Зеркало жизни

Однажды он как-то заскучал. Не от того, что стало тоскливо по-прежнему, то ли от усталости, то ли от однообразия, как это бывало раньше. Неожиданно для себя оно почувствовал что-то новое, как желание о свидетельской беседе с самим собой, но через, вроде бы, знакомо-реальный объект. Что-то очень просилось в нём на поверхность такого явления, хотя и не представлял себе, как это может быть. Назовём его — нашего героя — Иван.

Занимаясь обычной жизнью, он всё же хранил это проснувшееся ощущение-желание. В какой-то момент он, вдруг, догадался поговорить с помощью зеркала. Да, образ перед тобой, всё отражает, не слукавишь. И вот он как-то оборудовал себе место на краю большого стола, поставил перед собою большое зеркало и стал вглядываться. Пробовал даже кривляться, изображать разное лицо, говорить и ждать, как ему хотелось, какой-то реакции оттуда. Поначалу было забавно и странно, но скоро ужимки надоели, и он стал просто смотреть, привыкая к себе такому…

В один из таких «сеансов» встречи с собой, он, вдруг, почувствовал, что с отражением что-то не то. Оно как будто стало жить своей жизнью. Он в нём и узнавал себя и тут же видел себя какого-то другого, то ли скрытого, то ли потаённо-сокровенного. А ещё отчётливо понимал, что тот зеркальный какая-то глубинная часть его, на которого он редко обращал внимание. А это уже становилось интересным до чрезвычайности. О как?!

Оттуда выскакивали какие-то забытые фрагменты детства, юности, почти не отмеченные памятью события, да и неожиданные выводы по их поводу. Да уж, вот это собеседник, и не соскучишься, и не отвернёшься, потому что явно чувствовал жгучую потребность разобраться и понять всё это.

Тот, из зеркала, душевно смотрел на него и напоминал:

— Помнишь, когда родители на время перебрались в Киргизию, вы жили в небольшой комнате рабочего общежития. И как ты, рано проснувшись, подошёл к окну, за которым ярилось солнце, и оно как-то необычно осветило статуэтку балерины на радиоприёмнике… Да так, что казалось она вся засветилась и словно солнечным ветром завертелась в танце, воображаемым тобой. Ты был в таком искреннем восторге, что не мог успокоиться, как будто ты что-то понял о самом главном в самой красоте жизни. А потом, вроде странно, на фоне совсем простой и далёкой от искусства жизни, полюбил балет, музыку, литературу, живопись. Да и как-то, вроде случайно, попадались люди, раскрывающие и усиливающие этот опыт для тебя. Помнишь, родной?

Он впервые назвал его так, а тот сидящий перед зеркалом, словно упал в волшебство и радостно улыбался. И с тех пор началось новое и сокровенное общение.

— Ты думаешь, — продолжал зеркальный, — эти твои события случайны? Знай, сокровенная Сила Жизни вела, ведёт и будет вести тебя всегда, окуная в самые неожиданные встречи и уроки. И я долго ждал твоего внимания, чтобы помочь тебе понять всё это. Ведь мы с тобой одно!

Наш герой перед зеркалом задумался и на него нахлынули воспоминания, вроде случайные. Реабилитированные бандиты в 56-м году побили его и взволнованный до предела отец, защищая его чуть не сгорел изнутри, но когда он в бандите увидел лицо эсэсовца концлагеря, куда он по предательству попал в 16 лет, то уже не выдержал и сошёл с ума. А ведь он, по сути, в своей семье был самый развитый и прошёл такую «школу» концлагерей и заботы о своих родных и близких, что не позавидуешь. И тут такое — единственный наследник мог погибнуть. Разум не выдержал и надломился. Испытания лечебницами, новая «жизнь», но даже в этом он находил возможности для переустройства Мира и заботы о нём. Своеобразно, но по-своему честно. Вскорости и мама ушла из жизни, претерпев невероятные испытания концлагеря, потерю детей, любимого мужа, и отодвигание на задворки своего творческого потенциала. Тогда она была последней в цепи родных того места, где они жили. Ему было даже трудно вспомнить, как он к ней относился. Она почти всегда была больна — ревматизм сердца. Когда она скончалась в больнице, он провожал её на кладбище в кузове машины, где она лежала в гробу. Не отрывая от неё глаз, он держал руку на её покрытом простынёю колене и оставил печать своей пыльной ладони, которая и ушла с мамой в вечность.

