Не такой. Книга первая
Не такой 2. Гл.10 / Не такой 2. Гл.11
— Надоело мне здесь всё до чёртиков, — признался Крак, когда он в очередной раз “случайно” встретился в туалете с Лидочкой.
Девчонка, как только узнала, что её “дружок” Витюша ушёл со своим наставником в город, не могла найти себе места. Благо, что был конец мая, и школьные уроки уже закончились, а то бы она вообще ничего не запомнила из того, что ей говорила Илона Викторовна. Сначала Лидочку злило то, что мальчишке разрешили выйти в город, тогда как она такая замечательная и послушная безвылазно сидит в этой тюрьме под названием интернат. Затем её мысли переключились на другое. Обладая поистине звериным чутьём на всякого рода происшествия, девчонка и сейчас чувствовала, что с пацаном сегодня обязательно что-то должно произойти. А такого шанса упускать было никак нельзя. Чтобы пополнить свою копилку очередной порцией гавваха, нужно было не упускать ни единого шанса. Лидочка начала демонстративно умышленно пить много компота, который в больших количествах варила их повариха, и который всегда стоял в её комнате в стеклянном графине. Ей нужен был повод как можно чаще уединяться в туалете, чтобы время от времени настраиваться на Витькину волну и не пропустить важное событие. Вот и сейчас, сидя в своей кабинке у окна, она услышала, как в туалет кто-то вошёл. По шагам Лидочка тут же определила, что это её земляк.
— Задолбали все эти преподы с ихними науками, — тем временем продолжал начатый разговор Крак. — Одно утешение, что каникулы… Да и то… — он не договорил, а вместо слов в гулком помещении послышался звук плевка.
— Можно подумать мне легче, — возразила девчонка. — Я в четыре раза старше этой шалавы Илоны, а приходится делать вид, будто мне её наука очень нравится…
— Но ты же время зря не теряешь, — зло хмыкнул Крак.
— Что ты имеешь в виду?
— Да этого лысого.
— Галсанова, что ли?
— Ну, а кого же ещё.
— Вспомнил тоже… когда это было-то.
— Когда-никогда… Только если бы не твоя помощь, то он бы, может, и выкарабкался. После того, как я с него содрал “шкурку”, он ещё мог при помощи каких-то там целителей и знахарей остаться живым…
— Тебе-то что с этого? — зло огрызнулась девчонка.
— Да, в общем-то мне побоку, — спокойно ответил Крак. — Я всё равно хочу в ближайшее время отсюда сваливать.
— Как сваливать? — изменившимся голосом пропищала Лидочка. — А как же я?
— А что ты?.. Что же мне теперь прикажешь, ждать, когда ты подрастёшь, и терпеть весь тот бред, который мне здесь каждый день внушают? Мне этот интернат уже во где сидит, — девчонка ясно представила, как её собеседник в этот момент провёл рукой по горлу.
— И когда… — от обиды у Лидочки подкатил к горлу ком, и она не смогла закончить фразу, но Крак её прекрасно понял.
— Ещё не решил когда. Может и сегодня.
— А как же охрана? Как ты собираешься выходить за территорию?
— Ну, это уже моя забота, — сказал мальчишка, выходя из своей кабинки.
Девчонка тут же выскочила из своей, но увидела лишь захлопнувшуюся входную дверь туалета. Вернувшись в свою комнату, она со злости скомкала все поделки, которые до этого вылепила из пластилина, чем сильно удивила свою воспитательницу. Затем выпила ещё стакан компота и только потом уселась на свой стульчик возле столика, подперев подбородок двумя кулачками.
— Что-то случилось? — участливо поинтересовалась Илона Викторовна. — Ты сегодня прямо сама не своя. Компот весь выпила... Лидочка?..
— Неть, всё холосо, — ответила девочка, глядя в одну точку.
— Но я же вижу, — настаивала воспитательница. — Тебя кто-то обидел? Кто-то из мальчиков?
— Неть, всё холосо, — упрямо повторила Лидочка и, с большим трудом взяв себя в руки, принялась за рисование.
* * *
— Витенька! — сквозь шум воды из фонтана и крики малышей прорвался знакомый мне взволнованный голос.
