Не такой. Книга первая / Не такой. Книга вторая
Не такой 3. Гл.1
Я всё падал и падал, и мой полёт в непроглядную бездну, казалось, будет длиться вечно. Если бы я мог в тот момент хоть немного о чём-то рассуждать, то, пожалуй, подумал бы, что такие вот полёты уже начинают становиться для меня какой-то закономерностью. Имей я в тот момент хоть малейшую возможность задуматься, то непременно бы вспомнил почти такое же падение во время моего исцеления шаманом. Однако сейчас мне было не до размышлений. Мысли мелькали в моей голове так же, как и всё вокруг, и среди всего этого хаоса мыслей, пожалуй, доминировала лишь одна: когда же всё это кончится?
Пространство, окружающее меня, было непроглядно чёрным, словно я летел сквозь глубокий колодец в безлунную ночь. Не понимая, где я, и что со мной происходит, я все свои силы и всё внимание направлял на борьбу с гравитацией. Мне казалось, что я знаю, как это сделать и что вполне могу справиться с притяжением, но всё осложнялось тем, что пространство, в котором я сейчас пребывал, почему-то категорически не желало подчиняться законам физики, к которым привык мой разум. Бездна словно издевалась и смеялась надо мной, применяя свои собственные — дьявольские законы, которые не подчинялись тем, которые были придуманы Создателем.
Притягиваемый чем-то или же кем-то, скрытым от моего взора среди окружающей меня черноты, я чувствовал, что с каждой секундой набираю всё большую скорость. Однако я вовсе не ощущал той лёгкости и эйфории, которая неизменно должна была появиться во время свободного падения. Всё было совершенно наоборот и не так, как нужно. Я чувствовал, что моё тело постоянно увеличивает свой вес так, будто я летел не вниз, в чём я был абсолютно уверен, а с невероятной скоростью взмывал вверх. От этого необычного падения вверх все мои органы постепенно разбухали, как весенние почки на пробуждающихся деревьях. С каждой минутой становясь плотнее и больше, они всё сильнее давили изнутри на мою грудную клетку, а мой несчастный живот уже превратился в раздутый до небывалых размеров футбольный мяч. Когда же я уже думал, что вот сейчас наступит конец и, что мою многострадальную плоть, точно перекачанный воздушный шарик, разорвёт на мелкие кусочки, я вдруг начинал притормаживать. В этот момент наступало долгожданное облегчение. Мой организм испытывал необычайное блаженство, словно я попал во встречный воздушный или магнитный (не знаю, какая именно сила меня несла) поток. Однако, когда мне уже начинало казаться, что полёт, наконец-то, прекратился, неизвестная сила вновь подхватывала меня и швыряла вниз. И вновь я с ещё большей скоростью продолжал лететь в неизвестность.
Время от времени перед моим взором из черноты появлялись чьи-то лица, но разглядеть как следует я их не мог. Они, с невероятной скоростью проносясь мимо меня, быстро исчезали в окружающей меня тьме. Возможно, это были лица каких-то моих знакомых или родственников, всплывающих в моём взбудораженном сознании, а, может, просто образы незнакомых мне людей, просто когда-либо виденные мною. В тот момент у меня не было возможности сосредоточиться и попытаться их вспомнить.
Вдруг сквозь завывание ветра в ушах и грохот металлических молотов в висках, от которых не было никакого спасения, я услышал равномерное: “Бом, бом, бом…” Этот новый звук, казалось, был всеобъемлющим и врывался в черноту отовсюду. Вот только в отличие от всего того, что происходило со мной до сих пор, он не доставлял мне никакого дополнительного неудобства. Скорее даже наоборот. Когда этот звук начал нарастать, своей вибрацией проникая вглубь моего тела, моё падение вверх начало постепенно замедляться. Но теперь это торможение не принесло мне долгожданного облегчения, как это было ранее. В тот миг, когда я в очередной раз застыл на месте, невидимый мне режиссёр вдруг начал разворачивать перед моим взором необычные фантастические картины. Они были настолько реалистичны, что от их созерцания моё ещё недавно разбухшее до небывалой величины сердце, вдруг сжалось в малюсенький комок, а в горле стало суше, чем в самой горячей пустыне. В моём сознании даже мелькнула мысль, что это всё тот же невидимый злой шутник, забавы ради, решил показать мне что-то такое, чего не видел никто из землян, но это что-то каким-то образом повлияло на историю всей планеты.
