Ведическая школа Русколани. Сон на яву. Книга 1
Ведическая школа Русколани. Экспедиция в Навь. Глава 1
В поисках Беловодья
Глава 20 / Глава 21
ГЛАВА 22. Верхние уровни дна
Этот крик и выдернул друзей из закрученного вихря давно прожитых лет.
Четыре сома, пребывая в полуобморочном состоянии, медленно приходили в себя, одновременно с этим, так же медленно поднимаясь со дна озера вверх. Вот они упёрлись об ещё одну преграду. Но так им показалось только на первый взгляд. На самом деле это были всего лишь верхние листья тех самых водорослей, в густых длинных стеблях которых они буквально застревали некоторым временем назад. Небольшое усилие — и друзья преодолели зелёную баррикаду.
Но надежда оказаться в свободной воде улетучилась, как только ребята поняли, что пробились лишь на новый уровень живого пласта из точно таких растений.
Тяжёлый, изнурительный подъём продолжился. Поначалу стебли распределялись не так часто, но чем выше ребята поднимались, тем гуще они разрастались. В конце концов, спутанные переплетённые подводные отростки и их листья вновь стали создавать образы…
* * *
Судя по развернувшейся картине, ребята поняли, они оказались в том же временном окне, в котором присутствовали некоторым моментом назад, в эпохе правление князя Святослава.
…Весна выдалась спокойной. Но знали русичи, что ближе к осени наступит горькое время — придёт войско большое. В планах западных держав стояло ослабить сильную Русь и хитростью и военной силой подчинить себе…
Многотысячная армада находилась в нескольких днях пути от ближайшего селения северных русичей. Гарнаши сосчитали количество воинов: пятнадцать тысяч всадников и десять тысяч — пешее войско.
Ночь, любимое время русичей. Гарнаши — умелые великие невидимые воины — во второй половине ночи вошли в спящий стан противника. Заранее вычислив местонахождение и количество часовых, они умело их сняли. За короткое время, во время сна, гарнаши уничтожили несколько тысяч рыцарей.
С рассветом начался настоящий бой. Русичи бесшумно атаковали противника в двух противоположных местах. Полусонные рыцари падали от умелых ударов русских мечей. Но зазвучали рожки, иноземцы начали выстраивать свои полки. Войско противника разделилось на две части. Одну из этих частей атаковала небольшая дружина русичей, находившаяся в засаде. В этой дружине было много женщин.
А на поле боя доносилась чуть слышная песня и музыка. Наши друзья немало удивились, когда увидели, что женщины вместе с мужчинами, без страха, а даже с каким-то задором, очень умело выполняя все тонкости военного искусства, холодно и расчётливо вели бой с вражеским войском. Их длинные волосы, перетянутые на голове веревочкой, развивались по ветру. И ещё — двигались они в одном ритме, как будто вели какой-то непонятный танец. Полководец иноземцев побежал ближе и стал кричать своим подчинённым, чтобы те воспряли духом. Но ничего не менялось, и он понял, почему. Русичи вели бой под музыку. Это невероятно, но это так. Русичи находились под влиянием песни. Упрямые спокойные взгляды, лица выражали не злобу и страх, а уверенность и дружелюбие. Вот голос стал угасать, его высокие ноты переходили в низкие. И тут первый ряд воинов-русичей сделал несколько шагов назад, а на их место, как по команде выдвинулись другие — отдохнувшие, свежие воины. Вражеские солдаты ещё не успели сообразить, в чём дело, а песня зазвучала с новой силой, выдерживая определенный ритм, и этот ритм как будто руководил каждым движением русичей. Войско неприятеля таяло на глазах, началась частичная паника.
В нескольких метрах перед собой полководец заметил женщину с мечом в руках — это была хрупкая, ещё совсем молодая девушка. Меч она держала двумя руками.
Один из воинов-противников сделал профессиональный обманный выпад мечом, чтобы вторым движением убить девушку. Но та никак не отреагировала на обманный трюк солдата, а наоборот, использовав это, застала его врасплох. Лёгким с виду, изящным движением она проткнула солдата насквозь, пробив металлические доспехи. По силе своей этот удар обладал колоссальной энергией — было ощущение, что неизвестные, неземные силы помогают этим людям.
А песня всё взлетала, как большая и сильная птица. И кружила, кружила над головами русичей.