Сколько они с сестрёнкой бродили по Долинску, никто уже и не помнит. Но где-то он, мальчишка, почувствовал как-то свою ответственность за их жизнь и собрал все силы…

— Теперь-то ты понимаешь, — сказал зеркальный, — как судьба, погружая в эти события, формировала твою силу, устойчивость и самодостаточность?

— Да, точно, — отвечал Иван, — вспоминая, что пришлось пройти, убеждаюсь вновь и вновь, как подобного рода испытания закаляют и развивают. Не нытьём под чужой юбкой, а делом, результатами и дальше.

Но какое-то, однажды проснувшееся чувство красоты, дремало в нём и время от времени уводило его внимание в удивление и искреннее переживание этого свойства жизни. Любование рекой Быстрянкой в казачьем хуторе, где он чуть не утонул, не умея плавать, но что-то спасло его, как сила вытолкнувшая его из воды. Он пас коров, сбивал масло, влюблялся в одноклассницу с улицы, ухаживал за кроликами, прятался в терновнике в саду и спал в доме на земляном полу. Всё это растило в нём терпение, силу и опыт… Чем-то он чувствовал в себе, что надо пройти, и после обязательно откроется жизнь…

После другие школы, детдом — интернат и волшебная встреча там с балетмейстером, художником и по сути центром искусства в этом заведении. Снова напоминание о самом красивом, что может быть в человеке. И всё это на фоне «воспитания» побоями и унижения там же «больными» и спесивыми воспитателями, и сверстниками. А он грезил о геройстве и подвигах. Как-то во дворе того дома детей, кто-то попал в него камнем в район глаза. Пошла кровь, он упал, больно, но ему чудилось, что он богатырь на поле боя и олицетворяет собой геройство. И так иногда дети видят своё участие в жизни. Уроки танцев, рисования, музыки были самыми любимыми. А ещё первые уроки физики, где ему, вдруг, открылась бесконечность, как снаружи, так и внутри, и тогда воображение в нём зашлось восторгом во весь Космос снаружи и внутри…

Зеркальный вновь напомнил:

— Ты смотри, как по крупицам в тебе собиралось твоё узнавание высокого и твой путь к предназначению.

— Ты знаешь, — продолжил Иван, — наверное, нет точно, я так долго ждал нашего разговора, словно мне надо было исповедоваться или что-то отчётливо понять пред твоей свидетельской мудростью, как я вижу сейчас.

— Не тушуйся, мы же с тобой одна жизнь.

Иван снова задумался, вспоминая события своей жизни, понимая, что тот зеркальный он всё чувствует, слышит и понимает. Он, Иван, всегда почему-то был очень внимателен к тем моральным ценностям советского периода и искренне верил, что именно так и стоит жить. Потом пошёл возраст становления юношества, и он ещё отличался тем, что в детдоме после отбоя все мальчишки класса наперебой примеряли и озвучивали свои достижения, иногда сильно их преувеличивая. Так шлифовали и примеряли образы самих себя. Где «геройство», хвастовство, многие «знания» составляли портреты собеседников, вызывая самые разные чувства. И не смотря на эту искусственность, Ивану всегда как-то хотелось быть хорошим человеком, особенно тогда, когда он в самых простых ситуациях попробовал быть добрым к другим, чей отклик и внутренняя радость убедили его, что так точно правильно. Соревновательность мальчишек подталкивала его быть во всём «первым» …

— И именно эта старательность тренировала твои способности, — продолжил зеркальный.

— Я только сейчас понимаю, что те результаты и были важнее, чем перья хвастовства и преувеличений разных масок личности, — подытожил Иван.

