Начало здесь
Как-то к нам на метеостанцию пожаловал начальник куста из Туруханска.
— Он прибыл для проверки работы нашей станции, — объявила нам Галина.
Был он не один, с очень молоденькой женщиной.
— А женщина с ним, она кто? — поинтересовались мы.
— Его помощница, — объяснила она.
— Пускай проверяют, нам бояться нечего, — успокоили мы свою начальницу.
Расположилась комиссия в доме Галины и Анатолия. Сами они весь день провели в помещении радиостанции.
— Документацию смотрят, — сказала нам Галя.
Правда, нам показалось странным то, что комиссия начала проверку не с метеоплощадки, не с радиостанции, не со знакомства с нами, с персоналом станции, а прямо с самолёта направилась в дом к Галине. Видно было, что этот маршрут был им хорошо знаком. И документы лежали в шкафу на радиостанции нетронутыми.
« Проверяли» они весь день, даже не выходили на улицу. Вечером Анатолий с Галиной пошли домой.
— Нужно накормить ужином гостей, — проговорила она.
Часа через два из окон их дома послышалось весёлое пение и дружный смех.
В эти сутки было моё дежурство. Я только что передал радиограмму кустовому оператору, но рацию не выключал. Обычно в конце связи, из куста передавалась какая-то информация для всех метеостанций, я ждал.
Было половина первого ночи, сидя за столом, я переносил данные с пластмассовой дощечки, в которую делали записи на метеоплощадке, в журнал дежурного. Официально, правда, не разрешалось делать так.
Журнал нужно заполнять на улице. Но ночью или в дождь сделать это было невозможно. Поэтому на каждой метеостанции есть небольшая тёмная пластиковая дощечка, на которой пишут данные простым карандашом. После перенесения их в журнал, с дощечки записи хорошо стираются ластиком. Так метеорологи делают десятки лет, об этом все знают. Особо на это внимания не обращают, мало ли чего напридумывают московские чиновники, сидя в тёплых кабинетах.
Вдруг распахнулась дверь, и в помещение радиостанции ввалился начальник куста. Он был сильно пьян. Язык его заплетался, я еле разбирал, что он говорит. Подойдя к столу, он чуть не упал на него. Схватил дощечку.
— Што е-это?
— Простите, вы кто?
— Я, я на-начальник куста. Ты што п-прикидываешься? Што, не знаешь кто я?
— Нет, не знаю, мне начальника не представлял никто, попрошу вас удалиться. А если вы действительно начальник, то приходите завтра, трезвым.
— Садися за ключ!
— Зачем?
— Передавать б-будишь!
— Что передавать? Связь уже закончена.
— Вызывай оператора, приказ мой передавать будишь о своём увольнении!
— Вы меня уволить собираетесь?
— Да, прямо щас увольняю, вызывай! — уже рычал он.
— Тогда вот вам бумага, ручка. Пишите приказ о моём увольнении, расписывайтесь. Вот ещё лист, пишите приказ о своём назначении на моё место. Принимайте дежурство.
Я пошёл спать. Приказы оставьте на столе.
Сообразив, наконец, что делает что-то не то, он пошёл, шатаясь к двери.
— Ладно, работай, завтра разберёмся, — пробормотал он и вышел.
Утром пришла Галина.
— Саша, начальник куста объявляет тебе выговор с занесением в трудовую книжку.
— За что?— поинтересовался я.
— За то, что впустил в помещение радиостанции постороннего человека, а ещё за то, что писал на дощечке. Что спрятать её не мог?
— Галя, если тот человек был посторонним, то какое ему дело до моей дощечки?
— Как какое дело? Это же начальник куста.
— Так это был посторонний или начальник куста?
— Саша, ты ведь знаешь, что это начальник.
— А если начальник, то за что выговор?
— Ты же не знал, что это начальник и не имел права его пускать.
— Галя, ты уж определись как-то, знал я или не знал.
— Ты ведь знал, я говорила, но когда он зашёл ты ведь не знал… Что-то ты меня совсем запутал, — несла она тарабарщину, показывая свою глупость.
— Галя, ты что, не понимаешь, что ты делаешь? Если этот твой начальник так себя ведёт, то я его быстро на место поставлю. Есть начальник Управления в Красноярске, там же есть партком, которого вы все так боитесь. Сейчас сяду, составлю радиограмму и отправлю в Управление.