И всё-таки опытный воин сумел использовать гибель своего солдата и то, что эта девушка была сильно ранена: из правого плеча сочилась кровь, и, видимо, была повреждена кость, так как движения её были недостаточно быстрые. Полководец подхватил короткое копьё, лежащее на земле. И в тот момент, когда она освобождала свой меч из поверженного солдата, отработанным движением он метнул копьё в эту женщину. Копьё пронзило тонкую талию и впилось в тело. Смертельная рана и тяжесть копья повалили её на землю. Но лицо девушки не выражало страдания от невероятно мучительной боли, а наоборот, её глаза стали наполняться неподдельной искренней радостью, лицо излучало улыбку и истинную радость жизни.
У ребят перехватило дыхание, словно сами на себе они ощутили удар копья. Особенно резко и болезненно на это отреагировал Зарубик. А Белана так вообще чуть не потеряла сознание… Несмотря на нахождение в воде и в образе рыб, у обоих на глазах навернулись слёзы…
Эта девушка — её звали Любава — почувствовала сильный удар в мягкую плоть живота. Этот удар чуть не сбил её с ног, она едва удержалась. В глазах стало темнеть. Силы быстро уходили из её тела. Она всё помнила: смерти нет, нужно ярко помечтать о новом воплощении на Земле. Она стала поворачивать голову в ту сторону, где вел бой её любимый — её муж. Мысль Любавы яркой энергией соединилась с энергией её любимого. Напрягая последние силы, сжимая всю свою волю для того, чтобы не упасть от невыносимой боли и не закричать, она ярко представила их обоих на Земле снова — молодых, здоровых и очень счастливых. Она больше не чувствовала своё тело — наступила физическая смерть. Душа пошла наверх, но мысль продолжала жить…
Теперь внимание ребят перенеслось на другую сторону поля. Там, как оказалось, вёл бой муж Любавы — Всеяслав — её любимый, её половинка. Обнажённый по пояс, высокий, стройный, красивый молодой русич — он легко управлялся двумя мечами. Русичи, меняя друг друга через определённое время, вели изнурительный бой с превосходящей силой противника уже много часов. Он был уверен и не сомневался в победе, только сильно переживал и волновался за свою любимую. Они совсем недавно создали семью и обустраивали своё поместье. Им помогала любовь — эта великая энергия. Сердца, переполненные этим сладчайшим бальзамом, ликовали. Но рыцарское войско разбило все их планы и мечты. Пришла беда в их дом. Они не могли расстаться даже на минуту. Невыносимой болью наполнились их души, и они вышли на защиту своих селений и своей земли вместе, как и многие другие семьи, потому, что не могли пережить расставания. И сейчас, в страшной кровавой рубке, они не сожалели ни о чём.
В тот миг, когда душа Любавы уже вышла из остывающего тела, Всеяслав всё понял — горячей энергией обожгло его сердце, невыносимая боль сковала его, дыхание стало прерывистым, и только мысль работала быстро и чётко: «Смерти нет, нам подарена Вечность Творцом. Мы не расстанемся с тобой Любовь моя!» От сердца отошла боль, тело расслабилось и успокоилось. Решение принято, в глазах появилась радость и уверенность.
Песня, звучавшая в ушах Всеяслава, обозначила смену позиций. На его место должен был встать отдохнувший воин. Но он не заменил себя, он остался лицом к лицу с врагами. Песня полилась с новой энергией. Подчиняясь ей, тело само продолжало бой. Но силы затраченные были не восполнены. Всё труднее Всеяславу вести бой, всё медленней его удары, но, тем не менее, уже третий вражеский солдат падает от его меча. Лёгкие, кажется, сейчас взорвутся. Раны, полученные им в ходе сражения, делают своё дело. Вражеский солдат, изловчившись, глубоко разрубает его ногу выше колена. Всеяслав падает набок. Падая, своим мечом протыкает ещё одного противника, и тут же чувствует рубящий удар по спине: «Боль, какая дикая боль! Нет. Нельзя поддаваться боли. Я должен умереть с мечтой о жизни».
И, продолжая стоять на одном колене, откинув свой меч из рук, Всеяслав перехватывает колющий удар, направленный ему в горло. Схватив ладонями лезвие вражеского меча, он остановил его и перевёл острие в точку Хара на животе.
