Она сидела внутри дольмена и плакала. Анеле прибежала к камням, так называли дети это каменное сооружение, потому что не знала, где ей укрыться. У неё впервые было это щемящее сжимающее все органы чувство, словно что-то угрожало её жизни. Но мамы рядом не было, и спросить, как это называется, было не у кого.
Они все бежали от этой огромной земляной волны песка и камней. Из-под земли словно что-то вздымалось, непонятное и огромное, и, от него исходила такая незнакомая сила, от которой хотелось убежать. Анеле привыкла, что всё в мире излучает радость и дружелюбие, а это нечто было совсем другим, и от него в теле возникало это неприятное, сковывающее все члены, ощущение. Они бежали, но убежать было практически невозможно. С неба падал огненный дождь, оставлявший на поверхности земли куски обугленной плоти и расплавленных камней.
Ямира, так звали её маму, долго держала Анеле за руку, но бежать так было медленно и неудобно. И женщина отпустила руку дочери.
— Беги к Храму и жди меня там. Я тебя найду, — крикнула она. И Анеле увидела, как мать исчезает в облаке дыма и пыли.
До Храма Анеле не добежала, далеко. А вот дольмен был ближе. Вокруг него царило странное затишье, словно все пространство дольмена было отгорожено от происходящего невидимой стеной. Сюда даже не проникали звуки взрывов.
Анеле по привычке села в дольмене, погружаясь в его спокойную пустоту. Ямира приводила её сюда не часто, только, когда Анеле вдруг начинала чувствовать, что ей как-то не по себе, когда вдруг все ей начинало казаться чужим. Мама сразу это чувствовала и вела девочку к дольмену. Она сажала дочку в каменную нишу и просила Родичей Светлых, Предков Верных принять ребенка под свое покровительство и очистить от всего чуждого. И происходило то, что Анеле очень любила. Над её головой возникал световой столб, который пронизывал её всю. Девочке казалось, что её тело словно распадалось на крохотные частички, и частички эти складывались в огромное количество прекрасных как цветы узоров. Она наслаждалась этим радужным танцем внутри себя. Словно вся она расцветала как волшебный цветок и наполнялась светом. Это нельзя было назвать сном, после этого Анеле чувствовала невероятный прилив сил и светлой радости.
Сейчас мамы не было рядом. И Анеле стала вспоминать слова, которые та говорила, призывая волшебный свет. Она произнесла, все, что помнила, и свет действительно появился, но такой слабый, что Анеле даже не смогла в него погрузиться. Девочка даже постаралась помочь ему разгореться, посылая из своего сердца лучики света, как её учила мама, когда они исцеляли животных в лесу. Сил у неё от этого действительно прибавилось, и она успокоилась. Свет же в дольмене, чуть-чуть померцал и исчез вовсе.
Анеле ощутила неведомое для неё ранее чувство одиночества. Пусть и невидимые глазу, но Светлые Родичи всегда были рядом, она всегда это чувствовала. Даже, когда мама уходила не на долго, Анеле всегда чувствовала себя в их свете. То, что происходило сейчас, было новым и неприятным. Девочка уже поняла, что дольмен перестал работать, и ей надо как-то справляться самой. Искать животворящий свет где-то ещё. Она закрыла глаза, чтобы легче было сосредоточиться в поисках света. Сначала все было темно внутри неё. Она позвала Родных, как делала это мама, ещё и ещё. И вдруг она увидела слабый огонек в груди. Свет был почти призрачный. Анеле затаила дыхание и продолжала мысленно растить свет этой искорки. Он послушался, начал расти, и вот уже все тело девочки сияло изнутри светом. Он согревал и наполнял силой и спокойной уверенностью. Анеле не знала, сколько она была в этом состоянии, но когда открыла глаза, ей уже не было так одиноко и щемящее, сковывающее её чувство внутри исчезло. Она по—тихоньку вышла из дольмена и огляделась.
Вокруг никого не было. Тут и там были следы пожара, лежали тела убитых, но огненный дождь прекратился. Земля перестала вздыматься непонятным звероподобным движением изнутри. Лес, который окружал камни, изменился до неузнаваемости. Как теперь найти Храм, и уцелел ли он, Анеле не знала. Но это была надежда, что мама её найдет. И девочка положилась на своё внутреннее чутье и пошла. Дышать было трудно, воздух утратил свою прозрачность и свежесть и напоминал пыльный кисель, который оседал на стенках горла. Видимость тоже была сильно ограничена дымовой завесой. Анеле то и дело спотыкалась о поваленные деревья и обожжённые тела людей и каких-то непонятных существ. Она старалась не думать. Но тошнотворный сладковатый запах горелого мяса был повсюду. Девочка постаралась сделать свет из сердечка сильнее и окутала себя им как коконом. В этом коконе она и передвигалась, так было легче. Она словно смотрела на происходящее со стороны. Все это напоминало картинки иных миров, которые Белые Старцы показывали детям в Храмовой школе. Там старцы рассказывали, что есть миры, где населяющие их существа воюют друг с другом. Что когда-то и они жили в таких мирах, что там мало Света. А в их мире все друг друга любят, и свет одного человека легко перетекает в другого, и если кому-то вдруг нужно было больше света, все родные устремлялись на помощь.
