Не такой. Книга первая
Не такой 2. Гл.19 / Не такой 2. Гл.20
После обеда вновь появился Серёгин.
— Вот, — сказал он, положив передо мной тетрадный листок с выписанными от руки датами и фамилиями. — Я немного обдумал то, о чём ты говорил… И смотри, что получается. До того, как в интернат попали Антон Пономарёв и Истел, всё было спокойно. Первым в интернате поселился Пономарёв. Почти два месяца спустя — Истел. Ещё через три месяца от непонятной болезни умирает Саша Иванов.
— А Истел не мог принести с собой какую-нибудь инопланетную инфекцию, — сделал я предположение, перебив рассуждения Иннокентия.
— Не думаю… Помнишь, я рассказывал про особенности перемещения между звёздными системами? Так вот, если во время попадания в портал на теле Истела и были какие-либо тамошние вирусы или паразиты, то они также разобрались на отдельные молекулы. Здесь же, на Земле, из разобранных космических паразитов могли сложиться только паразиты местные, ничего другого, но… Ты же должен помнить, что все, кто попадает в интернат, проходят обязательный врачебный осмотр и недельный карантин. Пришельцев же из других миров исследуют и изучают особенно тщательно.
Я кивнул, припомнив не самые лучшие в моей жизни дни, проведённые в какой-то неизвестной мне больнице. Тамошние доктора, прежде чем дать разрешение на поселение в интернате, ежедневно делали анализы всех жидкостей моего организма, проводили всевозможные тесты и чуть ли не под микроскопом исследовали каждую клеточку моего тела.
— Нет, Витя, это не инопланетный вирус и даже не земной. Я знакомился с историями болезни ребят, которые подверглись госпитализации, и знаешь к какому выводу пришёл?.. У них просто-напросто пропал иммунитет!
— И как же это могло случиться? У них что, исчезли из организма все лейкоциты и прочие макрофаги?
— Не совсем так… Видишь ли, обучаясь у китайских мастеров, я как-то услышал рассказ о том, что определёнными манипуляциями, которые вполне можно назвать магическими, можно лишить человека его ауры. Какие защитные функции несёт на себе наша энергетическая оболочка, надеюсь, тебе не нужно объяснять? — это был не вопрос, а, скорее, констатация факта, поэтому я ничего не ответил, а Иннокентий задумчиво произнёс:
— Пожалуй, это должно быть очень страшно, остаться без ауры. Ты только представь, существующие в наше время всякие ведьмы, маги и прочая нечисть, наводя на человека порчу, делают лишь небольшой пробой, дырку в энергетической оболочке своей жертвы… После этого объект их агрессии начинает болеть и чахнуть, так как его жизненная сила постепенно вытекает через эту дырку… Ну а если аура пропадает вовсе… Трудно даже представить, что в это время испытывает человек, который её лишился.
— Жутковато, — согласился я.
— Примерно через год, — Серёгин вновь вернулся к своим записям, — такая же проблема возникла у Вани Громова. Правда, он не умер, но полноценным человеком, к сожалению, уже никогда не станет. Жизнь ему сохранили (задействовали какого-то целителя), только с мозгами у него теперь не всё в порядке. Но самое странное произошло ещё через год… Опять с такими же симптомами заболел Серёжа Галсанов, и это случилось через полгода после появления в интернате… — Серёгин сделал многозначительную паузу и, оторвавшись от листочка с записями, взглянул на меня.
— После появления меня и Лидочки, — закончил я за него фразу.
— Всё верно. Ну а по поводу персонала интерната, сам видишь, — Иннокентий вновь ткнул пальцем в листок, где отдельной колонкой были выписаны даты поступления на работу в интернат всех взрослых сотрудников. — Все, кроме меня и Илоны, работают здесь давно, и к ним никогда никаких претензий не предъявляли, и никто из ребят за это время не умирал.
— И к чему мы пришли? — грустно осведомился я, уже и так понимая, что исходя только лишь из принесённых Иннокентием данных, никаких выводов сделать не получится.
