осколками, превратившись в сплошное кровавое месиво. От этого вида у меня у самого от стоп до колен пробежали мурашки. Это были те самые места, которые я не чувствовал в своей настоящей жизни. Всё это произошло в считанные секунды. Второй возница тоже был не готов к отражению внезапного нападения и, увидев, что произошло с его товарищами, просто впал в ступор. Я же долго не раздумывал. Резко развернувшись ко второй телеге и почти не целясь, всадил пулю в грудь окаменевшему от страха полицаю. Пуля отбросила его тело на сидевших сзади девушек. Увидев кровь на своём конвоире, они хором запищали и бросились в разные стороны с телеги.
Вскочивший вслед за мной Степан только пялил глаза на всё происходящее, на некоторое время потеряв дар речи.
— Митька… зараза! — только и смог вымолвить он, постепенно приходя в себя. — Да как же… Ты же их сам...
Я его не слушал. Молча подошёл к безногому, чтобы убедиться, что он мёртв. Однако тот, несмотря на большую потерю крови, ещё умудрялся как-то жить. В груди моего нового молодого тела клокотала лютая злоба и ненависть к этому подонку, а рука уже поднимала винтовку, чтобы его добить. И вновь, только с ещё большей силой закололо в моих ногах, и я даже испугался, что они сейчас откажут. “Чёрт с ним, — подумал я, опуская винтовку и делая шаг назад, — всё равно уже не жилец. Сам помрёт. Не стоит на эту мразь тратить драгоценные патроны”. В этот момент на меня, словно вихрь, сзади кто-то налетел. От неожиданности я чуть было не применил заученный когда-то до автоматизма бросок через плечо, но, к счастью, вовремя остановился. Моя ладонь ощутила маленькую, холодную ручку, и я, развернувшись, тут же прижал её к губам. Передо мной стояла моя Фросенька.
— Митенька, родненький мой, — шептала она посиневшими от холода губами, — Митенька, хороший мой… Сергей Иванович, да что с вами?
* * *
Я открыл глаза. Возле меня на водительском кресле с крайне озабоченным лицом сидела Старовойтова и теребила меня за плечо.
— Ну, слава Богу, — выдохнула она, когда увидела, что я пришёл в себя. — Я уж не знала что и делать. Сначала подумала, что вы заснули, а вы вообще не реагируете ни на мой голос, ни на мои…
Переход в мой старый, привычный мир был менее проблематичным, поэтому я, взглянув в её глаза, закончил фразу:
— Шлепки по щекам.
Щёки мои действительно горели, видимо, докторша неслабо так по ним настучала своими маленькими ладошками.
— А что мне оставалось делать? — начала оправдываться Ирина Васильевна, но я её прервал.
— Да не переживайте, всё нормально. У меня такое бывает… Вы лучше мне скажите вот что.
Старовойтова начала успокаиваться и поудобнее уселась на своём месте. На заднем сиденье лежали два больших пакета, наполненные всякой всячиной.
— У вас случайно нет родственницы Зайцевой Ефросиньи?
— Зайцевой? — переспросила врач, задумавшись. — Да вроде бы нет. Хотя… ну конечно же… Мою бабушку звали Фрося. Зайцева это её девичья фамилия, я ведь её в основном как Лыкову помню. Но при чём тут моя бабушка? — встрепенулась Старовойтова. — И как вы про неё?.. Ах, да, вы же экстрасенс…
— Ирина Васильевна, — не стал я развивать тему, — очень кушать хочется.
Женщина повернулась ко мне и улыбнулась.
— Хотите, возьмите в пакете пиццу, если так уж не терпится. Только она холодная. На даче можно будет разогреть в микроволновке. Я специально взяла, чтобы перекусить, пока приготовлю чего-нибудь более существенное.
Пока она договаривала, я уже сидел с набитым ртом и с удовольствием пережёвывал холодный хлеб с холодной начинкой. Будь я у себя дома, на этот фастфуд даже не посмотрел бы — предпочитал более здоровую пищу, но сейчас выбора не было. Еле слышно завёлся мотор, и машина вновь тронулась в путь.
*Stielhandgranate (нем.) – (букв. ручная граната с рукояткой) – немецкая осколочная противопехотная наступательная ручная граната с деревянной рукоятью.