Сначала прямо передо мной вспыхнул огромный огненный шар, своим светом болезненно резанувший по моим глазам, привыкшим к темноте. С каждой секундой приближаясь и увеличиваясь в размерах, шар становился ещё ярче и излучал всё больше тепла. Прошло совсем немного времени, и я уже не мог терпеть испепеляющий жар, исходящий от него. Однако, ни укрыться, ни даже отвернуться в сторону я не мог. Чтобы уберечь глаза, я в который раз по привычке попытался их закрыть, Но это мне ничуть не помогло. Оказалось, что сквозь опущенные веки я видел так же хорошо, как и с открытыми глазами. Я пробовал повернуть голову в другую сторону, но своим необычным зрением я каким-то образом всё равно видел даже то, что находится у меня за спиной. Когда же огненный шар приблизился ко мне настолько, что терпеть жар стало невыносимо, я вдруг различил внутри него контуры какого-то неизвестного объекта. Всё, что я успел разглядеть, так это тёмный, вытянутый в длину эллипс с торчащими в разные стороны отростками, похожими на антенны. В следующий миг от эллипса отделился небольшой круглый объект, а он сам, вспыхнув ещё сильнее, разорвался на мелкие кусочки. Эти мелкие частички тут же превращались в яркие плазмоиды и разлетались в разные стороны. Со злобным шипением пролетая мимо меня, они вовсе не причиняли моему телу никакого вреда. Звука взрыва я не слышал, но зато ощутил сильную вибрацию, которая сотрясла моё тело.
Куда подевался потом тот объект, который, отделившись от эллипса, тем самым спасся от неминуемой гибели, я не знаю. В момент взрыва я на какое-то время потерял способность не только к концентрации, но и вообще что-нибудь видеть. Моё сознание тоже, будто взорвавшись, разметалось в разные стороны, как сухой горох из прохудившегося мешка.
Когда через некоторое время я вновь обрёл целостность, и у меня появилась возможность хоть немного проанализировать ситуацию, я понял, что по-прежнему нахожусь всё в той же чёрной бездне и всё также продолжаю своё бесконечное падение. Только теперь, после того, что я увидел и пережил, нынешнее моё состояние показалось мне беззаботной прогулкой. Первым делом я попытался сконцентрироваться на своём самочувствии, чтобы оценить его состояние. После столь интенсивного облучения с телом вполне могло произойти всё, что угодно. Как ни странно, но кроме уже привычного расширения и уплотнения внутренних органов, я не ощутил больше никаких изменений. Это порадовало меня, но тут я вновь услышал уже знакомое: “Бом, бом, бом…” Эти звуки вновь начали приближаться, становясь всё громче, а частота ударов — всё быстрее. Через некоторое время они уже звучали так часто, что отдельные удары начали сливаться в единый протяжный гул. Я почувствовал, как моё тело, откликаясь на этот бесноватый гвалт, охватила мелкая дрожь. Когда же гул, будто сквозь рухнувшую плотину, всей своей мощью вдруг ворвался внутрь моего естества, я вздрогнул, словно прошитый разрядом молнии, и открыл глаза.