— Выходит, пока что ни к чему мы так и не пришли, — подтвердил мою догадку наставник. — Придётся нам с тобой, дорогой товарищ Витя, продолжать расследование. Скоро у вас ужин… — Серёгин бросил взгляд на часы. — Так что давай готовься, с кухни очень вкусно пахнет. — Он встал, сцепил пальцы в замок и хрустнул суставами. — Ты ужинай, а я уехал. Да, — что-то вспомнив, он остановился у двери и, запустив руку в карман брюк, извлёк оттуда почтовый конверт. — Чуть не забыл. Держи, очередное послание от родителей.
С тех пор как Иннокентий организовал мне встречу с родителями в парке, он время от времени по своей инициативе работал почтальоном, принося от них письма. Я их читал, писал ответ и также отдавал своему другу.
— Спасибо, — я взял конверт и тут же, вскрыв его, начал быстро читать, даже не присев на стул. Может это покажется странным, но в этой жизни, потеряв возможность общаться с людьми посредством телепатии, я с нетерпением ждал и с удовольствием читал такие вот примитивные послания. Красивый почерк матери я узнал бы из тысячи.
Здравствуй, сыночек! — писала она. — Получили твоё письмо. Спасибо, что находишь время нам написать. Передай также огромную благодарность от нас твоему наставнику, Иннокентию Витальевичу, за то, что он согласился быть нашим почтальоном. Ты слушайся его, сыночек, он очень хороший человек. Мы с папой рады, что у тебя всё хорошо, жаль только, что ты пишешь так мало о себе. Но и на том спасибо. Раньше мы ведь вообще ничего не знали, как ты и где ты… У нас тоже всё по-прежнему. Мы с папой работаем, бабушка Мотя сейчас почти каждый день на даче — собирает клубнику, а когда приезжает домой, то варит из неё варенье. Мы с папой частенько вспоминаем тот случай, когда у бабушки в банке вместо варенья оказались мухи. Ты прости меня за то, что я тогда на тебя рассердилась, но ты действительно поступил не очень хорошо, превратив варенье в мух. А я, каждый вечер вспоминая тебя, плачу, когда никто меня не видит, потому что мне тебя, сыночек, очень не хватает.
Твои неудавшиеся крёстные Толик и Оксана подали заявление в ЗАГС. Через месяц у них свадьба. У нас на работе новое начальство. Зинаида Яковлевна пошла на повышение, а нам прислали мужчину Леонида Александровича. Он хороший начальник, всем нравится.
Ну вот, пожалуй, и все новости. Ты пиши, пожалуйста, не забывай нас. Я с нетерпением буду ждать твоего письма. Целуем тебя крепко-крепко в обе щёчки. До свидания, Витенька.
PS. Надеюсь, что Иннокентий Витальевич ещё устроит нам с тобой встречу. Он обещал.
Дочитав это небольшое письмецо, я, как обычно, вытер кулачками наполнившиеся слезами глаза и, вырвав из тетради листочек в косую линейку, быстро набросал ответ. Писать особо было нечего, как обычно: жив, здоров… Не буду же я, в самом деле, описывать родителям всё то, что происходит у нас в интернате. Моя мамочка тогда вообще с ума сойдёт, да и незачем ей это знать. “Меньше знаешь, крепче спишь”, — вспомнилось мне, несомненно, глупое выражение, которое я не раз слышал в этом мире. Окончив писать, я вложил листок в конверт и, не заклеивая, отдал Кеше. Я вполне доверял своему наставнику, да и скрывать мне особенно было нечего.