То потом, когда он был начальником разных уровней, эти наработки и любопытство к живому делу выталкивали его из кабинетов и он бежал в шахту, днём, ночью, таская огромные грузы запчастей и инструментов, по грудь в воде, спасал производство. И почему-то всегда получалось. Радость от результатов победы доставляли ему большую радость, чем похвалы начальства. Но и подспудно росло уважение к нему окружающих, что и формировало их отношения, не выдуманные, а просто человеческие, добрые и отзывчивые…

— Вот смотри, — из зеркала голос, — роли и искренние порывы естественности того тебя настолько разные вещи, что после становится понятно, чему отдавать предпочтение.

Потом были люди, вроде опять случайные, научившие его читать и распознавать хорошие книги и их авторов. Однажды работая грузчиком, он очень захотел прочесть знаменитую в конце 60-х книгу «Лезвие бритвы». Она была только в городской библиотеке и её абы кому не давали и в читальном зале тоже. Тогда он схитрил и стал брать для прочтения тома В. И. Ленина. Представляете, грузчик — Ленина читает. У них ещё был какой-то учёт. И на 4-м томе Ленина ему дали «Лезвие бритвы». Радости не было предела, но…, прочлась очень быстро. Что-то его тогда зацепило в повествовании… Не столько события, сколько намёки на невыразимое, которое он уже умел чувствовать.

Это он сейчас стал догадываться о какой-то мудрой силе, что вела его по встречам с хорошими книгами, где он скоро становился соавтором текста, своим откликом и пониманием, иногда находил удивительные грани развития возможного продолжения в своих уже чувствах. Встречал он после гордецов, не умеющих читать контекста, а те, кто соревнуется с текстом, примеряя похожесть с собой любимым, а после «поднимались выше», как им казалось и хотелось. Ну и конечно же говорить, говорить об этом, пристраивая свою многозначительность.

— Болезнь современного мира, — эхом отозвалось со стороны зеркала.

Люди Ивану всегда были интересны, сначала, как примеры, а после искреннее желание, как потребность, читать их и понимать до донышка. Он часто устраивал прогулки по центральной улице города, вглядывался в лица и старался определить — какой человек и что с ним происходит. Тогда ещё начал понимать, что если не торопиться с определениями от сложившихся «убеждений», то точнее проникаешь в суть и лучше понимаешь.

Зеркальный довольно закивал ему с той стороны.

Не сразу, но как-то Иван стал замечать, что в нём просятся какие-то новые стремления и не сразу ясно, к чему. Всё отчётливее и отчётливее в нём росло умение различать неподдельное чувство ясности и радости (разного объёма и силы), против озабоченности в поддержании выбранных ролей, которые, в итоге, всегда становились фальшивыми. И это стало подталкивать его к поиску чего-то настоящего, о котором он даже не помышлял и вряд ли представлял, с чем ему придётся встретится. Так много мнений, цитат, «авторитетов» — навязанных и мнимых, поди разберись. И он знал, что придётся…

Конечно же всё это ещё и разбавлялось участием в обычной жизни, где зарабатывал, содержал семью, нёс ответственность, не особо тогда разбираясь, как Совесть пытается закрепиться в нём, уставал, иногда решая всё это стаканом, как было принято в угольной промышленности, особенно на местах. Казалось, что это иногда снимает внутреннее напряжение, отвлекает, но после:

Тут-то Жизнь подарила новый период. Это потом он понял, что она — добрая Волшебница.

— Вот, вот, — шептало зеркало, — тут-то с тобой случилось самое главное — ты прозрел. Не растерянная тобой любознательность и доверчивость позволяли тебе быть открытым, то есть чувствовать больше.

