Не такой. Книга первая / Не такой 2. Гл.1
— Сидишь? — услышала Лидочка ухмыляющийся мальчишеский голос из-за фанерной перегородки. Девчонка промолчала и демонстративно повернула голову в противоположную сторону, туда, где находилось запотевшее окошко туалета. То, что туалет был общим для всех детей, и ей приходилось им пользоваться вместе с мальчишками, нисколько её не смущало, но болтать здесь с ними, она была категорически против. — Правильно делаешь, что не подаёшь виду, кто ты на самом деле, — в соседней кабинке зажурчало — мальчишка, заговоривший с ней, тоже справлял свою малую нужду.
После таких слов Лидочка на миг позабыла, зачем пришла в это место. Она многого могла ожидать от обитателей интерната, но чтобы её раскусили, да ещё какой-то малолетка… “Где же я допустила ошибку? — думала она, суетливо прокручивая в мыслях все возможные варианты. — А может быть пацан вообще не о том?”
— Сто тебе нузно? — наконец в наступившей тишине произнесла она, стараясь говорить как можно естественнее. Тревожный взгляд девочки вновь упёрся в преграду, отделяющую её от собеседника. Тот уже сделал своё дело, но выходить из кабинки не торопился.
— Я долго к вам троим присматривался, — произнёс мальчишка, проигнорировав вопрос Лидочки. Он говорил громким шёпотом, приблизив голову к фанерной перегородке, покрашенной в грязно-зелёный цвет. Благодаря акустике пустого помещения, голос звучал таинственно и настораживающе. — Тебя-то я сразу вычислил, — хмыкнул собеседник, — как-никак, в нас с тобой когда-то текла кровь одного народа. Но вот кто такие Витёк и Гришаня, никак не могу разгадать. Какие-то они скользкие для понимания умом и неприступные для того, чтобы влезть им в голову.
— Кто ты? — уже вполне обычным голосом без какого-либо детского сюсюканья, спросила Лидочка.
— А ты ещё не догадалась? — хихикнул за перегородкой мальчишка. — Моё настоящее имя Крак.
— Крак?! Так ты…
— Да, дорогуша, я из той же звёздной системы, что и ты. Мы с тобой, можно сказать, родня по крови. Были, — добавил собеседник, и в его голосе Лидочка почувствовала то ли иронию, то ли тоску по дому.
— Но это же невероятно… — изумилась девчонка. Она совсем позабыла и о том, для чего пришла в туалет и о своём принципе не разговаривать здесь с мальчишками. Её сердечко неистово заколотилось в предчувствии чего-то радостного и приятного. “Это же какие заслуги нужно иметь перед Высшими силами, чтобы они организовали мне встречу с родным существом за миллионы световых лет от нашего дома?” — подумала Лидочка, а вслух сказала: — Но как ты сюда попал?
— Это долгий разговор, сестрёнка. Ты извини, но для конспирации я не буду называть тебя твоим настоящим именем, а, кстати, как тебя зовут?
— Трогр.
— Очень приятно, Трогр. Судя по имени, ты не из бедной семьи.
— Угадал. Моя родительница занимала высокое положение в планетарном масштабе.
— Тебе повезло. Моя родительница занимала не слишком высокий пост. Нас в семье было четверо, я самый младший… Мне доставалось всё самое худшее, как ты понимаешь. Если бы не случайность, которая, можно сказать, перевернула всю мою жизнь, то я так бы и прозябал на нашей планете не имея возможности выбиться куда-нибудь повыше. Мальчишка на мгновение умолк, но потом, словно встрепенувшись, быстро произнёс:
— Ладно… Мне, конечно, очень хотелось бы побольше с тобой поболтать, но сама понимаешь…
— Да, конечно. Люди ничего не должны заподозрить.