Первым, что предстало перед моим мутным взором, когда моё сознание выскользнуло из страшного небытия, был большой бубен, с невероятной скоростью мелькавший перед моим лицом. Именно он издавал те самые звуки, перешедшие затем в монотонный звон. Как только я пришёл в себя, частота ударов по бубну вновь начала уменьшаться. Теперь я уже смог более ясно различить, насколько стар был музыкальный инструмент, выдернувший меня из тьмы, а также руку старика или старухи, которая сжимала непривычного вида колотушку. Кожа на маленькой руке хозяина бубна была сухая, морщинистая и покрытая коричневыми пигментными пятнами. Вероятнее всего, она принадлежала какой-то старухе. Узкая, с тонкими жёлтыми пальцами, она больше походила на кисть мертвеца, чем живого человека. На запястье, из-под рукава тёплой одежды, были видны странные браслеты, изготовленные в виде бус. Они свисали с руки и тарахтели в такт движению. Бусы эти состояли вовсе не из дорогих драгоценных камней, а, как мне показалось, из обычных тёмных и белых камушков с дырками, а может даже были вырезаны из костей животных. Теперь, когда гул бубна значительно уменьшился, сквозь редкое и монотонное “Бом, бом…” я услышал негромкое заунывное пение. Как по мне, так эта песня больше походила на скрежетание какого-то механизма, чем на человеческий голос. Из моих приоткрытых глаз, которые, словно находясь под гипнозом, никак не могли оторваться от бубна, без перерыва текли слёзы. Несколько раз я порывался вытереть их рукой, но моё тело оказалось настолько слабым, что я не мог даже пошевелиться, не то чтобы сделать какое-нибудь более существенное движение. Единственное, на что у меня хватало сил, так это лишь на то, чтобы изредка моргать глазами.
В скорости мой нос начал различать запахи, которыми было наполнено помещение. Их было много, и все они были мне незнакомы и непривычны. Не могу сказать, что они были мне приятны, скорее даже наоборот. Преобладающим же над всеми, был запах дыма. Сначала я подумал, что это дымят дрова в печи, но потом, когда обоняние обострилось ещё больше, понял, что “благоухали”, сжигаемые хозяйкой, какие-то травы. Их запах и бодрил и одурманивал одновременно, поэтому я чувствовал, что моё тело постепенно и неуклонно набирается сил, хотя в голове всё ещё царил некоторый хаос.
Прошло ещё немного времени. Не в состоянии больше смотреть на размытые от слёз силуэты незнакомых мне предметов, я закрыл глаза. Теперь я даже пожалел, что не могу видеть сквозь веки, как делал это всего несколько минут назад. Лёжа с закрытыми глазами, я по-прежнему продолжал прислушиваться к звукам и принюхиваться к запахам, царившим в помещении. Бубен, наконец-то, смолк, а женщина всё ещё продолжала что-то бормотать. Вскоре мои мысли из хаотичной мешанины и неразберихи постепенно начали выстраиваться в более-менее правильную последовательность. И первой здравой мыслью, а точнее вопросом, как ни странно, был: кто я, и где это я нахожусь? Кроме ощущения полёта в моём сознании зафиксировалась ещё лишь яркая вспышка. Заглянуть дальше в своё прошлое, сколько ни пытался, у меня не получалось — в памяти был натуральный провал. Та вспышка, от которой моё тело, а, точнее, моя кожа до сих пор пылала огнём, словно обрезала всё то, что я знал о себе. Моя память была чиста и прозрачна, как родниковая вода, и не было в ней ни пятнышка, ни песчинки, за которую можно было бы хоть как-то зацепиться. Казалось, будто я вот только что родился на свет и ещё не успел ничего повидать в этом мире.
Во рту было сухо и жарко. Я попытался пошевелить языком, чтобы вызвать выделение слюны, но тот, будто шершавый камень, прошёлся по нёбу, оставив после себя лишь болезненные ощущения. Собрав остаток сил, я тихо прошептал:
— Пить.
Женщина резко прекратила бормотание, и почти сразу к моим губам прикоснулась холодная посудина с водой. Услужливая, прохладная ладонь приподняла мою голову, и я, жадно и с наслаждением выпил всё, что мне дали. Непривычно низкий, с хрипотцой, женский голос что-то произнёс на незнакомом мне языке, но потом знахарка, или кто она там была, видимо, сообразив, что я ничего не понимаю, сказала по-русски с небольшим акцентом:
— У тебя очень сильный Дух-покровитель, Дэгиндэр. Когда станешь на ноги, нужно сделать ему хорошее подношение.
