Лисёнок сидел на краю поляны и смотрел в небо. Поляна была большая и неба над ней было много. Много бледно-голубого жаркого неба, белого солнца, а над самым краем поляны, там, где стояли истекающие горячей смолой ёлки, росла всё выше в горячее небо розовая туча.
Она молча росла, ворочалась, вываливая в стороны и вверх пухлые комья бело-розоватого теста, и от этого Лисёнку становилось тревожно. Поэтому, Лисёнок помахал хвостом и побежал обратно в лес. Под лапами потрескивали горячие сухие еловые иглы, да похрустывали свернувшиеся в трубочку листья, опавшие от жары с деревьев.
Лисёнок обогнул старую, всему лесу известную ель, и сказал:"Ой!".
Между корнями ели кто-то сидел. Сидел, запускал лапу в муравьиную тропу, с любопытством смотрел чёрным глазом на облепивших лапу муравьёв, и слизывал их розовым языком.
— Привет, — сказал розовый кто-то, и лисёнок вдруг понял, что этот – поедающий муравьев, такого же цвета, что туча, что всё росла, пухла над лесом, раскидывая во все стороны предгрозовой розовый зефир.
— П-привет, — сказал Лисёнок и сел на задние лапы, — А ты кто?
Хотя, и так видно, кто — мишка это. Самый настоящий. Только цвета большой бело-розовой тучи. И шёрстка какая-то странная. Клубится, как небесный зефир. И глаза словно чёрные провалы-окна в этой большущей бело-розовой горе, которая, тут Лисёнок взглянул на верхушку ели, всё росла и росла, и теперь была уже не столько белой, сколько глубоко-розовой, будто по ней размазали много-много спелой земляники.
Мишка всё молчал и слизывал муравьев. Наконец, вздохнул.
-— Вкусные. Кисленькие.
— Ты откуда такой взялся?
— Я от мамы убежал, — очень тихо и важно сказал мишка и одним своим непроглядно-чёрным глазом посмотрел на тучу.
— Потому и под деревом сидишь? – с пониманием спросил Лисёнок.
Мишка кивнул и по его шубке пробежал розовый сполох.
— А мама, что сказала?
— Мама ругаться будет, наверное, — мишка вдруг вскочил на задние лапы, — но она сама! Она не разрешает! Она даже полетать не дает самому! Говорит, ветром унесёт! А я смотри, как могу!
Мишка неуклюже заковылял вокруг ёлки, потом подпрыгнул и полетел между её огромными развесистыми лапами, задевая за острые иголки. Клочки розовой шубки оставались на иголках, но, похоже, медвежонка это ничуть не беспокоило.
— Видел?! Я большой совсем!
Лисёнок почесал нос.
— Но с мамой то ругаться не хочешь? Правда? А она, смотри, как волнуется? Как думаешь, что будет, если она совсем рассердится?
Мишка даже глаз ухом прикрыл,
— Ой, нехорошо будет. Знаешь, как сначала рычать начнет, а потом…. Каааак польёт!
Лисёнку совсем не хотелось «как польёт», еще не хватало, чтобы их домик затопило. Но и мишке так хотелось побыть в лесу самому. Совсем как взрослому.
— Слушай, а можешь попросить маму, чтобы она тебя со мной отпустила? Я тебе дом свой покажу. Чаю попьём? – осторожно спросил Лисёнок. Кто его знает, как там у них, грозовых туч принято.
Мишку как ветром сдуло.
В небе что-то долго ворчало, туча наливалась уже не розовым – бело-малиновым. По краям цвет переходил в свечение и от этого шерсть лисёнка вставала дыбом.
— Сказала только чтоб недолго и как позовёт, чтоб сразу к ней, — розовый облачный мишка уже приплясывал в воздухе перед Лисёнком.
И они гуляли по притихшему лесу, смотрели, как дрожит воздух от жары над лесными полянами, как купаются в обмелевшей лесной речке русалки и плывут по течению их зелёные волосы, а потом из-под воды появляется насмешливое девичье личико и русалка, дразнясь, показывает язык.
Мишка подлетел над берегом, повис перед обомлевшей русалкой и сам показал ей язык. Тоже бело-розовый. Да ещё и маленькая синяя молния над языком плясала. И домой они к Лисёнку зашли. И пили чай со смородиновым листом. И Лисёнок угощал мишку вареньем. Оказалось, мишка никогда его не ел.
Они говорили о том, как это – летать высоко между туч, и играть с облаками. Как ругается мама-туча и как весело, когда пролетаешь через молнии. И как здорово разговаривать ночью с дядей Филином, что живёт высоко на Мировой Ели, а осенью так шуршат листья, когда зарываешься в них носом и тебя не видно потому, что листья жёлтые и ты сам жёлтый….
Над лесом грозно и ласково загремело. Медвежонок вздохнул.
— Мама зовёт.
— Я понимаю.
И розовый, с чёрными глазами медвежонок ушёл. Гром снова заворочался в вышине. Застучали по листьям первые крупные капли. Лисёнок сел у окна и стал смотреть на дождь.
