Начало здесь
— Здравствуй, Пересвет! — услышал я сквозь сон знакомый голос.
Мне как раз снился профессор Здравомыслов с его вечно топорщащейся шевелюрой седых волос и ясным проницательным взглядом. Он, как всегда, с воодушевлением пытался мне что-то объяснить о той эпохе, в которую я должен буду инкарнировать, а я ему доказывал, что он в этот раз ошибается, и что там вообще всё не так, как он думает. Сон оборвался в самый разгар спора, и я ещё некоторое время никак не мог понять, что явилось причиной моего пробуждения. Я инстинктивно, как в моей взрослой жизни, протёр своими крохотными кулачками глаза, но, естественно, ничего не увидел.
— Что, не признал? — насмешливо поинтересовался тот, кто меня разбудил.
— Селур?! — мысленно произнёс я, вспомнив певучий голос своего духа-куратора. Именно он был дан мне с рождения и сопровождал меня все мои тридцать шесть лет, пока я не “нырнул” в прошлое.
— Далече же ты забрался, — вроде бы укоризненно, но с явным оттенком веселья произнёс мой куратор.
— Ты знаешь, я почему-то думал, что в этой жизни мне дадут нового наставника, — немного растерянно сообщил я.
— С чего бы это? — удивился дух. — Твоё тело ведь не исчерпало свои резервы и не прекратило своё земное существование. С чего бы тогда тебе давать кого-то другого?
— А ты что, правда, меня искал?
— А чего мне тебя искать? — ухмыльнулся Селур. — Ты что, всё позабыл?
— А что я должен помнить?
— Хотя бы то, что для нас, тонкоматериальных существ, такого понятия как время не существует. Это абстрактное понятие, которое присутствует только в материальных мирах.
— Ах, вот ты про что... Извини, вылетело из головы. Ты бы здесь пожил маленько, да послушал, что говорят о таких существах, как ты…
— Да знаю, чего здесь говорят, — я явственно представил, как мой куратор небрежно отмахивается рукой. — Я, Слава Всевышнему, живу не первую сотню тысяч лет и мне знакомы и эта эпоха, и всё, что было до неё. Так что был у меня подопечный и в эти годы.
— А кем он был? — заинтересовался я, так как в моём времени мы с Селуром никогда не затрагивали тему о том, кого он сопровождал кроме меня.
— Да обычным человеком, каких здесь больше всего. Такой себе невзрачный мужичок рабочей профессии. Дом, семья, работа… По выходным телевизор, летом домино во дворе с другими мужиками.
— Домино? — переспросил я, так как слово мне было незнакомо.
— Игра такая популярная в это время была. Играли только мужчины, женщин, практически, никогда не видно было.
— Очень опасная? — поинтересовался я, чтобы заранее прояснить себе и этот аспект жизни людей в этот период времени.
— Не-е-е-т, — весело протянул дух. — Сидят себе четыре человека, костяшками по столу стучат да бранятся друг на друга, почём зря. Видимо, женщин это обстоятельство и отпугивало от стола. В то время, то есть в это, — поправился Селур, — у женщин ещё были какие-то понятия о нравственности. Это потом, чуть позже, их будто подменили…
— И когда это случилось? — заинтересовался я.
— Поживёшь — увидишь.
— Ну хорошо, в общих чертах я понял… Подробнее узнаю, когда подрасту.
— Правильно мыслишь, — похвалил куратор, — а пока…
— Что-то Петенька сегодня беспокойный, — прервал нашу беседу голос матери. — Толкается всё время.
Я действительно, от радости, что у меня вновь появился мой старый добрый дух-куратор, с которым можно пообщаться, совсем позабыл где нахожусь, поэтому вовсю размахивал руками и ногами.
— Какой ещё Петенька? — послышался недовольный сонный голос отца.
— Ну, сыночек, Петенька…
“Вот ещё, придумала имечко”, — мысленно возмутился я. Ещё сам того не понимая, я был сейчас свидетелем таинства имянаречения. В моём мире это было действительно сакральное действо, ведь имя могло многое сказать о человеке, но здесь… В этом времени люди называли детей, так сказать, наобум. Какое имя приглянется, так и нарекали своё чадо, а оно, в смысле чадо, уже пускай само расхлёбывает по жизни последствия их безграмотности и безответственности. Почему мне не понравилось имя Петя, я и сам не знал, но, к счастью, отец меня поддержал.