— Совершенно верно. В общем, я пошёл, Лидочка, — мальчишка хмыкнул каким-то своим мыслям и направился к выходу. — Мы непременно ещё с тобой поболтаем, — сказал он, открывая дверь туалета.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Лидочка улыбнулась. Волнение, охватившее её в первые мгновения беседы с Краком и послужившее причиной выброса в кровь большого количества гормона стресса — адреналина[1], теперь сменилось приятным ощущением тепла и умиротворения в районе сердца. Тепло тут же разлилось по всему телу дофаминовыми[2] волнами радости и блаженства, вызвав небольшое головокружение и лёгкое, давно забытое, чувство эйфории. Эмоции — это, пожалуй, самое интересное и загадочное из всего того, что она, а если уж быть точным, то оно испытало и оценило давным-давно, попав на Землю и проживая сначала в теле Фёдора Бескровного, ученика профессора Здравомыслова, а затем и в теле девчонки. Существа с планеты Шрод, из двойной звёздной системы в созвездии Осьминога, где оно появилось на свет, не имели пола. В их телах сочетались равномерно и мужское и женское начало, что и придавало жителям далёкой от Земли галактики особую магическую силу. Попав на Землю и трансформировав своё змееподобное тело в человеческое, Трогр с ужасом обнаружил, что, став однополым, утратил половину своих способностей. Однако некоторым утешением для него стало то, что у людей имелось необычайное свойство, которого не было у его народа — это возможность испытывать эмоции. Если для землян проявлять эмоции было обыденным и само собой разумеющимся явлением, то для пришельца — это было чем-то совсем новым и непривычным. Бездушные, безэмоциональные… — вот, пожалуй, какими словами могли бы охарактеризовать жители Земли жителей планеты Шрод.
Чудесным образом проскользнув через случайно открывшийся межгалактический портал, тогда ещё не защищённый землянами от проникновения извне, Трогр вначале был чуть ли не парализован нахлынувшими на него непривычными ощущениями, которые то и дело возникали в его теле. Как он узнал чуть позже, происходило всё это благодаря наличию в организме человека эндокринной системы, которая напрочь отсутствовала у жителей его планеты, и выбросу в кровь определённых гормонов. Однако эйфория, нахлынувшая после такого удачного перемещения в пространстве, продлилась не очень долго. Примерно, через год, приятные ощущения начали постепенно меркнуть и угасать, словно погасший костёр, от которого ещё идёт тепло, но света он уже не даёт. А ещё через полгода у него вообще наступила апатия, сменившаяся затем жуткой депрессией. До этого времени Трогра, словно корабль без рулевого, всё время швыряло по бурлящему океану эмоций, а теперь внутри него образовалась какая-то пустота. Он, словно наркоман, привыкший к ярким и приятным человеческим ощущениям, привыкший получать эйфорию от впрыскивания в кровь гормонов радости, оставшись без всего этого, казалось, потерял весь смысл жизни.
Прожив пару недель в таком подавленном состоянии, благо, что умение притворяться у него сохранилось из его прошлой жизни, он начал серьёзно задумываться, что же делать дальше. Всё это время Трогр жил в практически идеальном обществе, созданном на этой планете её обитателями. О нём заботились, ему всячески помогали, не требуя взамен ничего. Пришелец видел, что эти люди, помогая ему без всякой корысти, радовались. Проявляя заботу о незнакомом им человеке, а выглядел он так же, как любой житель Земли, они были счастливы. Трогр, имеющий невероятно чуткое обоняние, не без зависти ощущал запах гормонов счастья, которые появлялись в крови этих странных людей, когда они делали что-либо полезное для кого-то другого.
В отличие от коренных жителей планеты, инопланетянин не мог вот так беспричинно наслаждаться и радоваться всему тому, чему радовались жители Земли четырёхтысячных годов. Он пытался трудиться, как они, но не чувствовал удовлетворения от работы, которую не то что не любил, а даже ненавидел. Он пробовал подружиться с сослуживцами, но кроме раздражения ничего не мог почувствовать в своей очерствевшей душе.
Тогда Трогр забросил всё, чем занимался до этого, и полностью погрузился в изучение местных оккультных знаний. Несколько лет, проведённых в ученичестве у профессора Здравомыслова, дали хороший толчок для продвижения к своей цели. А цель теперь была одна. “Раз уж я не могу получать кайф от чего-то другого, — рассуждал Трогр, — то почему бы не получать удовлетворение от возрождения своих утраченных магических способностей”. Прошло ещё несколько лет в его поисках и практиках. Благодаря усердию он многого смог добиться, и даже цель у него появилась новая — власть. Он жаждал власти, в то время, когда все вокруг были к ней абсолютно равнодушными.
Неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая судьба, если бы не открытие профессором Здравомысловым ретроградной инкарнации. Теперь у него, наконец, появился шанс не просто стать хорошим магом, но превратиться в настоящего человека, обладающего, однако, нечеловеческими способностями. Правда, для того, чтобы воспользоваться изобретением своего учителя, не обошлось без применения коварства, но что поделать, если это было врождённое свойство всех жителей его далёкой планеты Шрод.
Родившись в прошлом, где всё было иначе, чем в том мире, где жил до этого, Трогр испытал некоторое облегчение, но лишь до той поры пока не осознал, что инкарнировал в тело девчонки. В общем-то, для некогда двуполого существа это была не проблема (на их планете все жители свободно меняли пол в зависимости от потребностей и необходимости на данный период времени). Вот только в женском теле он потерял ещё больше магических способностей, чем имел ранее в теле мужчины.
И вот сегодня, после встречи со своим, как сказали бы в этом мире, земляком, Трогр-Лидочка чуть ли не впервые за многие годы его существования на этой планете, вновь испытал настоящую эйфорию. Он вновь ощутил в своей крови такие милые сердцу гормоны радости и счастья. Радовался же он не только от встречи с Краком, но и от того, что пройдёт ещё несколько лет, они станут взрослыми и, воссоединившись, смогут вновь обрести целостность. Они вновь станут единой сущностью, почти такой же, какой они были на своей планете. Конечно, Крак тоже должен был этого захотеть и согласиться, но Лидочка не видела никаких препятствий, из-за которых тот мог ей отказать.
Я сидел за столиком вместе с Гришаней и от нечего делать вырезал из разноцветной бумаги снежинки. Приближался новый тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год, и нас в предпраздничные дни не стали загружать никакими тренингами и занятиями. Раиса Ивановна сидела на стуле в сторонке, глядя в окно и время от времени поглядывая на нас скучающим взглядом. Погода была пасмурная, и с самого утра все в интернате ходили сонными и мрачными. Лидочка тоже не была исключением, но вот, вернувшись из туалета, она вдруг просто засияла счастьем. Конечно, это её “сияние” заметил лишь я один, так как девчонка всеми силами старалась казаться обыкновенной и не привлекать к себе внимания. Меня так и подмывало спросить Лидочку о причине её радости, но из-за конспирации не мог себе позволить сделать это при нянечке. Девчонка же, как ни в чём не бывало, уселась к нам за столик и тоже взялась за работу. Если я вырезал снежинки с закруглёнными формами, то у неё они получались наоборот остроконечными, словно отточенные кинжалы. Гришаня поглядывал то на меня, то на Лидочку и, пыхтя от натуги, резал что-то вообще невообразимое и несимметричное.
Дверь в комнату приоткрылась, и в проёме показалось, как обычно, бледное лицо Истела.
— Раиса Ивановна, — робко произнёс мальчишка, — а можно и я с ребятами посижу.
— А тебе что, больше не с кем посидеть? — строго спросила воспитательница, вмиг сменив равнодушный блуждающий взгляд на устремлённо-проницательный. — У тебя же есть ровесники, с которыми тебе будет интереснее.
— Так они все своими делами заняты, а мне больше нравится, когда вместе… Больше всякого узнаешь.
— Ладно уж, заходи, — разрешила Раиса. Ей, как и всем остальным работникам интерната, было дано предписание — позволять пришельцу из космоса в присутствии старших общаться с детьми. — Только, чтоб был полный порядок.
— Угу.
Мальчишка прошмыгнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Взяв у стены ещё одну табуретку, которую явно перерос, он уселся к нам за столик. Его худые коленки смешно торчали над крышкой стола, из-за чего он напоминал мне большого тощего кузнечика.
— Чего вырезаем? — весело спросил Истел. Бросив беглый взгляд на воспитательницу и увидев, что та вновь уставилась в окно, мальчишка быстро что-то сунул в руку Лидочке. Та также проворно сунула это что-то в кармашек платья. — Так, понятно, — как ни в чём не бывало, продолжил мальчишка, — значит, снежинки к новому году делаем. А почему они не белые, а разноцветные? — спросил он, уже обращаясь к Раисе Ивановне.