Прохладная вода, казалось, вдохнула в меня новую порцию энергии, и я, открыв глаза, в которых ещё сохранились остатки туманной пелены, сделал попытку приподняться. Однако, как и прежде, сил не хватило даже, чтобы пошевелить руками, зато я теперь смог хорошо разглядеть лицо знахарки. Это действительно была старуха, возраст которой трудно было определить. Её монголоидного типа лицо было сплошь усеяно морщинами, а щёки, которые, возможно, когда-то и были пухленькими и румяными, теперь пожелтели и обвисли. Волос незнакомки видно не было, потому что они были спрятаны под какой-то странной шапкой с перьями наверху и множеством висюлек, болтающихся как по краям, так и спереди. Поджав и без того узкие и едва заметные бледные губы, знахарка пристально всматривалась в меня своими маленькими цепкими глазками с чёрными бусинами зрачков, видневшихся сквозь бахрому висюлек на лбу. Почувствовав моё намерение встать, она легко, без нажима, положила одну руку мне на грудь и вновь поднесла ко рту большую глиняную чашку без ручки, лишённую какого-либо рисунка. Только в этот раз в чашке была не вода, а отвар каких-то трав. Прежде чем выпить снадобье, я с удовольствием втянул носом весь букет запахов, сконцентрированных в одной посудине. Сделав глоток, я поморщился. На вкус отвар оказался не таким приятным, как его аромат. Он был терпко-горьким с небольшой кислинкой. Впрочем, по поводу кислинки я вполне мог и ошибиться. Сейчас я ещё не был абсолютно уверен в том, что мой язык сможет точно распознать все вкусы так же, как делал это раньше.
И снова в моей голове появились уже мелькавшие в мозгу очень даже важные вопросы: а как именно было раньше, кто я, где я жил? Конечно, проще всего было спросить обо всём у целительницы, но мои веки вдруг начали тяжелеть, в голове появился туман, а мысли начали путаться и слипаться, будто тонкие липкие паутинки, превращаясь в бесформенный и бессмысленный клубок. Несколько мгновений спустя, я погрузился в приятный восстановительный сон. Наконец-то, жуткие видения ушли в прошлое, и мне снилась не бездонная пропасть, а прекрасная, заросшая травой и цветами, поляна, освещённая ласковым тёплым солнышком. Я шёл босиком по высокой траве, широко расставив руки и подставляя лицо солнцу и тёплому летнему ветерку. На душе было легко и спокойно. Вдали я увидел силуэт маленькой девочки, одетой в светлый цветастый сарафан. Девочка рвала цветы и плела из них венок. Видимо, почувствовав присутствие на поляне постороннего человека, она резко обернулась. Её золотые в солнечном свете кудряшки волос встрепенулись и на какое-то время закрыли лицо. Девочка, переложив венок с цветами в одну руку, другой, совсем по взрослому, небрежным движением убрала с лица волосы, и я увидел её нереально синие глаза. У неё были длинные, чуть изогнутые ресницы, маленький курносый носик и пухлые алые губки. Несмотря на маленький рост и на то, что на вид ей было всего лет десять, девочка была просто божественно красива.
— Кто ты? — с замиранием сердца спросил я, подходя ближе. — Как тебя зовут?
Девочка уже отошла от лёгкого испуга, вызванного моим внезапным появлением, и одарила меня своей сказочной улыбкой. Застенчиво опустив взгляд в землю, она тихо произнесла:
— Лидочка, а тебя?
— Меня? — переспросил я и задумался. Оказалось, что я даже не помнил своего имени. Девочка подняла голову, и в её глазах заиграли весёлые бесенята.
— Ты что, забыл, как тебя зовут?
— Забыл, — пожав плечами, весело ответил я и тут же постарался перевести разговор на другую тему:
— У тебя красивое имя, и оно тебе очень идёт, — сказал я.