Противник хотел выдернуть меч, но не мог — с такой силой держал его Всеяслав. Острие резало пальцы. Кровь обильно сочилась и стекала на землю. Всеяслав сам вонзал в себя меч. Уже совершенно белое лицо русича засияло искренней неподдельной улыбкой. Всеяслав ярко представил их с Любавой воплощение на Земле: «Какое это счастье — жить на Земле со своей любимой! Растить детей и радоваться жизни каждый день!». Он мысленно прижался к своей милой Любаве. Его совершенно белые губы что-то шептали. Никто не слышал, о чём говорил этот умирающий с улыбкой на лице русич. А он уже не чувствовал своё тело. Меч давно порвал жизненную энергию с названием Хара. Тело стало заваливаться набок. Русич упал. Но мысль, создавшая вечность, вместе с душой продолжала жить. И душа, покинув тело, продолжала петь стих вечности великого русича.
Вражеский воин, бросив свой меч, в страхе пятился от умирающего с улыбкой на лице русича…
* * *
Очнувшись от столь ранимых и лирических образов, ребята поняли, что выплыли к ещё одному верхнему слою водорослей. Не применяя дополнительных сил, какое-то непонятное течение выталкивало их всё выше и выше, пока они не оказались в ещё одних зарослях бесконечно высоких стеблей. Подъём, который привёл их к следующему историческому событию, на это раз разительно отличался от прежних двух. Эта эпоха, по сравнению с первыми двумя, была относительно современной.
Кто же не знал битвы под Сталинградом? Но не все знали, как проходили отдельные случаи и бои…
* * *
В штаб разведки Сталинграда прибыла группа людей — двенадцать человек. У них не было никакого огнестрельного оружия, каждый имел при себе два ножа. Старший группы — пожилой донской казак, и остальные были все казаки. Эти люди владели древним искусством рукопашного боя, который передавался из поколения в поколение. Людей этих называли пластуны. Когда-то, очень давно, их предки умели использовать свою психическую энергию, понимали её значение и предназначение и умели на расстоянии воздействовать на противника. Ребята сразу догадались, что предками пластунов были никто иной, как уже известные нам гарнаши.
* * *
Перед пластунами ставилась тяжелейшая задача: надо было в течение ночи освободить как можно большую территорию, занятую врагом. Стемнело. Пластуны на лодках начали переправляться через реку. Самое трудное в этом задании — это ночное время: противника не видно, но пластуны обладали большими способностями.
Лодки достигли берега, их там ждали. Пластунам точно указали, где заканчиваются наши позиции и где начинаются вражеские.
У немцев также были хорошо подготовленные солдаты, в совершенстве владеющие ближним боем, в том числе разведдивизионы Абвера — это были настоящие головорезы, профессионалы своего дела. Пластуны посовещались между собой и ползком двинулись к позициям немцев. Непростая задача — достичь передовых позиций врага. Осветительные ракеты то и дело взлетали в небо, было как днём. И тем не менее казаки, одетые в свои маскхалаты, сумели достичь первых рядов захватчиков. Егорыч — так звали пожилого казака, — когда взлетела в очередной раз осветительная ракета, хорошо видел перед собой двух немцев в десяти шагах: один сидел к нему лицом, а второй боком; они о чём-то переговаривались, лица были напряжены. Немцы были готовы ко всему, они ожидали нападения — здесь уже привыкли к ночным схваткам. Русские были отчаянными до безумства: они гибли, но не отходили назад.
Егорыч подполз совсем близко — три метра отделяло его от окопа немцев. И здесь произошло следующее: немец, сидевший к Егорычу лицом, вдруг ткнулся головой в землю и замер, второй немец отшвырнул свой автомат в сторону. В два прыжка Егорыч был рядом с немцами в окопе, в дело пошёл нож. Этот нож ему остался от отца, лезвие было тёмного цвета, никогда не ржавело и не тупилось — это был старый нож пластунов. В окоп за Егорычем влез ещё один казак-пластун — молодой парень Сашка, — но не то, чтобы молодой, но тридцати годов ещё не было. Егорыч приказал: «Ты иди по этому окопу, зачисти его, а я пойду в следующий». Все двенадцать пластунов рассредоточились и вели зачистку территории от захватчиков. Опасное, трудное дело у них, в каждую секунду можно погибнуть. Захватчики начеку — элитные немецкие головорезы. Сашка сделал несколько шагов вдоль немецкой траншеи, впереди сидели немцы — пять человек, один из них стоял и всматривался в сторону русских позиций. Казак крепко сжал рукоятку своего ножа, но не нож был главным оружием пластуна, а его психическая энергия.