Придя на ужин, словно тайный агент советской разведки, хотя, по сути, почти что таковым и являлся, я уже совсем по-иному рассматривал всех ребят. Я словно примерял на каждого из присутствующих костюмчик затаившегося врага и оценивал, насколько он ему подходит. Конечно, не забывал я и про Лидочку. Однако мои наблюдения и прикидки, чего и следовало ожидать, так же, как и анализ дат, не дали никаких результатов. Ребята беззаботно наяривали тушёные овощи с грибами (новое блюдо, приготовленное Тамарой Юрьевной. Говорили, что она лично ходила в лес, чтобы собрать грибочков для нас). Иногда мальчишки перебрасывались между собой ничего не значащими фразами, словом, вели себя естественно и непринуждённо. И только один лишь Коля то и дело бросал на меня какие-то подозрительно странные взгляды.Когда я уже отнёс посуду в мойку и шёл к выходу из столовой, он меня догнал.
— Ты зачем Зинаиде про мой ожог рассказал? — строго спросил он, кладя мне руку на плечо.
— Просто вспомнил и сказал, — удивлённо произнёс я, останавливаясь. — Ты же сам мне говорил, что она тебе пластырь клеила, так в чём секрет-то?
— В чём секрет, в чём секрет, — передразнил Коля и почти шёпотом продолжил: — Понимаешь, я вечером перед самым отбоем так есть захотел, что, не поверишь, аж руки затряслись. Что делать прикажешь? Я же ещё ваших здешних правил не знаю… Ну вот и залез тайком на кухню. Думал, возьму пару кусочков хлеба, да съем потихоньку. Только потихоньку не получилось. Когда мимо печи проходил, меня словно кто-то в спину толкнул. Я уж подумал, это кто-то из ребят решил надо мной подшутить. Оглянулся никого, а руку вот припёк. Тогда мне уже не до хлеба было. Начал думать, чего теперь делать. Не бежать же к Зинаиде, мол, я хлеб воровал да опёкся? Ну, пришлось забраться к ней в кабинет, чтобы заклеить руку… Теперь из-за тебя Зинаида на меня злится, что я ей ничего не сказал…
— Ну извини, что не подумал, — сказал я, глядя мальчишке в глаза. Если положиться на интуицию, то было похоже, что Коля сейчас мне не врал.
— Ладно, забудь, — хлопнул он меня по плечу. — Чего делать будешь?
— Спать лягу, — отшутился я.
— Ну-ну, давай, — дружелюбно улыбнулся мальчишка и вместе с остальными ребятами направился в Ленинскую комнату смотреть телевизор, я же пошёл к себе.
Сидя сегодня за ужином, как обычно, рядом с Лидочкой, мне в голову пришла дерзкая идея. Она, конечно, не была связана конкретно с девчонкой. Просто я частенько вспоминал её высказывание про слюнявый либерализм и всё больше задумывался над тем, что в силу обстоятельств, придётся мне в своём сознании что-то поменять. Или, во всяком случае, пытаться находить такие способы работы под руководством своего нового начальства, чтобы, как говорится в народной пословице: и волки сыты, и овцы целы.
Вот и сейчас, вернувшись с ужина к себе в комнату, я продолжал размышлять над появившейся в голове идеей: а что, если попробовать как-то нейтрализовать этого самого Филлипса во время его сна? Не может же ведьма, даже если она с ним спит, все двадцать четыре часа в сутки бдеть, так сказать, на боевом посту? Идея у меня была следующая: я хотел материализовать свой Эш не в голове американца, как это было в моём давнишнем сне, когда голову китайца разнесло вдребезги, а где-нибудь поблизости. Пусть этот гад хотя бы на время потеряет работоспособность, ну а если и нет, то в штаны с перепугу наложит наверняка. От этой детской мысли мне, человеку с сознанием почти сорокалетнего мужика, почему-то стало весело.