И снова он прав, уточняя главные моменты его жизни. Освободившись внутри себя от суетности и лишней озабоченности (ведь накопленный опыт и честность в нём позволяли решать дела житейские спокойно), он, вдруг, стал замечать, что в его «пустое» и новое пространство стали проникать озарения, недоступные ранее. Удивительно и странно вначале, но это всё было с ним, который неожиданно для себя прежнего, видел и себя, вроде привычного и того, кто это же видел со стороны. Как же это так? Он раньше думал и срастался с этой мыслью, что он – вот он, тело, привычные чувства и притёртые представления о себе, а тут ещё появился кто-то, который вроде не здесь, а везде. Но как разглядеть это «везде», если оно непривычно пустое. Поначалу бежишь в знакомое глазам, чувствам и мыслям привычным. А оно, где всё это пляшет, всегда есть и больше тебя, куда не посмотри, да ещё, да ещё и ты там везде. Потом любопытство начинает привыкать и исследовать всё это пространство, где чудесам нет предела. Мысли торопятся всё объяснить, но не поспевают и их явно не хватает, так как оно в своей одновременной безграничности всегда больше их возможностей (слов-то).

И по крупицам собирается картина, живая, необычная, но настолько достоверная для новых чувств, что не отвернёшься и понимаешь — так оно и есть. Иван всё ещё старался жонглировать словами, но уже созревал язык молчания на фоне той спокойной ясности и открывал невероятные и безграничные грани новой для него Природы, где он был везде. Пробовал сотни и тысячи раз проверять достоверность этого нового старыми штампами и всегда проигрывал этой новой Правде. Волшебной, разумной, уместной именно в его земном пути, собирая его нового, вездесущего, спокойного для вечного опыта, которого хватит на всё. Этот новый «Иван» и притёрто старый вначале как бы боролись, но Иван отступал, вырастая в того нового, который не сразу, но проявлялся в того настоящего, которого он всегда искал. Нашёл!!! А дальше головокружительное и вечное путешествие с нарастающими возможностями. Тот старый мир цеплялся за него определениями, теориями, какими-то схемами, навязанными шаблонами, претендующими на всезнайство. Но эта новая Жизнь в своей бесконечной полноте в ежемгновенном танце перемен ускользала от них, уже мёртвых и не интересных.

А после та ясность обнаруживала Начало начал, откуда невероятным образом творилось всё, запускались процессы, формы, свойства, пронизывающая разумность, да ещё в таком сочетании волшебных качеств, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Оно есть и всё, всё содержит невидимым, непостижимым способом, верно и Вечно. Он как-то смирился с этим, свыкаясь с вездесущей и всегда уместной Мудростью. Драка людей за слова названий этого, чтобы не бояться этой неопределённости и грузить на эти образы свои хотелки, уже не впечатляли его. Понимал, знал, доверял и учился жить с этим новым умением.

— И что же ты теперь будешь делать с этим привычным миром? Ведь он среди людей продолжает сходить с ума…? Взбесившаяся жадность, спесивая гордыня, страхи и вынужденное рабство вредят не только людям, но и планете, ты ведь уже это видишь, — вопрошало зеркало.

— Да, мой брат сокровенный, — отвечал Иван, — вопрос-то не праздный, но и неотложный, да к тому же без пробуждения в каждом не обойтись. Иначе тот образ жизни — убийственный мусор и зараза, съедающие всех. Есть некоторое понимание и план подсказанный той Мудростью и мои скромные возможности. Но честно скажу, мне жаль их — послушных и слабых, растерявших сокровенное своего прошлого, которое ох как важно возродить, но на фоне этих новых условий. Если просто — светить и создавать новое пространство условий и светлых примеров. Ведь я не святой, но понимаю уже кое-что, не без твоей помощи тоже, и беру на себя ответственность за всё и за те дела, которые я могу осуществить.

Иван в тихой радости улыбался себе и озорно подмигивал своему собеседнику в зеркале… С каждым разом он всё больше и больше понимал о себе и самой жизни в нём. Обретая себя такого нового, он с воодушевлением осознавал, что перед ним стоит задача освоения искусства самой Жизни. Он отчётливо чувствовал и осознавал, что в этом огромная роль принадлежит вниманию. Интересный вопрос предстоит разрешить вначале: кто в нём воспринимает, зачем и почему?