С детских лет его дед учил использовать внутренние возможности человека. Бывало, даже кровь из носа шла, и тогда дед отпускал Сашку и не трогал его несколько дней. А всё-таки ему нравились занятия с дедом, дед много знал всяких историй и рассказывал ему с удовольствием. Сашка тоже хотел стать боевым казаком, да ещё не кем-нибудь, а пластуном — это элита казачьих войск: где простые казаки не могут ничего — пластуны могут всё. И вот теперь перед ним было пять человек; хотя бы три — это было бы просто их уничтожить, но их пять. А делать нечего. Энергетическим ударом он бросил двух немцев на землю, ещё двух развернул спиной к себе. Тот, что стоял — ничего не понимал, он увидел Сашку и смотрел на него. От удара ножом фашист упал замертво. Всё это происходило в течение нескольких секунд, ещё два захватчика было убито. Те двое, что были сбиты энергетическим ударом, сидели и смотрели друг на друга в полной растерянности и даже панике. И эти два солдата были уничтожены.
С недавних пор у казака Сашки не было больше в душе ни доброты, ни злости, ни жалости, ни агрессии. Был холод в груди и полное безразличие к своей собственной жизни. Он своими глазами видел лежащую на земле убитую захватчиками молодую мать, а рядом с ней двух-трёхлетних её детей — мальчик и девочка, и они плакали от того, что их мама больше не слышит их, она не прижимает их к себе — она просто лежит и молчит. Они ещё не поняли, что мамы у них больше нет. Он видел разорванные тела детей и женщин осколками снарядов. Он видел тело ребёнка лет пяти, почти напополам разрезанного пулемётной очередью. Как же мог этот немецкий пулемётчик стрелять в ребенка?
Словно наяву наши друзья почувствовали, как разорвалось Сашкино сердце, и обволокло холодом душу его, и жить он продолжал только по одной причине: очистить землю русскую от этих человеконенавистников и настоящих упырей. И будет он рвать этих нелюдей хоть зубами, но очистит свою землю от этой гадости, сделает всё, чтобы этого никогда не повторилось...
* * *
С этими ощущениями кадр с пластунами сменился на несколько другой. Теперь в бой шли иные войска, а именно в освобождённые окопы пойдут рассредоточиваться штрафные батальоны во главе с опытными разведчиками. Утром фашисты обрушат такой шквал огня на эти позиции, что все эти люди погибнут. Но штрафники не о жизни думали, ведь они не были предателями — они понимали всё, и биться будут отчаянно за свою русскую землю и за свои семьи.
Среди штрафников был совсем ещё молоденький солдатик. На вид ему было лет шестнадцать, но он сказал, что ему уже исполнилось восемнадцать. Он был белобрысый и щуплый, звали его Иван. Спросили у него:
— Ты ножом владеть умеешь?
— А разве штрафникам другое оружие дают? — спросил Иван в свою очередь.
Не засмеялись вокруг сидевшие бойцы, а с грустью переглянулись. Каждый из них понимал, что последние часы им отмеряно жить. Но почему-то этого паренька всем стало жалко.
— Как ты попал в штрафные роты? — спросили его.
— Нас сильно бомбили немецкие самолёты, — проговорил Иван. — Так бомбили, что земля ходуном ходила. Я сознание потерял. Когда очнулся — было тихо, только голова сильно гудела, и глаза не видели ничего — песком глаза забило. Пришёл постепенно в себя, глаза протёр, вокруг огляделся. Командиров никого нет, оружия тоже, чего делать — не знаю, а голова болит. Потом подтягиваться стали кто живой, раненым помогать стали — перевязывать. Носилки соорудили для раненых, кто идти не мог, и пошли к своим, чтобы раненых в медсанбат сдать, а себе оружие получить — наше почти у всех вышло из строя после бомбёжки. Медсёстры у нас были — две девушки молодые, их убило. Ну, в общем, идём мы, а тут из кустов вылазят мордовороты с автоматами:
«Вы, — говорят, — самовольно покинули свои позиции. Пойдёте под трибунал».