Повернув голову в том направлении, откуда услышал своё имя, я сначала увидел в тени аллеи две человеческие фигуры, которые вскоре вышли на свет и оказались моими родителями. Мать тут же бросилась ко мне. Её маленькая дамская сумочка болталась в руке во все стороны, а юбка белого в зелёный горошек платья развевалась, словно парус, на ветру. Еле поспевая за супругой, изо всех сил пытаясь сохранять внешнее спокойствие и респектабельный вид, торопился отец. Я поднял голову на своего наставника. На моём лице, видимо, отразилось столько эмоций, что тот не удержался от улыбки. Отпустив мою руку, Серёгин еле заметно кивнул, после чего слегка прикоснулся ладонью к моей спине, давая понять, что я сейчас свободен.
— Витюша! Сыночек! — мамочка, наконец, подбежала ко мне и, присев на корточки, тут же принялась меня обнимать и целовать. Она то прижимала меня к себе, то начинала ощупывать моё тело руками, словно не доверяла своим глазам, и таким образом желая убедиться, что у меня всё в порядке.
— Деточка моя, как же я по тебе соскучилась, если бы ты только знал, — шептала она, покрывая моё лицо и руки поцелуями.
Я, несмотря на невероятное возбуждение, всё же был немного удивлён. Мать, всегда такая стыдливая и скромная, никогда не показывающая на людях своих чувств, сейчас даже не старалась себя сдерживать. Эмоции переполняли её истосковавшееся сердце, а в глазах начала интенсивно накапливаться влага, готовая в любой момент выплеснуться наружу.
Я даже не думал, что встреча с родителями, а мы не виделись всего-то около полугода, произведёт и на меня такое сильное впечатление. Не знаю даже, что так на меня подействовало: то ли эмоциональные слова матери, то ли мой детский организм так отреагировал на происходящее, но я стоял, словно истукан, зажатый в объятиях родительницы, а из моих глаз непроизвольно катились крупные слёзы. Некоторые капали на землю, но большинство из них мать растирала либо щеками при прикосновении, либо губами при поцелуе. Отец стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании, когда супруга исчерпает все свои эпитеты и эмоции, и его, наконец, тоже допустят к моей персоне.
— Мамоцька, всё халасо, — шмыгая носом, постарался я успокоить свою родительницу.
— Хорошо, Витюша, хорошо, — соглашалась мать, но я чувствовал, что у неё всё далеко не хорошо. — Коля, — она, наконец, вспомнила про мужа, — да обними же сыночка, что ты стоишь, как истукан?
— Так это… — произнёс отец, примеряясь, с какой стороны ко мне подойти и, вообще, как выполнить пожелание супруги, если та так и не выпустила меня из своих объятий.
Сквозь слёзы я заметил, как Иннокентий деликатно отошёл в сторонку, чтобы не стеснять родителей и не мешать им общаться с сыном. После ещё одного крепкого объятия, мать всё же выпустила меня из рук.
— Ну, здорова, сынок! — присев, батя протянул мне свою мозолистую ладонь. Его красные глаза тоже слезились, но в этот раз, я подозреваю, что совсем не от сварки.
Я вложил в руку отца мокрую ладошку, которой только что вытер слёзы, и он аккуратно её пожал, после чего подхватил меня под мышки и, вставая, поднял на уровень своего роста.
— Повзрослел! — констатировал он, пристально разглядывая мою физиономию и держа, словно игрушку, на вытянутых руках.
— Да осторожнее ты, анчихрист, — беззлобно прикрикнула на отца мамочка, вставая с корточек и вытирая глаза платочком. Я же улыбнулся во весь рот. Почему-то словечко анчихрист, которое мне раньше очень не нравилось, и которым баба Мотя называла исключительно меня, сейчас доставило необычайное умиление. Можно было подумать, что я невзначай встретил своего старого доброго друга.
Я не стал вырываться из отцовских рук, как это иногда делал, когда жил с семьёй. Что родитель меня невзначай упустит, я не боялся. Руки у него были крепкие, но, в случае чего, я всегда мог применить свои способности левитации и замедлить падение у самой земли. Так что пусть себе потешится, когда ещё выпадет следующий раз…
— А как бабуска Мотя позывает? — поинтересовался я у папаши и чуть было не рассмеялся.
