РУСЬ НЕРУССКАЯ (Как рождалась «рідна мова»)
«Нет! Это в самом деле не украинский язык! Такого языка у нас не разберут и ничего из него не поймут, а если что-то и разберут, то в голове останется что-то невыразительное, каламутное, какая-то муть».
И. С. Нечуй-Левицкий (Нечуй-Левицький І. С. Сьогочасна часописна мова на Україні // Україна. 1907. № 1. С. 10-11.)
Необходимое предисловие
В мае 2000-го года известный политик (ныне глава Национального союза писателей Украины) Владимир Яворивский жаловался в своей авторской радиопрограмме, что на всю многомиллионную Украину лишь несколько десятков тысяч человек по-настоящему владеют украинским языком. Действительно, язык, объявленный у нас «родным языком украинцев» (и на этом основании получивший статус единственного государственного) не очень-то популярен в народе. Люди общаются преимущественно на русском языке или на так называемом «суржике». Почему? Украинцы отреклись от родного языка? Предали его? Или, может быть, этот язык оказался слишком уж оторванным от народной почвы, а значит, — для большинства не родным? Об этом и пойдет речь.
Из-за обилия цитат эту книгу можно упрекнуть в компилятивности. Дело, однако, в том, что автор и не претендует на роль первооткрывателя. То, что изложено в моей работе — давно известно [Ещё до революции вышли посвященные проблеме украинского языка работы А. С. Будиловича, П. А. Кулаковского, Т. Д. Флоринского.]. Но известно, к сожалению, лишь узкому кругу специалистов. Между тем, в силу ряда причин, языковая проблема на Украине вышла далеко за чисто научные рамки. Что представляет собой украинизация? Что это такое? Возврат к истокам, восстановление естественных прав украинского языка или, наоборот, попытка оторвать Украину и украинцев от общерусского корня? Эти вопросы интересуют не только учёных. Ответить на них можно только опираясь на факты. Факты, изложенные в документах и специальной литературе, но старательно замалчиваемые сегодня. Привлечь внимание читателей к таким фактам и является задачей книги.
Наверняка, она (книга) будет воспринята неоднозначно. Не исключено, что в адрес автора последуют обвинения в «шовинизме», «украинофобии», подрыве «украинской национальной идеи». Поэтому хотелось бы оговориться сразу: данная работа ни в коей мере не направлена против украинского языка. На этом языке создана большая научная литература, написаны художественные произведения (в том числе и талантливые). Есть люди, которые считают этот язык своим, желают развивать его дальше. И это их право. Тем более здесь нет украинофобии. Наоборот, «Русь нерусская» написана в защиту права подавляющего большинства украинцев пользоваться действительно родным языком. Что же касается обвинений в «подрывной деятельности», то нужно напомнить навешивателям ярлыков слова выдающегося русского писателя (украинца по происхождению) Всеволода Крестовского: «Прямое слово правды никогда не может подрывать и разрушать того, что законно и истинно. А если наносит оно вред и ущерб, то только одному злу и беззаконию».
Глава 1. Возникновение наречий
«Русь не русская видится мне диковинкою, как если бы родился человек с рыбьим хвостом или с собачьей головой» , — заметил как-то Григорий Сковорода. (Цитируется по: Краснюк М. Религиозно-философские воззрения Сковороды // Вера и разум. 1901. № 16. С. 132.).
К сожалению, именно в такую диковинку превращают ту часть Руси, которая сегодня зовётся Украиной. Нападкам подвергается всё русское — русский язык, русская культура, даже русская (православная) Церковь. Административными методами проводится тотальная украинизация. Украинизируются детские сады, школы, вузы и т. д., вплоть до высших органов государственной власти.
Сами украинизаторы, ненькопатриоты (как когда-то назвал их один из публицистов) объявляют происходящее «национальным возрождением», «пробуждением национальной сознательности украинцев» (мнения которых, между прочим, никто не спрашивает), «преодолением последствий трехсотпятидесятилетней русификации». Они уверяют, что хотя многие украинцы считают русский язык родным, но в глубине души в них всё равно сидит та самая мова, возврат к которой приведёт к более полному раскрытию потенциала личности, а значит — к расцвету науки и культуры.