— Ты бы ещё со своей мамочкой посоветовалась, да вместе придумали бы какого-нибудь Поликарпия, чтобы над пацаном потом весь двор смеялся, — пробурчал батя. Что он имел ввиду, упоминая мою будущую бабулю, я узнал чуть позже, а пока я был просто ему благодарен.
— Ну а что? — надулась супруга, — Чем Петя плохое имя?
— Нет, — теперь уже категорически заявил мой родитель. — Сына Виктором назовём! Виктор Николаевич Петренко. Звучит?
— Ну хорошо… звучит, звучит, — покорно согласилась мать и, аккуратно повернувшись на бочок, обняла мужа. — Витя так Витя.
— Спи, — зевая, сказал отец. — Давай хоть в воскресенье выспимся.
Через некоторое время послышалось равномерное сопение главы семьи. Вскоре уснула и мамочка.
— Селур, ты здесь? — больше не делая резких движений, спросил я.
— А где ж мне быть, — хмыкнул дух. — Мы теперь с тобой не разлей вода до конца твоих дней.
— Ладно, тогда я тоже посплю ещё.
— Спи, чего тебе ещё делать.
— А ты мне ещё чего-нибудь про это время расскажешь?
— Э нет, брат, — возразил мой куратор. — Ты в эту авантюру сам ввязался, сам и постигай этот мир на своей шкуре. Я, конечно, чем смогу — помогу, но сам понимаешь, всё в пределах разумного. Так что спи, набирайся сил и познавай этот мир, так сказать, изнутри.
Дух хохотнул и замолчал. Вообще, духи-кураторы, по моим наблюдениям, очень даже весёлый народ. И пошутить любят, и даже иногда разыграть своего подопечного, если этот розыгрыш будет способствовать его росту. Недолго думая, я погрузился в сладкий сон. Сколько прошло времени мне неизвестно, только вдруг во мне проснулось знакомое из “прошлой” жизни чувство тревоги. “Ага, — подумал я, — значит, не все мои способности отключились. Кое-что всё-таки осталось”. Я прислушался к своим ощущениям. То ли моё воображение разыгралось, скорее всего, так оно и было, но мне показалось, что я вижу тень какого-то существа, находящегося не где-нибудь, а тоже в животе у матери. Моё тело ещё было не настолько подвижным и мобильным, чтобы запросто вертеться во все стороны и видеть, что происходит вокруг. Но я чувствовал, что опасность находилась где-то совсем близко.
Все мои сформировавшиеся к этому времени органы чувств напряглись до предела. “Не хватало ещё помереть, так и не повидав свет”, — мелькнула в голове пессимистическая мысль. Я попытался сделать движение, чтоб заглянуть себе за спину, но не успел — прямо перед моими глазами возникла огромная прозрачная медуза. Она выплыла откуда-то сбоку и неподвижно замерла напротив моей головы. Я знал, что, как таковых, глаз у этих существ нет, но мне почему-то казалось, что медуза смотрит на меня, как хищник на добычу, попавшую в капкан. Появление этой твари породило во мне состояние нервной нестабильности. “Что за ерунда? — мысленно выругался я. — Откуда она здесь могла взяться? Может, мамочка съела какую-то личинку, или чем там медузы размножаются?”