А там не разбирались долго. Вот и всё. А я добровольцем пошёл на фронт. И не трус я совсем, мы просто растерялись, шли к своим, чтобы оружие взять и дальше воевать. И раненые ведь кровью истекали и умирали от ран. А оказывается, надо было сидеть там и ждать своей смерти.
И вдруг Ваня встал, он был невысокого роста, и голос у него был не громогласный. Глаза загорелись огнём — не злости и обиды, а огнём справедливости.
— Я маму свою защищаю и сестрёнок младших, и всю нашу деревню. А ещё я девушку свою защищаю, Машеньку, я люблю её, хотя она об этом, наверное, не знает и теперь уже не узнает никогда. И жить мне хочется, мне так хочется жить! Но я не опозорюсь, и долг свой солдатский понимаю. И завтра свою жизнь задорого отдам…
И этот простой русский мальчик смотрел уверенно и смело. И было понятно: этот не подведёт.
Начало светать. Немцы, поняв, в чём дело, открыли яростный огонь. Иван полз на вражеские позиции вместе с другими — никто не помышлял повернуть назад. В руке он сжимал штык-нож.
«Хотя бы одного убить», — думал Ваня.
В нём не было растерянности — он знал, что делать. Появился задор, и желание драться. Они находились в разрушенном доме. Было видно, откуда стреляют фрицы.
«Эх, сейчас бы несколько гранат!»
Но у них были только ножи. И Ваня бросился на ближнего немца, и в последние секунды своей жизни он закричал самое дорогое слово для каждого человека, это слово — мама! И в этом слове объединились для него весь смысл жизни, все самые сокровенные мечты и вся Ванина любовь. Фашист успел выстрелить в Ивана — тот почувствовал, как горячий металл впивается в его тело. Иван в последнем отчаянном прыжке сбил фрица — он помнил, как его учили пользоваться ножом. Вражеский солдат дёргался в предсмертных судорогах, а Ваня, умирая, думал: «Прости меня, мама! Прости меня, Машенька, моя любимая! Я сделал всё, что мог…»
* * *
Но зря Иван думал, что не догадывалась Машенька о любви к ней.
Ушёл Иван в ополченцы, а Мария, когда узнала, надеясь, что их пути пересекутся, недолго думая, решила идти по стопам любимого. Но как бы ни хотела, ни мечтала девушка о встрече с Иваном, развели их пути дорожки, не посчастливилось им оказаться в одном отряде...
После курсов медсестёр попала Маша в Сталинград со своим подразделением. После тяжёлого многочасового боя на позиции оставались только раненые и эта девушка. Раненые стонали, просили пить. Немцы стреляли, им никто не отвечал — некому было. В каждом раненом солдате Мария видела своего любимого Ванечку, с которым так мечтала о встрече. Перевязывая раненых, она помогала им, как могла. Но вдруг она услышала немецкую речь. Осторожно выглянув в оконный проём, увидела, как немецкие солдаты перебежками приближаются к её дому. Она взяла тяжёлый автомат, перезарядила его. От страха тряслись руки. И в этот момент эта девочка, ещё ребенок, посмотрела на раненых. Они лежали и стонали, они были совершенно беспомощны. И проснулся в этой девочке великий инстинкт матери. Страх исчез, мысль стала чёткой и ясной. Она легко подняла автомат и повела бой. Её короткие очереди били в цель. Немцы залегли, стали бросать гранаты. Одна граната с длинной ручкой упала возле её ног. Мария спокойно и быстро подняла её и швырнула обратно…
Девушка перезаряжала автомат, он был горячий. Два немца впрыгнули в оконный проём. Короткой очередью она их срезала. Ещё два солдата. Одного из них она убила из автомата. У неё кончились патроны, из голенища сапога она вытащила штык-нож. Немец видел, что оружия у неё нет. Что может сделать эта девчонка ему, профессионалу? Подойдя ближе, он выстрелил ей в грудь из пистолета — пуля прошла рядом с сердцем. Но потомок своих великих предков-русичей — Мария — не почувствовала этого. Эта тоненькая, хрупкая девочка не могла бросить раненых и оставить их на растерзание врагу и, пересилив внутренний ужас, в два прыжка она оказалась рядом с немцем и вонзила свой штык-нож по самую рукоятку в захватчика.
«За вас ребятушки, за тебя Ванечка, любимый мой», — прозвучали последние уходящие из неё мысли…