— Спасибо, — ответила Лидочка и, залившись румянцем, вновь принялась разглядывать свои ноги. Она была босая, так же, как и я, а из-под юбки её длинного сарафана были видны только маленькие розовые ступни.
— В переводе с греческого твоё имя означает “красивая” или “прекрасная”, — блеснул я своей эрудицией, не в силах отвести взгляда от златовласой девочки. Если бы меня кто-нибудь в этот миг спросил, что же так привлекло меня в ней, то я вряд ли бы смог дать какой-либо вразумительный ответ. В этот миг она мне казалась просто олицетворением какого-то небесного божества, спустившегося на землю, и которого можно было любить просто так, бескорыстно и безо всякой на то причины.
— Я знаю, — ответила Лидочка, на мгновение подняв голову и взглянув прямо мне в глаза. Моё сердце ёкнуло и замерло, словно боялось своим стуком спугнуть этот краткий миг очарования, но в следующее мгновение её глаза вновь смущённо опустились вниз.
— А что ты здесь делаешь?
— Я? — переспросила девочка и, словно задумавшись на несколько секунд, замолчала.
Когда она вновь бросила на меня свой взгляд, в нём уже не было той первоначальной робости и стыдливости. Теперь в её глазах появился какой-то нездоровый блеск и даже злорадство. Лидочка медленно поднесла руку с незаконченным плетением к своим губам. Не отрывая взгляда от моего лица, она приоткрыла рот и лизнула один из цветков языком. В этот момент моё очарование схлынуло, будто прибрежная волна, потому что язык у девочки был не обычный, как у всех людей, а раздвоенный, как у змеи, и к тому же фиолетового цвета. Вздрогнув от такого видения, я отступил от Лидочки на шаг назад. Она же, лизнув цветок ещё раз, откусила его и принялась неспешно жевать. Прожевав его, она откусила следующий, потом ещё и ещё… Я смотрел на то, как медленно исчезает во рту девочки её венок, и не мог оторвать взгляд. Мой ум мне уже давно твердил: бросай это дело и смывайся, но мои ноги отказывались мне подчиняться. Они будто приросли подошвами к земле и не желали сдвигаться с места. Лидочка тем временем, доев последний стебелёк, громко отрыгнула и весело рассмеялась. Её звонкий смех эхом пронёсся по округе, растаяв где-то вдали. Мне же было вовсе не до веселья. Я чувствовал, что сейчас может произойти что-то страшное, но мои ноги по-прежнему не желали повиноваться. Тем временем маленькое хрупкое тельце Лидочки вдруг начало худеть ещё больше и вытягиваться в длину, пока не превратилось в мерзкую зелёную гадюку с прекрасной девичьей головкой. Изогнувшись, змея покинула упавший на землю сарафан. Затем, по-прежнему не отрывая от меня своего взгляда, извиваясь и шипя, она поднялась вертикально, словно кобра, готовящаяся к атаке. Для большей устойчивости девочка-гадюка изогнула кольцом свой длинный хвост и выгнула чуть назад блестящее чешуйчатое тело.
— А такая я тебе нравлюсьш-ш-ш? — прошипела голова девочки, с лица которой так и не сходила зловещая улыбка.
— Н-нет, — слегка заикаясь, честно ответил я, и всё же сумел сделать ещё один шаг назад.
— Почшему ж-же? Ты ж-же только что мне чуть ли не в любви признавался-ш-ш… — веселилась Лидочка, видя, какое впечатление произвело на меня её преображение.
— Потому что ты была другая…
— Первое впечатление бывает очшень обманчшивым…
— Да, пожалуй, я ошибся.
— Ну что ш-ш-ш, я тебя прощаю, только впредь будь более осмотрительным, — посоветовала змея и, рухнув всем телом на землю, просто исчезла.