Так ли это? Действительно ли украинизация — это благо? «Зри в корень», — советовал незабвенный Козьма Прутков. Попробуем же, углубившись в прошлое, разобраться в сути происходящего на Украине сегодня. Как известно, все населявшие Киевскую Русь восточнославянские племена пользовались одним русским языком, и приехавший в Суздаль, Смоленск или Новгород галичанин в переводчике не нуждался. «Летопись приводит множество примеров, когда на вечевых собраниях Новгорода и его пригородов выступали киевские послы и князья, а к киевлянам обращались с речью представители Новгорода, Суздаля, Смоленска», — констатирует украинский ученый П. П. Толочко (Толочко П. П. Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. К., 1987. С. 186.).
Начало языковому расколу положило разделение политическое. Польско-литовское господство, установившееся в Юго-Западной Руси с XIV века, способствовало постепенному ополячиванию населения. Местные говоры всё более пополнялись польскими словами. «Как поляки в свой язык намешали слов латинских, которые тоже и простые люди по привычке употребляют, так же и русь в свой язык намешали слов польских и оные употребляют», — свидетельствовал анонимный автор «Перестороги», антиуниатского полемического произведения, написанного на Украине и датируемого 1605-1606 гг. (Цитируется по: Огієнко І. Українська літературна мова XVI-го ст. і український крехівський апостол. Варшава, 1930. Т. 1. С. 469.). Так возникли отличные от разговорного языка обитателей Северо-Восточной Руси западнорусские наречия — белорусское и малорусское. (Нужно сказать, что названия «Малая Русь», «Малороссия» не являются чем-то оскорбительным, как это утверждает современная пропаганда. Употреблявшиеся сначала константинопольскими патриархами, а затем и в официальных актах галицко-волынских князей, казацких гетманов, вошедшие в научную литературу, названия эти обозначали территорию первоначального обитания русских племён, по аналогии с названиями «Малая Греция» — место зарождения греческой цивилизации и «Великая Греция» — острова, на которые греки расселились позднее; «Малая Польша» — родина польской нации и «Великая Польша» — места дальнейшего расселения поляков. «Малая Армения» и «Великая Армения» и т. д.). Но и оформившись в отдельные диалектные группы, говоры Малороссии, Великороссии и Белоруссии оставались разновидностями одного языка. Посетивший в 1523-1524 годах великие княжества Литовское и Московское посол римского папы Климента VII Алберт Кампензе писал в Рим, что жители Руси как Литовской, так и Московской считаются одним народом, поскольку «говорят одним языком и исповедуют одну веру» (Библиотека иностранных писателей о России. Т. 1. СПб., 1836. С. 20.). На засилье «московского языка» в Литве жаловался литовский писатель XVI века Михалон Литвин (Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. Кн. 2. М., 1855. С. 286.), а польский король Ян Казимир (вошедший в нашу историю как противник Богдана Хмельницкого), выступая в сейме, указывал, что главная угроза для Речи Посполитой заключается в тяготении населения малорусских и белорусских земель к Москве, «связанной с ними языком и верой» (Павлищев Н. И. Польская анархия при Яне Казимире и война за Украину. Т. 2. СПб., 1887. С. 286.).
Языковая близость Великой и Малой Руси ярко проявилась после их воссоединения. Многие украинские писатели, переселившись в столицу, приняли деятельное участие в литературной жизни Русского государства. Они существенно обогатили московский говор, внеся в него немало южнорусских особенностей. В результате, как отмечал П. А. Кулиш, на основе малорусского и великорусского наречий выработался общерусский литературный язык, «составляющий между ними средину и равнопонятный обоим русским племенам» (Кулиш П. А. Об отношении малороссийской словесности к общерусской (Эпилог к «Черной раде») // Куліш П. О. Твори. К., 1989. Т. 2. С. 459.). Столь мощное (на первом этапе даже преобладающее) влияние малороссов на формирование русского литературного языка впоследствии дало повод некоторым ненькопатриотам обвинять великороссов в том, что они чуть ли не украли этот язык у украинцев. «Богатые запасы языка малорусской нации в течение двух последних столетий были систематически эксплуатируемы в пользу московского наречия» (Цитируется по: Флоринский Т. Малорусский язык и «украінсько-руський» литературный сепаратизм. СПб, 1900. С. 46.).
