Марина ехала в электричке на дачу. Напротив сидела подруга. Они решили побыть вдвоем, давно не виделись, хотелось поболтать по-душам, как прежде. В электричке обе ездили крайне редко и уже начали забывать обязательные атрибуты таких путешествий: люди с зычными голосами, предлагающие разные товары, женщины с огромными полосатыми сумками, солдаты с вещмешками.
Но вдруг подруга как-то вся вжалась в сидение и одновременно ощетинилась. Вся её фигура вопила: «Не подходи!». Марина вздрогнула и повернула голову туда, куда смотрела подруга: по проходу шли несколько цыганок с детьми на руках и держащихся за цветастые юбки. Она инстинктивно прижала к себе рюкзачок и заметила похожие движения у окружающих её пассажиров.
- Принесла нелегкая, — услышала Марина женский шёпот за спиной и увидела прямо перед собой чумазую детскую физиономию. Перед ней стояла с протянутой рукой девочка лет шести, сопливая и неряшливо одетая и тыкала пальцами ей чуть ли не в лицо.
- Иди к маме. Я не подаю, — стесняясь, промямлила Марина. Ребёнок вытер пятерней сопливый нос и схватился за джинсы подруги. Та шарахнулась, резко дернула ногой. Девочка, поняв, что здесь ждать нечего, побежала догонять уже прошедших взрослых.
- Что с тобой, — поинтересовалась я у подруги, которая судорожно отчищалась от соплей ребенка, как от прокаженной.
- Не люблю их, боюсь и не верю. Читала и слышала, что это совсем не так, но мне всегда кажется, что они без совести, или она у них совсем иная. Могут обобрать, обругать, сказать гадость или напугать.
Марина понимающе поглядела на подругу. Она вспомнила огромный цыганский табор под Парижем, увиденный ею из окна двухэтажного поезда. Люди целыми семьями жили в гигантских бетонных трубах, лежащих на земле.
Длинный караван современных цыганских кибиток-домиков, прицепленных к автомобилям, впереди которого на лошадях гарцевали бароны. Она видела это живописное зрелище в Испании в степях Андалусии. Ежегодное паломничество по святым местам. Резня цыган и незабываемое фламенко в пещерном городе в Альбайсине в Гранаде. Там, в Европе они выглядели также экзотично, были также своеобычны и агрессивно-независимы. На них хотелось смотреть, но держаться подальше. Им не было веры. От них исходила опасность вторжения в твою жизнь без спроса, без разрешения.
Марина продолжала наблюдать за раздраженной подругой. У той на лице застыла гримаса брезгливости. И она почувствовала, что и внутри неё осталось это неприятное чувство соприкосновения с чем-то нечистым. Ей стало стыдно:
- Люди же. Как они могут быть хуже или лучше, чище или грязнее? Просто люди. Другие. Не такие, как я. Это их право.
- А знаешь, — окликнула Марина подругу, — давно, ещё в молодости, когда дети в сад ходили, был у меня интересный случай. Помнишь, как мы тогда жили: от зарплаты до зарплаты, ничего не было, все приходилось «доставать». Я повадилась ездить в Химки на рынок. Там можно было дешево купить вещички для детей и продукты. Вот я и ездила туда дважды в месяц после зарплаты. Иду я так от автобуса к рынку, разглядываю товары стоящих у дороги торговок, вдруг словно шелест пошел по ряду: женщин будто сдуло. Навстречу мне шли цыганки, человек десять разных возрастов с детьми и большими сумками. Они торговали тушью, ещё чем-то, звенели своими браслетами, предлагали погадать. Одна молодая, может мне тогда ровесница, симпатичная, увязалась за мной, сейчас не вспомню, что предлагала.
Помню, просила все мои деньги ей дать на время и поверить ей, она их сразу же отдаст. Я понимала, видела, что обманывает, но говорила себе:
- Человеку надо верить, — и буквально заставила себя отдать ей деньги. Она взяла, положила их в кошелек и стала уходить.
Я схватила её за руку, заплакала:
- Это же вся моя зарплата. У меня двое маленьких детей. У тебя же тоже дети? Как ты можешь? Я же тебе поверила!
Я поймала её глаза и старалась отыскать в них то, во что я верила. Слезы катились из глаз. Это плакала моя обманутая вера. И вот так, сквозь слёзы, я продолжала смотреть ей в глаза не в силах поверить, что человек может вот так обмануть чьё-то доверие.
И я увидела свои слёзы в её глазах. Она протянула мне деньги и, оглядываясь по сторонам, прошептала:
- Уходи, быстрее.
Схватив свою зарплату, я побежала прочь, боясь обернуться назад. Уже когда была далеко, остановилась перевести дыхание и пересчитать деньги. Цыганка вернула всё до копеечки.
С тех пор я держусь от них подальше. Однако история эта живет в моей памяти, как воспоминание о моей детской вере в людей. Живет эта вера во мне и поныне, отчасти и благодаря цыганке, у которой оказалась совесть.
