Начало здесь
— Здравствуйте, Надежда Николаевна, — вежливо произнёс Самойлов, входя в кабинет заведующей центральным универмагом.
В кресле за столом сидела полная круглолицая женщина лет пятидесяти в ядовито-красном брючном костюме и с большой модной халой на голове. Она подняла на посетителя ярко, даже можно сказать с излишеством, накрашенные глаза, что отнюдь не делало её более привлекательной, и недовольно скривила пухлые губы. В такт движению головы на её ушах качнулись массивные серьги с перламутровыми, под цвет губной помады, камнями.
— Здравствуйте, — небрежно бросила хозяйка кабинета, в котором всё просто кричало о том, что заведующая не только любит роскошь, но и имеет возможность с ней сосуществовать. Очень недешёвая импортная мебель, хрустальный графин со стаканами на красивом позолоченном подносе, заграничная люстра с множеством висюлек, жирной чертой подчёркивали эту возможность.
— Чем могу быть полезна? — без намёка на доброжелательность спросила Надежда Николаевна, отложив в сторону наливную ручку с золотым пером.
— Вы меня не узнаёте? — поинтересовался полковник, проходя к столу и без приглашения присаживаясь в кресло для посетителей.
— Отчего ж… Я вас прекрасно помню. На память пока не жалуюсь.
— Вот и хорошо. Тогда давайте перейдём сразу к делу, — не снимая улыбки с лица, сказал Самойлов. — Мне бы очень хотелось пообщаться с вашим гостем.
Тонкие брови заведующей поползли вверх.
— Кого вы имеете в виду? — спросила она удивлённо.
Возможно, Надежда Николаевна была хорошим администратором, но актрисой была никудышной. По её напряжённому лицу и настороженному взгляду Самойлов без труда определил, что хозяйка кабинета прекрасно поняла о ком именно идёт речь.
Ардан Будаев, потомственный шаман из Бурятии, как стало известно полковнику, приехал в Зарецк два дня назад и уже успел дать два “оздоровительных” сеанса на квартире, которую арендовала для него Надежда Николаевна Куропаткина.
— Я имею в виду шамана, — ещё шире улыбнулся полковник.
Теперь маленькие глазки заведующей забегали из стороны в сторону, видимо, она пыталась быстро найти какую-нибудь подходящую отговорку, но сделать это у неё никак не получалось. Прекрасно понимая, с представителем какой организации имеет дело, придумать что-либо правдоподобное женщина так и не смогла.
— Но… я… — всё же попыталась что-то сказать Куропаткина.
— Надежда Николаевна, — прервал её блеяние Самойлов. — Я же не из ОБХСС, и меня совсем не волнуют ваши нетрудовые доходы. Пока не волнуют, — многозначительно добавил он. — Я также закрываю глаза на ваши спиритические сеансы и прочую оккультную чепуху, которой вы много лет увлекаетесь. А ведь этим вашим увлечением может заинтересоваться ваша партийная ячейка, на учёте которой вы состоите. Но я пришёл вовсе не для того, чтобы вас пугать. Мне всего лишь нужно встретиться с шаманом и просто с ним поговорить. Вот и всё.
На некоторое время воцарилось молчание.
— Но что вам нужно от Арданчика? — наконец спросила заведующая. Её голос стал более спокойным.
— А вот это, уважаемая Надежда Николаевна, не ваше дело. То, что мне нужно, мы обсудим непосредственно с гражданином Будаевым.
— Но почему вы сами не подойдёте к нему, если вам всё про него известно? Наверняка вы знаете: и где он проживает, и где проводит сеансы…
— Несомненно, — не стал скрывать свою осведомлённость полковник. — Но лучше, если его со мной сведёт уже знакомый ему человек. Чтобы это знакомство не было для него неожиданностью, и разговор был более, я бы сказал, дружественным и конструктивным.
— Вы думаете, что для Арданчика что-нибудь может быть неожиданностью? — хмыкнула Куропаткина, всё более приходя в себя. — Да он сам вам скажет, чего вы от него хотите, прежде, чем вы успеете произнести хоть слово, вот только…
— Да?
— Вопрос в том, что, даже если я и соглашусь вас свести, то не факт, что ОН захочет с вами встречаться. А вы ещё не знаете Арданчика,.. если он чего-то не захочет, то никакая сила его не заставит это сделать.
— Вот я и хочу, чтобы вы, уважаемая Надежда Николаевна, так сказать, подготовили почву для нашей встречи. Объяснили вашему гостю, что я не представляю для него никакой опасности. Мне просто нужно с ним поговорить по одному деликатному вопросу и кое-что узнать. Скажу вам по секрету, что дело очень важное, и его помощь была бы нам очень кстати.