Так, к примеру, утверждал в 1880 году ярый украинофил Омелян Огоновский. Естественно, что поскольку главные культурные центры Российской империи (Петербург, Москва) располагались на территории Великороссии, в процессе дальнейшего развития литературного языка усиливалось влияние на него великорусской языковой среды. Примерно в середине XVIII века преобладающим стало уже оно. Однако и тогда малорусское влияние оставалось значительным. «Для развития литературной речи „малорус“ Григорий Сковорода сделал не меньше „великоросса“ Михаила Ломоносова, — замечал выдающийся русский историк Н. И. Ульянов. — А потом следуют поэты — Богданович, Капнист, Гнедич, вписавшие вместе с Державиным, Херасковым, Карамзиным новую страницу в русскую литературу. И так вплоть до Гоголя» (Ульянов Н. И. Русское и великорусское // Этнографическое обозрение. 1996. № 6. С. 142.).
«Великорусская литература (Кантемир, Ломоносов, Сумароков, Державин) сама тогда омалорусилась, — писал Иван Нечуй-Левицкий Михаилу Грушевскому. — …Эти великорусские писатели пошли на Украину почти как свои по языку: их понимали» (Нечуй-Левицький І. С. Зібрання творів. К., 1968. Т. 10. С. 355.). И даже оголтелый русофоб М. Антонович (внук известного историка) в своей «Истории Украины» (изданной в 1941-1942 гг. в оккупированной гитлеровцами Праге), объясняя причины распространения на Украине русского литературного языка, вынужден был признать: «Созданный в значительной мере самим украинским образованным слоем — тем духовенством, что массово отправлялось на службу в Россию — воспринимался этот язык как свой и им пользовались будто родным» (Антонович М. Історія України. Прага, 1942. Т. 4. С. 9.).
Как видим, малороссы (украинцы), как и великороссы, имели все основания считать русский литературный язык родным. Таковым он и был. И не только для образованной части украинского общества, но и для простого народа. Говорившие «по-благородному» помещики, в том числе и великороссы, в глазах украинских крестьян не являлись иноземцами, в отличие от панов польского или немецкого происхождения. Сами же крестьяне и в Великороссии, и в Малороссии говорили «по-простому», но и свои сельские говоры, и господскую речь считали разновидностями одного русского языка. «У нас, как это бывает и во всех почти странах, одна часть народонаселения говорит на своем образованном языке, а другая употребляет только свое местное просторечие», — отмечал профессор Киевского университета Сильвестр Гогоцкий и подчеркивал: «Ежедневно мы говорим в деревне с простым народом по-русски без всяких переводчиков, и не только примера не было, чтобы нас не понимали, но даже сами же эти простые люди рассмеялись бы, если бы мы, говоря с ними, стали их уверять, что они нас не понимают и приводили бы к нашему разговору переводчика».
Крупный учёный, выдающийся педагог, малоросс по происхождению, Гогоцкий авторитетно свидетельствовал: «Русский язык — наш язык; а потому мы учимся и учим на нём, как на своем языке», этот язык «наш во всей силе этого слова», «это наш язык, выраставший вместе с нами, вместе с историческою нашею жизнью и ее развитием, язык, вырабатывавшийся общими и долговременными трудами деятелей Великой и Малой (преимущественно юго-западной) России» (Гогоцкий С. С. Украйнофильство с его затеями о двухтекстовых учебниках. Почаев, 1881. Страницы 14, 18, 40, 68-69).
Русскоязычными были и украинские писатели — И. П. Котляревский, Е. П. Гребенка, Г. Ф. Квитка-Основьяненко, П. П. Гулак-Артемовский, за что впоследствии накликали на себя обвинение в «пренебрежительном» отношении к «рідной мове». «Пренебрежительное отношение к родному языку, как это ни странно, было даже у „возродителей“ украинской литературы: Квитки, Котляревского и др., которые также смотрели на язык украинский как на „малороссийское наречие“, а на русский язык - как на „общий язык“», — сокрушался один из активистов украинского движения (Довбищенко Я. Михайло Драгоманов // Пам’яти Михайла Драгоманова. Х., 1920. С. 10.).
«Сознательности национальной украинцам не хватало. Квитке ещё не приходил в голову вопрос о национальном языке», — печалился другой «национально сознательный» автор (Плевако М. Григорій Квітка-Основ’яненко // Наше минуле. 1918. № 2. С. 13.).