Медуза по своей форме напоминала гриб с множеством свисающих со шляпки нитей. Поскольку она находилась не в подвижных водах океана, а в стабильной среде, то она замерла на месте, практически не двигаясь. Я всё сильнее ощущал своим организмом, как она “прощупывает” меня, посылая в мою сторону свои невидимые ультразвуковые волны. Попытка просканировать намерение медузы, мне ожидаемо не удалась — эта способность у меня так и не появилась. Смотреть же на чудовище и ждать, пока оно со мной чего-нибудь сотворит, я тоже не собирался. То что это не какой-нибудь симбиотный организм, а хищник, я чувствовал даже не имея никаких суперспособностей. Существо явно попало в околоплодные воды не из лучших побуждений. Размышлять было некогда, поэтому, согнув как можно больше правую ногу в колене, я, изловчившись, что есть силы пнул медузу в её голову. Однако моя малюсенькая и ещё не очень окрепшая конечность просто погрузилась в тело моллюска, будто в густой кисель, не причинив ему никакого вреда. Чудовище же смекнуло, что от меня исходит угроза, и сначала переместилась чуточку выше, а затем, сделав стремительный рывок, открыла пасть и заглотила моё беспомощное тельце. Меня тут же обволокла противная склизкая масса. Я оказался скованным со всех сторон стенками желудка этой твари и только тонкий шнурок пуповины путеводной нитью уходил куда-то за пределы существа. Очутившись в ловушке, я отчаянно начал барахтаться, пытаясь махать руками и ногами, но, видимо, сделал себе ещё хуже. Желудок медузы стал интенсивно выделять пищеварительную жидкость, и моё тельце начало медленно в ней растворяться. От ужаса я готов был заорать, однако и на это был ещё не способен, так как мои лёгкие были заполнены жидкостью, да и голосовые связки не были до конца сформированы. “Вот тут тебе, Витя-Пересвет, и капец пришёл, — подумал я. — Что ж мне так не повезло-то?” Мне не было больно. Видимо, слизь медузы содержала в себе не только кислоту, растворяющую живую плоть, но и какой-то наркотик. Так что я, медленно растворяясь, кроме ужаса ничего больше не чувствовал. Я напоследок дёрнул ещё несколько раз ногами и… проснулся. Если бы я не знал, что моё тельце находится в околоплодных водах, то я бы подумал, что облился холодным потом.
— Ну что ты у меня сегодня такой неспокойный? — услышал я нежный и заботливый мамочкин голос. — Что тебе там не лежится?
“Полежишь тут, — буркнул я мысленно в ответ, постепенно успокаиваясь и приводя после увиденного кошмара в норму своё сердцебиение. — Привидится же такое… Интересно, чего всё-таки моя мамочка на ночь ела? Явно опять намешала сладкого и солёного, а мне из-за неё теперь кошмары снятся”. Я попытался припомнить вчерашнюю вечернюю трапезу родителей, но потом пришёл к выводу, что в это время я, как обычно, спал и не слышал, как и что они ели. Это был первый страшный сон, который приснился мне после моего переселения в этот мир, и, думаю, я его запомню, если не на всю жизнь, то точно надолго. Спать после всего увиденного мне как-то перехотелось, впрочем, как и моим родителям.
— Коля, перестань, — вновь услышал я голос своей мамочки. — Что ты надумал?
— Да мы аккуратненько, — послышался взволнованный шёпот отца.
“Всё ясно, — подумал я, — бате за пять месяцев воздержания стало невтерпёж. Вот только этого мне ещё не хватало!”
— Петренко, — переходя на громкий шёпот, запротестовала мать, — ты с ума сошёл, что ли? Какое может быть аккуратненько? Мы уж не надеялись, что у нас что-то получится, а ты хочешь, чтобы всё полетело к чёрту? Даже и не мечтай! — категорично заявила мамочка.
— Ну, Ларочка, — уже более неуверенно произнёс отец.
— Никаких Ларочек. Спи.
— А давай у него спросим? — В голове у изголодавшегося по женской ласке супруга возникла новая идея.
— У кого у него? — не поняла его вопроса мать.
— Ну, у Витька.
— Петренко, ты совсем дурак или притворяешься?! О чём ты собрался спрашивать у ребёнка?
— Можно нам ещё этим делом заниматься или уже нельзя?
— Нет, у тебя точно что-то в голову ударило, — культурно ругнулась мамочка. — Спрашивать у ребёнка такие вещи!
— А что тут такого? — удивился отец. — Ему ж виднее, что для него вредно, а что нет.
— И как ты у него собираешься спрашивать? — ехидно заявила мать.
— А так и спрошу… — оживился батя. — Если можно, то пусть один раз толкнёт, если нельзя, то два раза…
— Петренко, — вздохнула женщина, — я не думала, что ты у меня такой придурок. По-твоему, он что, уже считать умеет?