Его лицо скривилось так, словно я ему в рот сунул половину очищенного лимона. Однако нужно отдать должное моему родителю, так как он быстро овладел собой и улыбнувшись сказал:
— Да что с ней случится-то с твоей бабуськой Мотей? Жива, здорова…
Я кивнул, давая понять, что ответ меня устроил, а потом перевёл взгляд на Иннокентия. Я прекрасно понимал, что организовать встречу с родителями, была его личная заслуга. Он, стоя у фонтана, перехватил мой взгляд и, улыбнувшись одними губами, подмигнул. Наконец, батя вернул меня на землю, а мать, уже приведя своё лицо в порядок, засуетилась.
— Ой, ну что ж это мы стоим, нам же Иннокентий Витальевич разрешил погулять по парку.
— Витюша, — обратилась она ко мне, куда ты хочешь пойти? — я пожал плечами. — Хочешь, на карусели покатаемся? — начала предлагать варианты досуга мамочка.
— Пошли для начала ему мороженое купим, — деловито заявил отец.
— И то правда. Витенька, ты какое мороженое хочешь? Своё любимое, фруктовое? — затараторила родительница и, не дожидаясь ответа:
— Петренко, купи ребёнку мороженое, а я узнаю у Иннокентия Витальевича, куда нам можно пойти с Витей погулять.
Подойдя к Серёгину, мать задала ему интересующие её вопросы и, получив разрешение на получасовое общение в любой части парка, потащила к очереди за мороженым, где уже стоял отец. Приобретя три порции любимого лакомства детворы, отец помог мне освободить мороженое от упаковки, после чего мы втроём направились не на карусель, как предлагалось изначально, а в сторону колеса обозрения. Пока мы стояли в очереди, пока совершили пару оборотов на колесе, осматривая парк и город с высоты птичьего полёта, мать без устали задавала и задавала мне вопросы. Её интересовало буквально всё: начиная от чашки, с которой я пью и кровати, на которой сплю, до — нормально ли я хожу в туалет. Я, изображая четырёхлетнего малыша, который ещё не всё достаточно хорошо понимает, насколько мог проще пытался ей рассказать о своей благополучной жизни в интернате. О всевозможных трудностях и переживаниях я, естественно, говорить не стал, потому что мамочка и так на каждый мой ответ грустно вздыхала и бросала на меня взгляд полный любви и недоверия к моим словам.
Сойдя с колеса, мы ещё немного постояли возле электрических машинок, гоняющих по небольшой площадке под крышей. Их было всего три штуки, а желающих на них покататься тьма тьмущая. Очередь сюда была в разы длиннее, чем на колесо обозрения. Сидя у отца на руках, чтобы было лучше видно, я просто умилялся, наблюдая, как взрослые дядечки, причём некоторые с большим пузом, втиснувшись в маленькую машинку, с довольными лицами и азартными возгласами то и дело нарушали правила. Работник парка, который заведовал этим аттракционом, делал замечания и кричал, чтобы все ездили строго по кругу. Но куда там… Эти дяди вели себя, словно малые дети. Они в каком-то детском азарте бешено вращали руль то в одну, то в другую сторону, выскакивая то на середину площадки, то врезаясь в ограждение. Но, как я понял, их главной задачей и устремлением было не дружески пропустить вперёд двух других водителей, избежав столкновения, а наоборот — исподтишка заехать бортом своей машины в бок или в зад своему соседу. Вскоре от воздуха, насыщенного озоном, у меня с непривычки начала кружиться голова, и я попросил отца, который прикипел к парапету, точно маленький ребёнок, отойти в сторону. И нужно сказать, что сделал это вовремя, так как тот, взглянув на часы, удивился и, опустив меня на землю, вместе с мамочкой увлёк меня в сторону фонтана.
— Подзадержались мы, — то ли мне, то ли супруге на ходу бросил батя.
Мы ещё только приближались к площади, на которой оставили нашего доброго волшебника Иннокентия, как я почувствовал что-то неладное. Это было подсознательное чувство тревоги, которое, исходя из моего опыта, ничего хорошего не сулило. Из-за маленького роста я не мог видеть, что творится впереди, а следовательно, и разобраться в причине возникшего вдруг чувства опасности.
— Папа, на руцьки, — попросился я, дёргая родителя за руку.
— Можно и на ручки, — чувствуя, что опаздываем к назначенному времени, охотно согласился тот и вновь резво поднял меня вверх.