«Недостаток национальной сознательности» и «пренебрежение к родному языку» тут, конечно, ни при чём. Следует помнить, что в то время малороссы вместе с великороссами и белорусами составляли одну русскую нацию, подобно тому, как великополяне, малополяне и мазуры составляли нацию польскую, пруссаки, баварцы, саксонцы — нацию немецкую и т. п. Теория о «трёх братских народах», якобы возникших из «древнерусской народности» после распада Киевской Руси, вошла в обиход позднее. Некоторое время именно эта теория господствовала в отечественной историографии. Однако сегодня большинство исследователей склоняются к мысли о её несостоятельности. Действительно, нации (народности) не распадаются вслед за государствами. История народов Европы — наглядное тому подтверждение. Северные области Италии долгое время находились под немецким владычеством, южные — под испанским, а в центре Апеннинского полуострова существовала под управлением римских пап самостоятельная Папская область. Веками эти территории были отделены друг от друга государственными границами, жили каждая своей политической и культурной жизнью, их население говорило на разных наречиях. Но сегодня итальянцы — единая нация, а не три братских народа. Веками и Германия была расколота на множество государств, а разные её части входили в состав испанских, датских, шведских владений. Но и немцы сохранили национальное единство. Раздел Польши между Россией, Пруссией и Австрией не привёл к распаду польской нации на «три братских народа». Греки Балканского полуострова, Малой Азии и различных островов, разбросанных в Восточном Средиземноморье, сознавали себя единой нацией, хотя разделялись не только государственными границами, но и морем. Сознавали себя единой нацией и все три ветви русского народа — великороссы, малороссы, белорусы. Один народ — не значит одинаковый народ. Различия в обычаях и языке у великороссов, малороссов и белорусов, конечно же, имели место. Но различия эти все-таки были меньшими, чем разница между теми же малополянами, великополянами и мазурами в Польше, пруссаками, саксонцами и баварцами в Германии, пикардийцами, ильдефрансцами и провансальцами во Франции и т. д. Соответственно, вышеупомянутые Котляревский, Гребенка, Квитка-Основьяненко считали себя русскими, а русский язык — родным. Создавать ещё один литературный язык, «возрождать украинскую литературу» они не собирались, а простонародные говоры (в данном случае диалекты Полтавской и Харьковской губерний) использовали в своём творчестве для лучшей передачи местного колорита или для комических эффектов.
«По господствующему тогда образу воззрений, речь мужика непременно должна смешить и, сообразно с таким взглядом, Котляревский выступил с пародией на „Энеиду“ Вергилия, составленную по-малорусски, где античные боги и герои изображены действующими в кругу жизни малорусского простолюдина, в обстановке его быта, и сам поэт представляет из себя также малорусского простолюдина, рассказывающего эти события», — пояснял Н. И. Костомаров (Костомаров Н. И. Малорусская литература // Науково-публіцистичні і полемічні писання Костомарова. Б. м., 1928. С. 241.).
Кстати сказать, в «возродители» украинской литературы И. П. Котляревский попал лишь в конце XIX века, когда деятелям украинского движения потребовалось доказать, что пропагандируемое ими «українське відродження» происходит не от поляков. До этого Ивана Петровича таковым не считали. Например, ещё в 1861 г. П. А. Кулиш называл его выразителем «антинародных образцов вкуса», осмеявшем в «Энеиде» украинскую народность, выставившем на показ «всё, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина», а язык поэмы именовал «образцом кабачной украинской беседы» (Кулиш П. А. Обзор украинской словесности // Основа. 1861. № 1. С. 244, 246, 247.).
Также и Е. П. Гребенка писал, что народный язык представил «на суд публики г-н Котляревский в трактирно-бурлацких формах» (Цитируется по: Шамрай А. Харківські поети 30-40 років XIX століття. Х., 1930. С. 67.). А один, к сожалению, не названный по имени в научной литературе, украинофил в письме к украинскому поэту Я. Щёголеву даже заявил, что автор «Энеиды» «издевается над украинским говором и преимущественно подбирал вульгарные слова, наверное, на потеху великорусам и на радость армейским офицерам и писарям» (Цитируется по: Коряк В. Нарис історії української літератури. Х., 1929. Т. 2. С. 320.).
Не задавался целью «национального возрождения» и Г. Ф. Квитка-Основьяненко. Всё было проще. «Живя в Украине, приучаясь к наречию жителей, я выучился понимать мысли их и заставил их своими словами пересказать их публике. Вот причина вниманию, коим удостоена „Маруся“ и другие, потому что писаны с натуры без всякой прикрасы и оттушевки. И признаюсь Вам, описывая „Марусю“, „Галочку“ и проч., не могу, не умею заставить их говорить общим языком, влекущим за собою непременно вычурность, подбор слов, подробности, где в одном слове сказывается все. Передав слово в слово на понятное всем наречие, слышу от Вас и подобно Вам знающих дело, что оно хорошо», — сознавался писатель в письме к великорусскому учёному и поэту П. А. Плетнёву (Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Твори. К., 1957. Т. 5. С. 531.).