— А вдруг? — не унимался отец.
Матери, видно, и самой стало интересно, как её супруг собирается договариваться с ещё не родившимся ребёнком, поэтому она сказала:
— Хорошо, попробуй.
И тут же где-то возле самого живота, я услышал тихий мужской голос.
— Витюша, ты меня слышишь? — Пауза. — Витёк, ты как там? — Снова пауза и смешок матери. — Скажи сынок, а ты не против, если мы с мамой того… ну, ты сам понимаешь… — Мать хмыкнула ещё громче. — Если не против, то толкни ножкой один раз, а если против — тогда два раза.
Я ощутил как на живот мамочки опустилась тяжёлая мужская ладонь. Чтобы батя ещё чего-нибудь не придумал, я, не раздумывая, пнул по его руке два раза. Тут уже мамочка не стерпела и разразилась таким хохотом, что не могла успокоиться несколько минут. Когда же судорожные подрагивания её тела, наконец, прекратились, я различил недовольный голос отца.
— Это, наверное, всё-таки не пацан, а девка. Не мог пацан меня не понять. Это вы, женщины, всё между собой чего-то мутите, да хитрите…
— Спи уже, “пацан”, — передразнила его мамочка. — Когда родится, тогда и посмотрим, кто тебе запретил то, чего “ты сам понимаешь”. — И она вновь залилась весёлым смехом.
Я услышал, как заскрипела кровать, видимо, батя отвернулся от несговорчивой супруги. Но только спустя минут двадцать стало слышно, как он равномерно засопел.
С появлением моего духа-куратора мне стало проще переносить все трудности моего пребывания в “неволе”. И хотя Селур не часто меня посещал, но, когда мне становилось особенно тяжко, он тут же появлялся, и мы подолгу с ним о чём-нибудь беседовали. Я постепенно рос, прибавляя как в весе, так и в сантиметрах, и вскоре, несмотря на нежелание, мне пришлось занять окончательную позу, то есть перевернуться вниз головой. Я в своей “прошлой” жизни, как и все люди в нашем обществе, был довольно спортивным человеком и в свои тридцать шесть выглядел лет на двадцать пять — тридцать. Но пробыть несколько месяцев в таком непривычном для обычного человека положении, оказалось не так-то просто. Физиология моего тела, конечно, работала отлично, как и было задумано природой, но вот мне, как личности, которая всё прекрасно осознавала, приходилось терпеть эти мучения. Благо мать, после того как прошла тридцать вторая неделя беременности, оформила на работе декрет, и теперь, находясь дома, стала чаще отдыхать лёжа на диване. Тогда и мне становилось чуть полегче, ведь и я вместе с ней занимал более удобное горизонтальное положение.
За две недели до предполагаемых родов мамочку, как “старородящую” и попавшую в зону риска, положили в больницу на сохранение. Теперь большую часть времени она лежала, что давало и мне возможность насладиться жизнью, но я чувствовал её волнение, которое вполне естественно передавалось и мне. Я-то прекрасно знал, что всё пройдёт нормально, но вот “заботливые” лекари этого времени так настращали женщину поздними родами, что я физически ощущал, как она напряжена.
Начальная фаза нашего с профессором грандиозного эксперимента подходила к концу, и я практически всё время, когда не спал, только и размышлял о том, как сложится моя жизнь вне живота матери. Мне чертовски сильно хотелось увидеть наконец своих родителей, но не менее интересовало и то, как буду выглядеть я сам. Вряд ли я буду похож на себя из той моей незаконченной жизни, ведь теперь родители были совсем другие… Это обстоятельство меня тоже немного обескураживало… Как это — при живых и здоровых родителях в будущем, иметь ещё одних законных здесь, в прошлом.
Чем ближе мы с мамой подходили к заветной дате, тем медленнее тянулось для меня время. Порой мне казалось, что оно совсем остановилось. Я пытался отвлечься на что-нибудь другое, но мои мысли неизменно и настойчиво возвращались к девятому сентября — дате, в которой я нисколько не сомневался, в отличие от врачей, конечно. У тех — срок моего рождения был назначен ориентировочно на начало месяца.