— Ну хорошо, — нехотя согласилась заведующая. — Я сегодня с ним поговорю. Как мне вас найти, чтобы передать его ответ?
— Я завтра вас сам найду, — сказал Самойлов. — Но хочу вас предупредить, Надежда Николаевна, что вы должны приложить максимум усилий для того, чтобы убедить Будаева в необходимости нашей встречи. В противном случае вместо меня к вам придёт уже человек не из нашего отдела, а из ОБХСС.
— Да что вы меня всё время пугаете? — не выдержала Куропаткина.
— Надежда Николаевна, я же сказал, что предупреждаю… Вы женщина разумная, и, думаю, мне не нужно будет прибегать к более жёстким мерам.
— Хорошо, я постараюсь уговорить Арданчика встретиться с вами, — не скрывая раздражения, кинула заведующая.
— Вот и хорошо, вот и чудесно! Тогда всего вам наилучшего и до завтра.
Полковник не спеша поднялся и вышел из кабинета. Спустившись на первый этаж ЦУМа, где располагался торговый зал, он прошёлся по универмагу, рассматривая его скудный ассортимент.
— А скажите, — поинтересовался он у молодой продавщицы из отдела, где продавались всевозможные ткани, — у вас есть такая же ткань, как на гардинах в кабинете у вашей заведующей?
Девушка, услышав вопрос, на некоторое время впала в ступор и уставилась на странного покупателя таким удивлённым взглядом, словно пыталась определить: с какой такой планеты Солнечной системы он свалился на эту грешную Землю. Самойлов не стал дожидаться ответа, так как знал его ещё до того как обратился к продавщице. Просто после разговора с Куропаткиной у него почему-то поднялось настроение, и он решил вспомнить молодость и немного покуражиться, задав молоденькой работнице универмага с миленьким личиком столь каверзный вопрос.
* * *
Уже два дня мой отец не находил себе места из-за трагедии, произошедшей у нас дома. По правде говоря, трагедия была не у всей семьи, а именно у него. Конечно, в некоторой степени это огорчило и мать, а вот мне было абсолютно по барабану на то, что у нас сломался телевизор. Лично я не видел ничего плохого в том, что эта говорящая и показывающая коробка перестала отнимать драгоценное время у родителей, но, к сожалению, своё мнение мне пока что приходилось держать при себе. Приглашённый из Дома быта мастер, с навязчивым запахом табака и противного, по всей видимости, дешёвого одеколона, поковырявшись в этом чуде советской техники, заявил, что ремонт будет стоить дорого, и что дешевле будет купить новый телевизор.
— Придётся брать деньги из отложенных нами на ремонт, — рассуждал батя, расхаживая туда-сюда по кухне, словно маятник. Как обычно, на нём была светлая майка и неизменные спортивные шаровары с вытянутыми, как у кузнечика, коленями. Насколько я понимал, это была самая распространённая в быту у рабочего класса одежда.
— Надо, так надо, — не стала перечить ему мать. — Только тогда нужно покупать ещё и какой-нибудь проигрыватель, чтобы можно было слушать пластинки.
— Мне ребята говорили, сейчас появился новый телек, называется “Вечер”, — не обратив внимания на реплику супруги, продолжал разговор отец. Видно было, что идея покупки нового телевизора захватила все его мысли, и теперь он пытался заразить ею и нас с мамой. — У него кроме ламп стоят ещё и полупроводники. Электричества расходует меньше и картинка лучше, чем у ламповых.
— И ты думаешь, что он стоит на витрине и ждёт не дождётся, когда придёт Петренко и, наконец, его купит, — скептически заметила мамочка.
— Конечно, не ждёт, — загадочно улыбнулся глава семьи и, присев на табурет, добавил: — Мне ребята подсказали, как можно достать быстро и без очереди.
— Ну и как же?
— Нужно подойти к заведующей ЦУМом и кинуть ей на лапу.
Как я уже понимал, “кинуть на лапу” в этом мире означало дать деньги какому-либо ответственному работнику для того, чтобы тот проявил к вам снисхождение и сделал для вас то, что и так должен был делать безо всяких поощрений. Иначе ещё это тайное подношение здесь называлось взяткой, и было ещё одним из множества других перекосов в нынешнем обществе. Непривыкший в своей прошлой жизни к товарно-денежным отношениям, так как денег, как таковых, у нас не было, такие вот особенные отношения между людьми для меня были вообще непостижимой загадкой.
— Петренко, — вздохнула мать, — ты хочешь, чтобы тебя посадили вместе с этой самой заведующей? Посмотри где ты, а где взятка… Послушай меня, давай возьмём то, что есть в магазине, и не нужно ничего выдумывать и никому ничего давать.