— Как же так случилось, — спрашивала себя Анеле, — что в наш светлый мир проникли эти странные воинственные миры? Почему перестали работать дольмены? И где все? Не могут же все быть убиты или оставить землю, уйдя через храмовые врата.
Она продолжала идти, куда глаза глядят. И вдруг почти ударилась об огромный валун. В дыму девочка не сразу разглядела огромные камни.
— Неужели Храм всё-таки уцелел? — подумала Анеле с надеждой.
Обычно, подходя к Храму, она видела над огромными каменными стенами светящиеся лучи, образующие световой купол. Таких храмов вокруг было великое множество, но они с мамой ходили в их родовое святилище. Ямира рассказывала, что у разных Родов были разные храмы, где люди постигали мудрость именно своего Рода. Мама упоминала и огромный Храм Всех Родов. Но Анеле его никогда не видела.
А сейчас в пелене пепла и дыма она пошла вдоль валуна, то и дело касаясь камня рукою, чтобы не упасть. За одним камнем начинался другой. Вот Анеле разглядела в дыму знакомые храмовые символы на камнях. Она с благодарностью поняла, что внутреннее чувство, которое мама называла Светом Предков или интуицией, помогло ей найти дорогу даже в таком дыму. Анеле вошла. Храм был сильно разрушен. И хотя купол ещё чуть-чуть мерцал, девочка поняла, что как и домен, он уже не работал.
— Мама, — позвала Анеле, — это я, Анеле, я пришла. Ты обещала ждать меня в Храме. Ты здесь?
Голос её гулко прозвучал в камнях и отразился эхом: здесь, здесь, есь…
В ответ она услышала шуршание и к ней выбежали храмовые животные: детёныш леопарда Храт и волчонок Вел. Дети всегда играли с ними, когда приходили к Белым Старцам в Храм учиться. Животные хорошо знали Анеле и обрадованно тёрлись об её ноги.
— Мне нечем вас угостить, — грустно сказала она. После ее слов Вел исчез из виду и вскоре вернулся с куском чего-то в зубах. Он положил свою добычу рядом с Анеле и ткнулся в её ногу головой. Девочка наклонилась и подняла с земли сладкий корень, который Вел помогал обычно детям искать в лесу. Мама готовила из него вкусный суп. Девочка откусила от закопченного корня. Вкус был необычный. Она привыкла есть его сырым, а этот корень был запечённым в огне. Однако она была голодна, и ей даже показалось это вкусным. Анеле потрепала Вела по мохнатой голове. С животными было не так грустно.
— Раз выжили звери, значит, могли выжить и люди, — с новой надеждой подумала она.
Хотя за пеленой дыма солнца не было видно, Анеле почувствовала, что стало еще темнее.
— Скоро настанет ночь, будет ничего не видно. — поняла Анеле. — Лучше остаться здесь, в Храме. Мама всегда говорит, что утро вечера мудренее.
И она улеглась на сухие листья, привалившись одним боком к камню, а другим, ощущая мягкое тепло животных, устроившихся рядом с ней.
Во сне она снова вместе со всеми бежала. Она увидела маму. Ямира потеряла её из виду, но продолжала бежать со всеми. Люди бежали к Храму, который светился необычным фиолетовым сиянием, означавшим, что все Врата Перехода открыты. Забегавшие в Храм словно растворялись в этом свете. Ямира остановилась и ждала. Она ждала Анеле. Но девочка не появлялась. Мать взволнованно наблюдала, как стало меркнуть свечение храмового перехода. Она чувствовала, что камни начали сотрясаться. Женщина понимала, что ещё чуть-чуть, и эта возможность спасения тоже исчезнет. И всё же она медлила. Она не могла бросить свою малышку в этом взрывающемся мире.
— Что ты медлишь? — услышала она голос, мимо пробегала её дальняя родственница, подруга её детских игр. Она на ходу крепко схватила Ямиру за руку и увлекла в фиолетовый свет.
— Анеле, — в ужасе закричала Ямира. — Я не могу её бросить.
— И её не спасешь, и сама погибнешь, — скороговоркой ответила подруга и растворилась в фиолетовом свечении. За ней свет поглотил и Ямиру, лицо которой было залито слезами.
В этот момент Анеле проснулась от сознания, что мама уже никогда не придет за ней. Но у нее уже не было сил плакать. Словно огненный дождь выжег не только землю, но и все внутри девочки. Все внутри было пусто, так пусто…и она снова погрузилась в сон.