Чтобы осуществить этот коварный замысел я поставил свой внутренний будильник, который меня ни разу не подводил, на три часа утра — время, когда у людей самый крепкий сон. Немного почитав книгу, я пораньше улёгся спать. Механических часов в моей спальне не было, но когда я проснулся, то даже не сомневался, что время как раз около трёх часов. Летом светает рано, но сейчас за окном было ещё темно, и в небе висела полная луна. Её свет, попадая в комнату, делал все тени очень контрастными, а где-то за окном в лесу то и дело кричала ночная птица. Чтоб снова не уснуть, я присел на кровать, скрестив ноги, и, хотя в комнате было жарко, накинул на спину простынь, которой укрывался летом. Противную физиономию американца я запомню, наверное, на всю жизнь, поэтому, сосредоточившись, я легко вызвал в своей памяти образ Филлипса. Для того, чтобы ведьма меня не учуяла, мало ли, вдруг она действительно и по ночам охраняет своего начальника, я поставил между американцем и собой мысленный стеклянный экран. Конечно, хорошо было бы видеть Филлипса вживую. Но ничего не поделаешь… Как говорится: что имеем, с тем и работаем…
Я уже приготовился создавать возле Филлипса небольшой энергетический шар, как вдруг услышал в коридоре чьи-то тихие шаги. Я прекрасно знал, как шкрябают по деревянному полу коридора тапочки сонных ребят, когда им вдруг ночью понадобится выйти в туалет. Эти же шаги были совсем не такими. Они были настолько мягкими, что если бы сейчас не было так тихо, то я вряд ли бы их вообще услышал. Человек очень старался не привлечь к себе внимание. Естественно, это меня насторожило, и я, оставив на потом свою затею с американцем (никуда он от меня не денется), потихоньку слез с кровати и на цыпочках подошёл к двери комнаты. С минуту я прислушивался к тому, что происходит в коридоре, но мои чуткие уши не улавливали ни звука. Только я хотел приоткрыть дверь, чтобы, наконец, выглянуть наружу, как послышались другие тихие шаги. Как топают маленькие ножки Лидочки, я прекрасно знал, поэтому нисколечко не сомневался, кто сейчас идёт по коридору. Девчонка также крадучись прошла мимо моей комнаты. Её шаги постепенно удалялись, пока совсем не стихли. Теперь я без опаски выглянул за дверь. Пустой коридор, как обычно, был освещён тусклым ночником. Тот, кто прошёл первым, был настолько осторожным, что я даже не разобрал, в какую сторону он направлялся, но Лидочка явно шла в сторону туалета.
Чтобы не издавать лишних шумов, я не только не стал одевать тапки, но и, применив искусство левитации, бесшумно подлетел к нужной мне двери. Притаившись у входа в туалет, я услышал приглушённые голоса. Один голос был девчачий, то есть Лидочкин, а вот второй говорил так тихо и неразборчиво, что я никак не мог разобрать ни слов, ни кому голос принадлежит. Было понятно лишь то, что это кто-то из мальчишек нашего интерната.
— Ты меня обманул, — вдруг повысила голос девочка. — Ты обманул!
— Тиш-ш-ше, — как-то по-змеиному прошипел её собеседник, и теперь мне показалось, что это говорит даже не мальчишка, а какой-то ящер, изображение которого я видел на картинке в энциклопедии.
Я представил мерзкое чешуйчатое существо с мощными нижними конечностями и маленькими когтистыми лапками вместо рук, и меня невольно передёрнуло от нечаянного озноба.
— Нет! — вновь услышал я встревоженный Лидочкин голос. — Не делай этого…
Послышался какой-то шум. Моё воображение тут же нарисовало соответствующую картинку: потерявшая сознание девочка растянулась на кафельном полу у ног человекоподобного ящера. Больше ждать я не стал, потянув всем весом за ручку двери, я ввалился в помещение туалета. Лидочка, одетая в голубенькую ночнушку, действительно лежала на спине, раскинув в стороны руки. Её глаза были закрыты, словно она спала, а светлые кудряшки разметались по полу в разные стороны. Рядом с девчонкой ящера не оказалось. Спиной ко мне на корточках сидел мальчишка. Из одежды на нём, впрочем, как и на мне, были лишь чёрные трусы. Кто это был, я сразу не узнал.