— Я думаю, быстро разберутся, кто здесь посторонний, а кто свой. Кстати, что ты его так обихаживаешь, дом для услады им предоставила? Ты считаешь, что люди ничего не понимают? Устроила им место для любви. Если он прибыл для личной надобности, то развлекайтесь, но нас не трогайте.
Я сел за стол и начал будто бы составлять радиограмму. В самом деле, ничего я не собирался посылать. Просто хотел этих бессовестных людей поставить на место. Галина испугалась, стала просить, чтобы я не радировал в Красноярск.
— Галя, ты почему меня просишь? Ты ведь со своим начальником затеяла эту игру, его и проси, чтобы он прекратил.
Галя сделалась бардовой, как свёкла.
— Саша, не делай этого, мне здесь жить и работать, у меня ребёнок, — заныла она.
— Ладно, Галя, иди, только думай наперёд, перед тем как захочется людей обижать, а с твоим грозным начальником я сам поговорю.
Мы вышли на улицу. Она быстро побежала домой, там спал её ребёнок. А грозный начальник куста прогуливался по высокому берегу Енисея в компании Анатолия и той милой женщины, обнимая её намного ниже талии.
Я направился прямо к ним.
— Здравствуйте, — обратился ко всем.
Девица и Анатолий вяло ответили мне, а начальник молча смотрел на меня, думая, что сейчас стану просить его о моей пощаде. Он в своей жизни, видимо, привык к этому.
— Мужчина,— обратился я к нему, — скажите, вы знаете меня?
— Знаю, ты работаешь на моей метеостанции.
— А зовут меня как, знаете?
— Гм, мне говорили, забыл.
— Фамилию мою можете назвать хотя бы.
— Нет, фамилии твоей не знаю.
— Кого же вы тогда собираетесь наказывать?
— Как его фамилия? — спросил он, обернувшись к Анатолию, который стоял с квадратными глазами, не понимая, что происходит и полушёпотом выдавил мою фамилию из пересохшего горла.
— Ну вот, — усмехнулся начальник, показывая свою могущественность.
— Скажите, вы мне тычете потому, что начальник, или потому, что просто хам?
Он не ожидал от меня такого вопроса, ничего не ответил, но глаза его стали округляться.
— Понятно, второе, — продолжал я.— Тогда ответьте, что вы ко мне привязались, что вам от меня надо?
— Ты, …вы, — начал заикаться начальник, — пустил, пустили постороннего человека.
— Насчёт постороннего я только что Галине всё хорошо разъяснил, вернётесь в дом, она расскажет вам, кто посторонний, кто свой, не смешите людей, не ставьте себя в идиотское положение. Лучше скажите, почему я зарплату получаю восемьдесят рублей, как стажёр, а работаю самостоятельно, как полноценный работник, хотя мне ещё нет восемнадцати. Кто получает остальные мои деньги?
Видимо, я попал в самую больную его точку. Он побелел и молчал.
— Так вот, — продолжал я, — вы приехали сюда с девочкой поразвлечься. Развлекайтесь, вас никто не трогает, и вы нас не трогайте, вам понятно? Вам здесь не армия, где вы безнаказанно издевались над беззащитными пацанами. Я вырос среди уличной шпаны и хулиганов. Даже в той среде за подобные поступки, таким как вы, морду били. Так что зря вы мужики выбрали меня объектом для своих издевательств.
Этот грозный начальник на глазах превратился в жалкого мужичишку. Анатолий стоял, опустив глаза в землю. У девицы дрожали губы, из глаз текли слёзы. Я же решил довести дело до конца.
—И ещё, — обратился ко всем, — не обижайте и не издевайтесь над людьми больше никогда. Не знаете на кого нарвётесь. Вот сейчас гуляете по берегу, от густого леса всего тридцать метров. Может оттуда прилететь небольшая пуля от мелкашки. Чья она, никто и никогда не узнает. Тайга здесь, а не армия, взрослые мужики, понимать должны.
Мой последний довод убедил их окончательно. Грозный — жалкий начальник залепетал: «Извините, простите меня за вчерашнее. Пьяный был, не понимал, что делал».
— Если пить не умеете, то не надо пить, — ответил я, развернулся и пошёл домой. Мне было противно смотреть на них и разговаривать с ними.
Через полтора часа эта парочка покинула наш посёлок на вызванном ими из Туруханска самолёте.