Кто внимает? Для себя он определил пока, что это Сознание, пронизывающее собой всё Сущее. В нём отражается, и оно же воспринимает всё это. Дальше другая игра этого свойства Природы и Жизни. Люди, живущие в биологической форме здесь, пока не отрешились от страха за свою жизнь, который в этом «развитом» сообществе людей приобретает очень странные формы, запутанные и выдуманные, с которыми ему приходится мириться, оставаясь в таком выборе отношений с жизнью. Это же плодит за собой цепочки мотиваций, реакций и в большинстве не совсем радостных качеств. Но когда Иван стал замечать, переживать свойства ДО всех этих игр личности, меняющей маски, он неожиданно как бы видит и понимает намного больше истинной реальности, чем в поспешности притёртых определений. И чтобы ТАК видеть, внимание должно быть предельно чистым, как именно чистое зеркало, в котором всё отражается без всяких искажений, ясно и отчётливо, что делает восприятие полным, не оторванным от Жизни и её удивительной музыки Счастья. Основное искусство внимания — оставаться чистым…

Исследуя все эти тонкости, он ещё обнаружил, что живая Жизнь не повторяется ни в одном мгновении, которая, как ни странно, содержит в себе палитру свойств, событий, настроений всего, от каждого атома, до самых дальних закоулков всех вселенных. Его новое восприятие отмечало, что он видит эти мгновения в их полновесной живости и ту силу за ними, что так формирует жизнь. Мгновения в нём становились впечатлениями до всех рассуждений о них и более полным пониманием, приглашая его иногда к отклику или просто усвоению всегда новых и новых. И тут же перед ним разворачивался вечный танец перемен какого-то непостижимого волшебника, плетущего дивный и живой ковёр. Происходящее и воспринимающее — два в одном каждый миг… Какие словари и даже образы в состоянии описать всё это? Но оно есть и не прячется от чистого внимания.

— Ещё одно бесплатное волшебство, — кивал другой из зеркала — зазеркалья.

— Да, это точно — приглашение БЫТЬ.

Это всё с невероятным удивлением размещалось в нём и, наверное, развивало в нём же следующее — искусство выбора. Что с этим делать, как откликаться. Хотя уже отчётливо понимал, что терять в угоду каким-то фрагментам никак не хочется. Отклик действий (конечно же от вечного) словно творчество высшего в нём создаёт новые явления, свойства, формы, которые точно несут полноту тех волшебных свойств и качеств. А ещё возможный выбор в том, чтобы, растворившись в том ВСЁМ, полнится восторженной Тишиной и переживать каждый миг экстаз со Вселенной. И он наверняка вырвется после новой вселенной и Миром. Вообразить невозможной, что может быть явленным в дружбе и созвучии с таким объёмом себя — жизни…

Иван уже точно теперь понимал и всегда чувствовал какие-то вроде скрытые закономерности, которые содержали и двигали этот невообразимый объём всего. Как к этому относиться? Он понял — не мешай его Мудрости, дарующей тебе все чудеса, раз тебя пригласили сюда, как-то догадывался Иван. Как «Бог» относится к самому себе? Вот и пример, результат которого он уже знал и чувствовал каждой клеточкой. Тут же ненавязчивая и проницательная Мудрость определяли в нём, как относиться к другим, с тем же потенциалом, как и в нём. Знание всех этих свойств — мудрых и вечных, содержащих всё Существование и жили в нём, как главный советчик и маячок, не считаться с которым он уже не мог.

Вот так вот однажды откроешь себя настоящего и всё понятно, много и счастливо. Лучишься этим, трансформируя себя, как новое пространство и всё, с чем оно соприкасается. Тоже неожиданное Чудо.

— Волшебное Зеркало Жизни — оно содержит в тебе всё происходящее и оно же отражает все твои уже проявления, как вечные учебные пособия, в которых ты уже не заблудишься, брат Иван, — и дружески подтрунивал над ним тот второй, из зазеркалья.

Всё случилось и научило как с этим быть и что значит — БЫТЬ…

Иван зашёлся в счастливом восторге, не находил себе места, хотя и не двигался, а пел чувствами новый Гимн Жизни в своём исполнении… И Вечность с радостью принимала его!!!