Они четвертый день бегали по горному лесу в поисках дольменов. Мариа Кончелли приехала из Италии, из своей маленькой Пьяченцы в далёкую Россию, потому что ей каждую ночь снился один и тот же сон. Её маленькая дочь Анеле сидит одна, всеми покинутая на выжженной земле разрушенного Храма и ждет её, свою маму. Там во сне имя её Ямира. И она в ужасе от того, что бросила своего ребенка. Каждую ночь Мариа просыпалась в холодном поту от этого ужаса. Она так устала от этих кошмаров по ночам. Огненный дождь над землей. Они бегут. И она невольно бросает свою маленькую дочь, которую обещала дождаться в Храме.
Сейчас, когда Карло сделал ей предложение, так больше продолжаться не может. Слава Богу, её русская подруга в Риме, Маруся, взялась помочь и позвонила этой удивительной женщине, с которой они теперь бегают по горному лесу.
Когда Мариа приземлилась в Краснодаре, она ожидала увидеть уже не очень молодую женщину с наружностью, соответствующей её представлению о ясновидящих: погруженный в себя малоподвижный взгляд и внушительные формы. Так выглядела гадалка, к которой так любила ходить её мать, и которую порицал их священник. Её же встретила очень живая, ясноглазая женщина с фигурой девочки и лицом неопределенного возраста. Когда же она сказала, что её тоже зовут Мария, Мариа поняла, что имя просто преследует её.
— Вовсе нет, — сказала на это Маша, — как они договорились, Мариа будет её называть, чтобы не путаться. — Мария — это анаграмма имени Ямира, про которую ты видишь свой постоянный сон. Это ты и есть, только в другом воплощении.
Они уже проговорили многое по телефону, и Мариа со своим католическим воспитанием потихоньку начинала привыкать к Машиному другому взгляду на жизнь.
И вот сейчас они стояли у того, что Маша назвала Храмом. Четыре дня поисков с тоненькой изрядно потрепанной книжецей в машиных руках, четыре дня кружений по горному лесу. Мариа никогда бы не подумала, что эти огромные камни могли быть остатками того гигантского сооружения, которое она видела во сне, и которое поглотило Ямиру, втянутую за руку в спасительный фиолетовый свет перехода.
Мариа трогала камни руками, стараясь что-то почувствовать, но ничего кроме ощущения удивительного умиротворения не приходило. Уже начинало смеркаться, но Маша хотела в этом живописном месте записать пост для своего блога и достала «палку» для селфи. Чтобы не влезать в кадр Мариа зашла за огромный камень и застыла, прикрыв глаза. И тут она её увидела: Анеле, её маленькая дочка, спала привалившись к камню, в окружении большущего пятнистого, как леопард, кота и собаки, похожей на волка.
У Мариа заныло сердце. И она начала молиться. Сейчас она была Ямирой, и молила дочь о прощении. Она рассказывала ей, что смерти нет, есть просто переход в Свет, поэтому она может быть абсолютно спокойной. Она рассказывала ей, что где бы ни была, они всегда вместе, что она всегда помнит о своей любимой малышке и оберегает её. Она просила Бога всем своим сердцем соединить её с её маленькой дочкой. Ямира рассказывала Богу о своей любви к дочери, о том, как многому она ещё может её научить. Говорила о том, что прощает свою подругу, которая не ведала, что творила. Говорила, что прощает себя. Ведь, благодаря произошедшему, она прочувствовала, как много в жизни женщины единения с дочерью, как материнство повышает ответственность за каждое слово, каждое действие. Ямира рассказывала Богу о том, как талантлива Анеле, как много она уже успела подарить любви миру, и как укрепляется женская линия Рода с её присутствием. Рассказывала Богу сказки, которые она сочинила для своей дочки, и которые Анеле ещё не слышала. Мать пела Богу колыбельные, неспетые для дочери. Она даже описывала Ему фасоны платьев, которые придумала для девочки. Всё, всё, что накопилось в глубинах её нерастраченного материнства, она поверяла Богу. Ямира молилась долго, так долго, что ей казалось, она провалилась в небытие. Женщина молилась и неотрывно смотрела на мирно спящего ребенка. И слова её молитвы кружили над головой девочки. Это кружение стало искриться, мерцать радужным блеском. Свет становился всё сильнее и сильнее, приобретая сначала оранжевый, потом зеленоватый цвет и так, переходя по всей радуге, дошел до фиолетового. Это фиолетовое свечение уже стало таким сильным, что Ямире-Мариа было нестерпимо смотреть на него. Свет принял ребёнка в свои объятия, и девочка исчезла.
Когда Мариа пришла в себя, вокруг было очень красиво. Лучи восходящего солнца пронизывали своими розовыми лучами лес и искрились в тысячах росинок на листьях и траве. Маша дремала рядом, обняв Мариа за плечи. Итальянка тихонько поцеловала её в макушку, и Маша открыла глаза. Они светились радостью.
Женщины обнялись ещё крепче. Проведенная в лесу ночь объединила их. Обе знали, что где-то там, в одном из прекрасных светлых миров мать и дочь теперь вместе.
Маша провожала свою новую итальянскую тёзку. На душе её было светло и радостно. Сон, где она увлекает за собой в переход плачущую от ужаса, что она бросила своего ребёнка, мать, больше не повторится.