Однако отец уже, видимо, давно для себя решил, какой телевизор он хочет иметь, а потому не хотел отступать.
— Ларочка, не говори ерунду. Все дают и ничего, а меня прямо вот возьмут и посадят. Не мы первые и не мы последние. Кстати, — папаня взглянул на большой будильник, стоявший на буфете, — через час мне нужно быть у этой Куропаткиной.
Он подхватился с места и быстрым шагом направился в спальню, где стоял платяной шкаф. “И улыбка, без сомненья, вдруг коснётся ваших глаз…” — донеслось оттуда фальшивое бормотание моего родителя.
— Вот егоза, — промолвила мать, проводив его печальным взглядом. Потом повернулась ко мне и добавила: — Витюш, ты тоже, когда вырастешь, таким будешь, как твой папаня?
— Неть, — уверенно заявил я и тоже пошёл в спальню, чтобы взять книгу.
Несмотря на опасение матери, операцию под кодовым названием “Телевизор” отец провёл вполне успешно. Об этом можно было судить, только лишь взглянув на его радостную физиономию, когда он вернулся домой. На следующий день батя отпросился с работы и, когда мы с мамой пришли из садика, вместо старого, сломавшегося, телевизора уже стоял новый. Конечно, этот значительно отличался от своего предшественника компактностью и более современным для этого времени дизайном. Батя сидел на своём любимом диванчике и с упоением любовался яркой чёрно-белой картинкой на экране.
Вот только я, взглянув на экран телевизора, вдруг почувствовал какой-то неприятный дискомфорт и зарождающееся в глубине души волнение. Возможно, это было лишь моё предубеждение, реакция на то, что телевизор куплен не совсем правильным путём… Точно сформулировать, что же именно меня так неожиданно взволновало, я не мог. Я даже сразу не заметил, что чуть в сторонке на полу расположилась новенькая радиола в деревянном лакированном корпусе, по габаритам не уступающая телевизору. Мы стояли с матерью и смотрели, как на экране мелькают фигурки танцующих людей (по программе шёл какой-то концерт), а отец, с довольным видом восседая на краю дивана, переводил торжествующий взгляд с телевизора на нас и обратно.
Вдруг я увидел, что изображение на экране стало расплываться и темнеть, а когда экран, наконец, стал необычно чёрным, там, словно молнии, вспыхнули два человеческих глаза. От неожиданности я чуть отпрянул назад, мои зрачки расширились, и несколько мгновений я не мигая, молча, смотрел в горящие и притягивающие, словно магнит, яркие точки. В этот момент мне показалось, что время так же, как и моё сердце, остановилось, а слегка раскосые глаза на экране начали расти и приближаться. Сначала они увеличились на весь экран телевизора, затем, выйдя за пределы пластмассовой коробки, выросли на всю комнату, а ещё через несколько мгновений мне уже казалось, что горящие синим пламенем зрачки заполняют всю Вселенную. Я словно повис в этой бесконечной кисельно-густой сияющей бездне, окутавшей меня со всех сторон, не в силах пошевелиться. Умом я понимал: для того, чтоб это наваждение исчезло, мне нужно, как и в любом кошмарном сне, сделать лишь одно маленькое движение, один крохотный шажок, чтобы проснуться, но только ни ноги, ни руки меня не хотели слушаться. Я хотел закричать, дабы родители опомнились и выключили эти глаза, но звуки, которые я пытался из себя исторгнуть, липким комком приклеились к моему горлу и не желали оттуда выходить. Сколько времени провёл в таком состоянии, я уже не представлял, только из него меня вывел весёлый смех отца.
— Что, Витёк, — воскликнул он, — понравился телек?
Оцепенение, словно корка льда под яркими лучами мартовского солнца, осыпалось с моего тела, и я с силой начал тереть кулачками глаза. Ещё не понимая, где я, и что со мной произошло, перевёл взгляд на батю, потом поднял голову и взглянул на улыбающуюся мать. Они, как ни в чём не бывало, радовались новой покупке и, конечно же, не видели ничего такого, что увидел я.
— Пошли мыть руки, — беззаботно сказала мамочка, — будем ужинать. Потом будете любоваться на свой телек, – последняя фраза адресовалась уже больше отцу, чем мне. — А ты, Петренко, придумай, куда мы поставим радиолу, — добавила она, уже выходя из комнаты.
В эту ночь я почти не спал, вспоминая своё страшное видение. Анализируя то, что мне привиделось, я так и не смог понять, что же именно меня так испугало. Ну, глаза, ну, большие… Почему же они мне внушали такой, даже не страх, а какой-то первобытный, животный ужас, было непонятно.