— А ну оставь её, — как можно строже скомандовал я, стараясь, чтобы мой голос был убедительным, но не слишком громким. Привлекать чьё-либо внимание мне очень не хотелось.
И тут мальчишка повернул голову. В этом движении не было бы ничего странного, если бы его голова не развернулась на сто восемьдесят градусов так, словно держалась не на жёстких позвонках, имеющих определённый градус поворота, а на гибком шнуре, не имеющем никаких ограничений. Глаза мальчишки горели яростным огнём, а изо рта свисал мерзкий раздвоенный змеиный язык. В его широко открытый рот тонким полупрозрачным канатиком струилась непонятная голубоватая субстанция. Своё начало этот мистический родничок брал от середины груди, лежавшей без движения Лидочки и, извиваясь, уходил прямо в глотку мальчишки. Ко мне почему-то сразу пришло осознание, что эта тварь высасывает у девчонки её жизненную энергию.
— Фира, я тебе сказал, оставь её, — повторил я своё требование Порфирию Демидову, которого из-за сильных трансформаций в лице, сейчас было почти не узнать.
— А то ш-ш-то-о? — прошипел мальчишка, скривив губы в злобной усмешке.
Я понял, что медлить нельзя. Что именно может произойти, когда этот мерзкий ублюдок закончит своё грязное дело, я прекрасно понимал: Лидочка, оставшись без энергии, будет уже не жилец на этом свете. В следующее мгновение в моей руке появился Эш. Недолго думая, я, что есть силы, швырнул его в Порфирия. Чтобы позаботиться о своей безопасности, мальчишке пришлось прекратить “качать” энергию из своей жертвы. Энергетический шнур, тянувшийся из груди девочки в его рот, исчез.
Неуклюжий на вид Порфирий на деле оказался довольно ловким и гибким. Впрочем, чему удивляться, если я сам только что видел, как его шея вертелась и изгибалась так, будто была совсем без костей. От первого, летевшего в него шара, мальчишка довольно легко уклонился. Эш, просвистев всего в нескольких сантиметрах от тела Фиры, пролетел через всё помещение и врезался в противоположную стену туалета. Столкнувшись с жёсткой преградой, шар издал громкий треск и разлетелся на множество мелких ярких брызг. Комната на миг озарилась ослепительным оранжевым светом, появился резкий запах озона. Пока мальчишка отвлёкся на защиту от моего первого Эша, я сформировал ещё по одному шару в каждой руке. Фира же не стал ждать, что будет дальше. Не обратив внимания на то, что осколки Эша долетели и до его обнажённой спины, впившись в неё, словно осы, он, словно хищный зверь, бросился в мою сторону. В его разверзшейся пасти (человеческим ртом это уже трудно было назвать) откуда-то вдруг выросли два огромных клыка. Недолго думая, я швырнул одновременно оба Эша чудовищу в грудь. Шары вошли в тело бывшего мальчишки, словно раскалённый нож в кусок сливочного масла, шипя и распространяя противный запах палёного мяса и жжёных костей. Порфирий, не дойдя до меня буквально пару шагов, замер, будто парализованный, и, издав протяжное шипение, рухнул на пол.
Обогнув распластавшееся на полу тело, я подбежал к Лидочке. Та была без сознания, её дыхание было очень слабым и редким. “Да что ж они все там дрыхнут, как сурки? — мысленно возмутился я, имея ввиду и мальчишек, и сегодняшнюю дежурную по интернату Зинаиду. — Неужели не было слышно, как взорвался мой шар?”
На мгновение затаив дыхание, я прислушался. В коридоре была тишина — ни голосов, ни шагов, спешащих на шум людей. Интернат словно вымер. Бросив опасливый взгляд на поверженного противника, я взял Лидочку на руки и понёс её к дверям. Но Фира оказался не так прост, как я думал. Когда я проходил мимо него, он, несмотря на зияющую в груди дыру, ещё был жив. Его тело вдруг невероятным образом изогнулось, а рука крепко обхватила мою лодыжку. Холодные и влажные пальцы этого существа коснулись моей кожи, и мне на миг почудилось, что это змея обвила кольцом мою ногу.