Я молча стоял и никак не мог прийти в себя. Глядя на оставшийся сарафан, мне всё казалось, что сейчас из него вновь появится голова девчонки, а за ней материализуется и всё её длинное тело. Однако шли минуты, но ничего подобного не происходило. Поляна продолжала жить своей жизнью. Стрекотали в траве кузнечики, порхали над цветами бабочки и пчёлы. Где-то в зарослях кустарника щебетала какая-то птица, по-видимому, свившая там гнездо. Когда моё волнение немного улеглось, я оглянулся вокруг, подтянул штаны и хотел было рвануть куда-нибудь подальше с этой проклятой поляны, но почувствовал, что что-то мокрое коснулось пальцев моей ноги. Вздрогнув, я тут же попытался отскочить назад, но у меня ничего не получилось. Какая-то невидимая моему взору сущность успела крепко ухватиться за ногу, продолжая неистово облизывать мои пальцы. Это было так мерзко и противно, что меня чуть было не стошнило прямо в цветы. С трудом поборов этот нежданный порыв организма, я заорал, что есть мочи, и с остервенением затряс ногой, пытаясь сбросить прилипшую к ней невидимую тварь.
— Тише, тише, — услышал я знакомый скрипучий старческий голос, и моей головы коснулась прохладная ладонь. — Всё хорошо, всё хорошо… — Я открыл глаза и увидел старуху, склонившуюся надо мной. — Топтун, как тебе не стыдно, — обратилась она к кому-то, глядя в сторону моих ног. — Вот видишь, испугал мальчонку.
С той стороны послышался негромкий рык. Мне показалось, что неизвестный мне зверь раскаивается и извиняется за свой необдуманный поступок. Теперь, после целительного сна, я уже нашёл в себе силы, чтобы приподнять голову и увидел, что возле топчана, на котором я лежал, сидит небольшой медвежонок и виновато смотрит в мою сторону.
— Ты его не бойся, — перехватив мой взгляд, сказала старуха. — Злые люди убили его мамку, вот он и живёт у меня пока. Он уже улёгся на зимовку, но, видать, ты так громко кричал, что разбудил малыша. Вот он и решил так вот тебя успокоить.
— Я… не боюсь, — прохрипел я и попытался выдавить из себя улыбку. Пока что это у меня получилось не очень правдоподобно.
— Вот и хорошо, — сказала знахарка и снова поднесла к моим губам чашку с отваром трав. — Ты, Дэгиндэр, поспи ещё чуток, — приговаривала она, всё больше наклоняя чашку, чтобы я выпил всё зелье до дна. — Тебе ещё силы понадобятся.
— А почему вы называете меня Дэгиндэр? — поинтересовался я, допив лекарство и вновь опуская голову на что-то, похожее на подушку. Несмотря на то, что в моей памяти не сохранилось практически ничего, я чувствовал, что это слово мне никогда не было знакомо.
— Я не знаю, как тебя зовут, поэтому и назвала тебя этим именем, — пояснила старуха. — Дэгиндэр у нас, эвенков, означает: “летающий, как птица”.
Вспомнив о своём недавнем полёте в бездну, я невольно передёрнул плечами и хотел спросить знахарку, что она имеет в виду. Однако от неё не укрылось это моё подсознательное телодвижение, и она, улыбнувшись одними губами, погладила меня по голове и промолвила:
— Спи, нэкукэ[1], спи. Потом обо всём поговорим.
Мои веки действительно стали тяжелеть, и глаза вновь начали сами по себе закрываться. Мышцы тела расслабились, а разум заволокло дымкой тумана. Мне показалось, как где-то далеко вдали скрипнула дверь. В комнату проник холодный зимний воздух, наполненный запахами тайги и… почему-то псины. Послышались шаги, и незнакомый мужской голос произнёс:
— Ну, где тут моя добыча? Когда его можно будет съесть? — услышав эти странные слова, я никак не отреагировал, потому что старухино зелье уже брало над моим сознанием верх, и я всё больше погружался в пелену сна. Последней моей мыслью, перед тем как окончательно уснуть, было: “Какой же неприятный этот голос”, а ещё через мгновение я уже крепко и беззаботно спал.
Продолжение следует...
[1] Нэкукэ — малыш на эвенкийском языке