Мать, не отставая от нас, с умилением поглядывала в нашу сторону, а я, не теряя времени, уже шарил глазами по площади, выискивая среди людей своего друга. Наконец, я заметил его фигуру в белой рубашке с коротким рукавом и тёмных брюках, одиноко стоявшую в тени большого дерева. Однако ничего подозрительного я пока что не обнаружил. Было видно, что Иннокентий немного волнуется, бросая взгляд на часы, но пять минут назад меня явно зацепило не это его волнение. Что же тогда? Я продолжил водить глазами по площади, как вдруг мой взгляд выделил из толпы отдыхающих черноволосого крепенького мужчину невысокого роста, одетого в чёрные брюки и такого же цвета рубашку. Когда он на миг обернулся, то по его лицу я понял, что это представитель какой-то восточной страны, скорее всего, Китая. Изучая энциклопедию, я довольно неплохо научился разбираться в монголоидной расе и легко мог отличить китайца от японца, а также тибетца от монгола. Я почувствовал, исходящую от незнакомца, агрессию, а моё сердце вновь ускорило свой ритм. Теперь я смотрел во все глаза, стараясь не выпускать китайца из виду.
Увидев Серёгина, отец успокоился и замедлил шаг, наверное, чтобы ещё хоть на немного продлить время нашего совместного пребывания, а вот китаец наоборот, явно с недобрым намерением, начал активно продвигаться в сторону воспитателя. Сидя на руках своего родителя, я видел, что иностранец, благодаря своему маленькому росту, умело маскируется за более высокими гражданами СССР, и Иннокентий его не замечает. Терять время было нельзя, поэтому я, в который раз наплевав на карму и прочие законы и установки, прочно засевшие в голове ещё из прошлой моей жизни, быстро “нырнул” в его голову. Но здесь меня ожидала очередная “засада”, как сказал бы мой любимый папаша, так как мыслил-то этот китайский товарищ тоже на китайском языке. За те несколько месяцев, прошедшие со дня появления в интернате Серёгина, я под его руководством весьма сносно выучил английский язык. Так как русский я ещё с прошлой жизни знал превосходно, то мой наставник настоял на углублённом изучении иностранных языков. Но вот до китайского у нас очередь пока не дошла, и все мои познания в этом языке, опять же благодаря Кеше, заключались в одном единственном слове “ни хао”, что в переводе означает “здравствуйте”. И всё же слова — словами, но намерения этого совсем, я сказал бы, даже не товарища я прочувствовал в полной мере. Это был враг. Коварный враг.
Мне ничего не оставалось как проделать уже знакомый и испробованный мною трюк со змеёй. Когда китаец приблизился к Серёгину на нужное ему расстояние и сунул руку в карман брюк, чтобы достать что-то острое для броска, то был, мягко говоря, очень удивлён.
— Та ма дэ[1]! — взвизгнув, громко выругался он, выдёргивая руку из кармана.
Возглас на китайском языке, естественно, привлёк внимание Иннокентия Витальевича, а люди, находившиеся вблизи иностранца, увидев змею, болтающуюся у него на пальце, шарахнулись в стороны. Однако крепыш растерялся буквально на несколько мгновений. Затем, рванув пресмыкающееся за хвост, он хладнокровно оторвал гадюку от пальца и с силой швырнул её в сторону. Сам же, словно запрограммированный робот, постепенно ускоряя шаг, продолжил двигаться в направлении Серёгина. Похоже, что яд, который я постарался подать в дозировке не опасной для жизни, но который должен был хотя бы на время парализовать врага, вообще на него не подействовал. Либо же он был в каком-то видоизменённом состоянии сознания, что его мозг не воспринимал сигналы, исходящие от физического тела.
Толпа на площади так же, как когда-то в магазине, с криками и возгласами начала быстро редеть, а мои родители, не понимая в чём дело, замерли на месте шагах в десяти от воспитателя. И тут произошло что-то невероятное. Такого я не видел даже по телевизору. Китаец, набрав приличную скорость, не доходя до Иннокентия, резко, словно пущенная из лука стрела, взмыл вверх. Казалось, что в этот момент земное притяжение для него перестало существовать. В прыжке незнакомец явно пытался попасть ногой Серёгину в голову. Однако тот каким-то чудом, буквально за миг до соприкосновения китайского мокасина с челюстью, сместился буквально на несколько сантиметров в сторону, немного развернув корпус влево. Его противник чёрным коршуном, упустившим свою добычу, пролетел мимо, но Иннокентий не ограничился тем, что уклонился от смертельного удара. Он успел придать китайцу ещё большее ускорение, развернувшись с невероятной быстротой и “выстрелив” кулаком правой руки ему в спину.