Не столько от испуга, как от отвращения я резко дёрнул ногой и, потеряв равновесие, чуть было не рухнул на пол вместе с девчонкой. Спасло меня опять же моё умение левитировать. Не мешкая, я тут же воспользовался своим даром и, окончательно выдернув ногу из слабеющей руки врага, взлетел почти к самому потолку. Конечно, с грузом в руках, пусть даже и не слишком тяжёлым, долго парить в воздухе я не мог — силёнок для этого было маловато. Да, собственно, этого от меня и не требовалось. Попытка меня удержать, видимо, была последним желанием в жизни Порфирия. Приземляясь, я услышал, как он издал громкий шипящий вздох, его напряжённое до сих пор тело обмякло и расползлось по полу какой-то бесформенной, будто горячий пластилин, массой.
На всякий случай я опустился с девчонкой на пол подальше от того, что ещё недавно было Порфирием Демидовым, и заторопился в кабинет к Зинаиде. Дверь была не заперта, и я, толкнув её ногой, обнаружил спящего врача. Она сидела за столом, положив голову на руки, и мирно посапывала. Её сон, видимо, был так крепок, что она даже никак не отреагировала на мой приход.
Уложив свою ношу на кушетку, я вытер рукой пот со лба. Девочка хотя и была маленького роста, но для четырёхлетнего ребёнка тащить её на руках, оказалось не такой уж и простой задачей. Взглянув ещё раз на безмятежное лицо врача, я присел рядом с Лидочкой на край кушетки. Я не знал, чего такого съела или выпила на ночь Зинаида, что так крепко спала, но, в принципе, сейчас она мне ничем и не смогла бы помочь. Не зная истинной причины проблем со здоровьем у девочки, она, конечно же, начала бы применять традиционные методы лечения, а это только усугубило бы проблему и отняло драгоценное время. Я же начал действовать по-своему. Расположив на кушетке руки Лидочки ладонями вверх, я аккуратно вложил в каждую по одному созданному мной маленькому Эшу. Некоторое время ничего не происходило, а минут через пять я заметил, как свечение шаров уменьшилось, и они, будто состоящие не из горячей энергии, а из воды, начали медленно всасываться в тело моей пациентки. Прошло минут пятнадцать, пока шары полностью не растворились в ладонях девочки. К этому времени её лицо немного посвежело, а на мертвенно-бледных щеках появился слабый румянец. Было понятно, что тело Лидочки начало восстанавливать запас украденной Порфирием энергии, и даже её дыхание стало более глубоким и ровным.
— Ну, вот и славно, — произнёс я еле слышно, хотя догадывался, что устрой я сейчас в интернате неимоверный тарарам с фейерверками, никто бы и ухом не повёл.
Почему-то я был уверен, что и остальные ребята, и даже охранники у ворот, спят так же крепко, как и врач в своём кабинете. Я, как настоящий доктор, приложил ладонь ко лбу Лидочки, а затем пощупал пульс. Видимо, главная опасность для неё уже миновала, и она спала обычным сном.
Теперь во мне включилась опция сотрудник “Осот”, и я, подойдя к телефону, стоявшему на столе рядом с головой врача, набрал недавно заученный мной номер. Трубку долго не брали, это и понятно — время около четырёх утра. Наконец, послышался щелчок и сонный женский голос сказал:
— Слушаю вас.
— Позовите, пожалуйста, полковника Самойлова, — попросил я.
— Мальчик, — гневно отозвалась трубка, — я узнаю, откуда ты звонишь, и надеру тебе уши. А ещё у твоих родителей будут большие неприятности.
— С вами, Дина Ивановна, говорит агент Летун, — как можно серьёзнее сказал я, хотя в душе понимал, что никакие интонации не придадут голосу ребёнка большой важности. — Мне нужно срочно поговорить с полковником Самойловым!