— Так дети проявляют свою индивидуальность, — не поворачивая головы, ответила та и, зевнув, поправила тёплый вязаный платок, укрывавший её плечи.
— Понятно, — произнёс мальчишка, внимательно присматриваясь к нашей незамысловатой работе. — Ловко у вас получается!
“Мне бы мои способности из моей прошлой жизни, — подумал я, — я бы не такого ещё понаделал. Разве ж тут есть чему удивляться?..” Из-за того, что нам было чуть больше, чем по четыре года, ничего серьёзного в подготовке к празднику, кроме как резать снежинки, доверить нам не решились.
— А Сашка Кононов тренируется зажигать свечки на ёлке, — как бы между прочим сообщил Истел, рассматривая снежинку, вырезанную Лидочкой. — Ух ты, какая острая, — сказал он, испуганно отдёрнув руку, и я увидел, как на кончике его пальца выступила бледно-розового цвета кровь.
Как инопланетянин смог пораниться бумажной снежинкой, меня в тот момент совсем не заинтересовало. Больше всего меня привлёк непривычно бледный цвет его крови. Заметив мой удивлённый взгляд, Истел улыбнулся и слизнул капельку крови языком. И вновь я заметил то, что раньше ускользало от моего внимания — кончик языка у мальчишки едва заметно делился на две половинки. Конечно, это не был в полной мере язык змеи, но всё же он возродил в моей памяти неприятные ассоциации с этим пресмыкающимся.
Послышался робкий стук в дверь. Все присутствующие дружно повернули головы в ту сторону.
— Кто там ещё? — недовольно отозвалась нянечка.
— Можно? — послышалось ещё из коридора, и только после этого в комнату вошёл Фира Демидов.
— И ты сюда? — вздохнула Раиса Ивановна, но уже не сердито, а, скорее всего, сочувственно.
— Мне скучно, — прогундосил мальчишка. Он вытер рукавом рубашки нос, после чего аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Ну проходи, коль пришёл, — сказала воспитательница. — Только табуретку свою принеси, а то у нас все уже заняты.
— Ага, я быстро, — весело ответил Фира, видимо, обрадованный тем, что ему позволили побыть в компании и не выгнали, как обычно.
Через несколько минут он, довольно улыбаясь во весь рот, уже сидел на своей табуретке рядом с Истелом.
— Будешь? — спросил он у Лидочки, протягивая ей пряник.
— Сьпасиба, — ответила та, принимая подарок.
Недолго думая, девчонка, не обращая ни на кого внимания, принялась его жевать. Все, даже сам Фира, инстинктивно сглотнули слюну, видя, как аппетитно Лидочка уплетает незамысловатое угощение, и только Истел, казалось, остался равнодушным к такому виду пищи землян. Доев пряник, девчонка достала из кармана конфету, которую, наверное, и сунул ей в руку инопланетянин и также, ни с кем не поделившись, слопала и её.
Я уже хотел продолжить прерванную появлением ребят работу, как почувствовал непонятно почему участившееся сердцебиение. В душе появился какой-то дискомфорт и тревога. Я понимал, что это сигнал, предупреждение о чём-то плохом, но в тесном окружении жителей интерната не мог немедленно погрузиться в медитацию, чтобы выяснить причину волнения. Однако, чувствуя, что медлить нельзя, так как может произойти непоправимое, я, немного поёрзав на своей табуретке, делая вид, что мне понадобилось в туалет, спешно удалился. Очутившись в отдельной кабинке, я прикрыл дверку и, расслабившись, отпустил свою мысль по тому энергетическому следу, откуда ко мне пришёл сигнал об опасности. То, что я увидел, повергло меня в смятение, но я быстро совладал с собой и принял, как мне показалось, единственно правильное решение.
Не такой 2. Гл.3
[1] Адреналин — гормон стресса. Когда мы сталкиваемся с тем, что мозг воспринимает как угрозу, в надпочечниках начинает вырабатываться адреналин.
[2] Дофамин — это гормон счастья или радости, который вырабатывается в мозгу в процессе предвкушения или получения желаемого продукта, а также совершения желаемого действия.
