Сугробы и звёзды

«Тук-тук», - мерно стучат настенные ходики. Кукушка давно уже не выпрыгивала из окошка. Луна таяла, исчезала, снизу её покрывали пушинки, ближе к серебристому свечению, чем к золотому, потом она отдавалась дрёме пушистого платка – а наутро дядя Витя уже откапывал домик с четырех сторон, делая аккуратные вырезанные в снегу дорожки, от калитки к воротам, и назад – к саду и сараю. Проходы были по полтора метра ширины, со слепой стороны хаты печка не давала сугробу набухнуть, и он был ниже остальных навалов по периметру дома, доходя до уровня жестяной крыши.

Везло тем, что вставал рано и был здоров – потому отворить дверь за навалом снега удавалось не всем, и глухо, как из диогеновой бочки, люди звали соседей на подмогу. Из окон хаты открывался вид на сугробы, пока детвора не следовал примеру взрослых и счищала постепенно снег вниз, на дорогу, где его уже сгреб по сторонам трактор. К обеду подъехала телега, фыркающая лошадь повторила губами эхом «Тпр-ру…» полусонного кучера. И мы с дедом Степаном, который, казалось, замер в своем промасленном ватнике и валенках с галошами, отправились метров за двести от дома к сельпо, где ждали свежевыпеченного черного хлеба. В каменных домах из труб валил дым. Две-три хаты, где давно не жили, совсем были укрыты снеговыми шапками. Еще два-три года, хаты могли покоситься и рухнуть, если в них не живут и не отапливают. Телок и поросенок очень любили черный хлеб, поэтому им доставалась большая часть привозимого раз в неделю.

Мы с дедом занимаем очередь среди сельчан в магазине, я остаюсь, а он опять ложится в свою телегу, нисколько не боясь мороза. Селяне обсуждают ночной снегопад – неужто ночью он повторится? Небо чистое, дым идёт высоко вверх до определённого предела. Наконец к прилавку вносят мешки с горячим благоуханным хлебом, нам положено по восемь буханок на семью, мы с дедом укладываем в санях и трогаемся.

Что-то странное происходит со мной, мне кажется, что на обратном пути пролистывается целая вечность – зажигается яркий закат над белыми голубеющими холмами, Меркурий, Юпитер, Сатурн и, конечно, Венера, ярким зёрнышком сияют над лесом. Да и в хате просквозила эпоха. Ходики давно встали, стены хаты покосились, чувствуется сырость. Женская рука уже не заводила их. Было совсем тихо. Лишь чёрно-белый телевизор что-то вещал по старинке, когда посмотреть на диво голубого экрана приходили соседи. Такие же дремучие и пропахшие лошадьми, землёй и далёким временем, как сегодняшний дед. Под утро на небе снова стали прясть пуховый платок, и кажется, я разрыдался, потому что впервые почувствовал обман времени, двигающегося рывками и рвущего свою так кропотливо выпрядаемую лунную ткань. Таких сугробов уже нет.