Мощный удар, видимо, не доставил китайцу особых неприятностей, так как, сделав длинный кувырок, в следующую секунду он уже, будто кукла-неваляшка, твёрдо стоял на ногах лицом к Серёгину. Его ноздри широко раздувались, а глаза горели ненавистью. Я разочарованно смотрел на этого человека, понимая, что так и не дождусь его реакции на укус змеи. Разминая шею, китаец наклонил голову в одну сторону, потом в другую и уже готов был вновь броситься на воспитателя, но тут откуда-то из глубины парка раздался милицейский свисток. Одарив противника уничтожающим взглядом, черноголовый крепыш резко развернулся и бросился в ближайшие заросли кустарника с такой скоростью, что, когда прибежали два милиционера, того уже и след простыл.
— Сержант Злобин, — тяжело дыша, представился Серёгину один из охранников порядка, видимо, старший по званию. — Попрошу предъявить ваши документы.
Иннокентий Витальевич достал из заднего кармана красную книжечку и, раскрыв, показал милиционерам.
— Извиняюсь, товарищ капитан, — козырнул сержант. — Вы не подскажете, что здесь произошло?
— Ребята, вы знаете, я сам ничего толком не понял, — с удручённым видом развёл руками Серёгин. — Люди зашумели, начали разбегаться, один побежал в мою сторону, чуть меня не сшиб с ног…
— Нам сообщили, что какой-то китаец принёс змею в парк и выпустил её здесь среди людей.
— К сожалению, ничем не могу вам помочь. Вы уж извините, но я действительно ничего не видел.
— Понятно. Ну, извините и вы, — оба патрульных козырнули и сразу направились к нам.
Родители по-прежнему продолжали неподвижно стоять у парапета фонтана и смотреть на Серёгина. Тот чуть заметно качнул головой в стороны, подавая им знак молчать.
— Сержант Злобин, — вновь повторил милиционер, подойдя к нам. — Предъявите ваши документы.
— Товарищ милиционер, — первой пришла в себя мамочка, — да какие же документы? Мы с сыном в парк вышли погулять…
Охранник порядка взглянул на меня, а я состроил рожицу, по которой явно можно было понять, что ещё немного, и я начну реветь.
— Вы видели, что здесь произошло? — осторожно спросил сержант, с опаской поглядывая на меня.
— Нет. Мы подошли, когда люди начали разбегаться, — ответила за всех мамочка.
— А почему же вы не побежали? — ухмыльнулся милиционер.
— Не знаю, — мать пожала плечами.
— И вы не видели, куда убежал китаец?
— Нет.
— Ну что ж, извините за беспокойство. Отдыхайте.
Сержант отдал честь, и они вместе с напарником пошли дальше по тротуару, о чём-то переговариваясь между собой.
— Почему вы не сказали, что этот китаец на вас напал? — поинтересовалась мать, когда мы подошли к воспитателю. Она была испугана и возмущена одновременно, так как слышала разговор Серёгина с милиционерами.
— Я не видел в этом никакого смысла, — дружелюбно улыбнулся в ответ Иннокентий Витальевич. — Догнать они его бы не догнали, а только подняли бы лишний шум.
— А кто это был? — задал вопрос отец. — Вы его знаете? И почему он на вас напал?
— Впервые увидел.
— А почему он тогда…
— Николай Николаевич, — прервал его Серёгин. Его лицо вмиг стало серьёзным. — Не нужно задавать лишних вопросов.
Тут батя, видимо, вспомнил с кем имеет дело и сразу прикусил язык.
— Спасибо вам, Иннокентий Витальевич, — встряла в разговор мамочка. — Спасибо, что организовали встречу с Витенькой.
— Пожалуйста, — лицо Серёгина вновь подобрело. — Ну, что? — вздохнул он. — Давайте, прощайтесь. Думаю, что вы ещё не раз сможете повидаться со своим сыном.
— Спасибо большое, — протянул ладонь отец.
Мужчины обменялись рукопожатиями, а мать, прослезившись ещё раз, многократно меня расцеловала. Я взял своего наставника за руку, и мы, сопровождаемые печальными взглядами родителей, не спеша пошли к выходу из парка. Всю дорогу по пути в интернат мы молчали, думая каждый о своём, а по приезду нас ждала еще одна неприятная новость.
[1] Та ма дэ! (кит.) — Твою мать! Самое распространенное в больших городах ругательство.