Действительно, было бы странно, если бы персонажи произведений Квитки — казаки и крестьяне из малорусских сел и местечек — общались бы между собой изысканным литературным языком, принятым в аристократических салонах. Как не могли общаться таким языком и персонажи произведений великорусских писателей — мужики из Вятской, Рязанской или Псковской губерний. «Мы - пскопския» звучит не так, как «мы — псковские», но и то, и другое — русский язык. Нечто подобное происходило и в других европейских литературах. В Германии сочинители комедий на швабском или нижненемецком наречиях, при всей любви к своим местным говорам, не отрекались от немецкого литературного языка. Поэты юга Франции, творившие на провансальском диалекте, не переставали от этого быть французскими литераторами. В тогдашнем литературоведении такой вид творчества назывался областной литературой, которая являлась оригинальной частью литературы общенациональной. Представителями такой областной литературы были и Котляревский, и Гребенка, и Квитка-Основьяненко, и их более поздние последователи. Никто из них не отделял себя от русской культуры. Вспомним, что даже Т. Г. Шевченко при всей любви к малорусскому слову свои прозаические произведения писал на русском литературном языке, русского поэта А. В. Кольцова называл «поэтом нашим» (Шевченко Тарас. Твори. К., 1971. Т. 5. С. 12.), а М. Ю. Лермонтова — «наш великий поэт» (Шевченко Тарас. Твори. К., 1971. Т. 5. С. 73.).
«Во времена котляревщины, гулаковщины, артемовщины и т. п. украинская литература была лишь провинциальной литературой, дополнительной к русской, это была литература гопака, горилки, дьяка и кумы. Этого характера украинская литература не лишилась даже во времена Шевченко, Кулиша, Марка Вовчка и других», — вынужден был признать видный украинизатор, нарком просвещения УССР Н. А. Скрыпник (Скрипник М. Підсумки «літературної дискусії» // Більшовик України. 1926. № 1. С. 31.). Он справедливо считал, что самостоятельная украинская литература возникла в конце XIX века благодаря стараниям галицких литераторов (об этих «стараниях» речь пойдет дальше).
Таким образом, ещё в XIX веке русско-украинского двуязычия на Украине не существовало. Литературная речь и народные говоры мирно уживались, будучи лишь разными ступенями развития одного и того же русского языка. «Тесная внутренняя связь и близкое родство между малорусским языком, с одной стороны, и великорусским, белорусским и общерусским литературным языками, с другой, настолько очевидны, что выделение малорусского из русской диалектической группы в какую-либо особую группу в такой же степени немыслимо, в какой немыслимо и выделение, например, великопольского, силезского и мазурского наречий из польской диалектической группы, или моравского наречия — из чешской диалектической группы, или рупаланского наречия — из болгарской диалектической группы… — отмечал выдающийся учёный, профессор Киевского университета Т. Д. Флоринский. — В частных сторонах и явлениях своей жизни, в языке, быте, народном характере и исторической судьбе малорусы представляют немало своеобразных особенностей, но при всем том они всегда были и остаются частью одного целого — русского народа» (Флоринский Т. Указ. соч. С. 7-8.).
Так же и другой крупнейший учёный, филолог, профессор Варшавского университета А. С. Будилович подчеркивал принадлежность малорусского и великорусского наречий к одному русскому языку. Учёный указывал, что малорусские и великорусские группы говоров гораздо ближе друг к другу, чем, например, нижненемецкие и верхненемецкие говоры в немецком языке, или северофранцузские и провансальские — во французском. «Это доказывается тем, что шваб вовсе не понимает фриза, а нормандец — гасконца, тогда как великорус и малорус всегда поймут друг друга, говоря на своих просторечиях» (Будилович А. К вопросу о литературном языке Юго-Западной Руси. Юрьев, 1900. С. 14.).
По мере распространения просвещения возрастало количество пользующихся литературным языком, общим для малорусов и великорусов, и, соответственно, сокращалось число говорящих на просторечиях. Никакая «русификация» к этому процессу отношения не имела. Запреты и гонения, о которых сегодня модно говорить, касались совсем другого.