Миссия. Начало пути. Книга первая
Миссия. Эликсир. Глава 8 / Глава 10
Глава 9
— Вот и декабрь. Скоро и Новый Год, — подумал Андрей, бросив быстрый взгляд в окно, за которым белыми клочками ваты лежал снег, чудом укрывшийся от порывов холодного ветра у заборов и в низинах.
Столяров по-прежнему работал в паре с лекарем, набираясь у него опыта, а порой даже уже и советуя кое-что своему наставнику. Знания, которые ему передавал Никодим Георгиевич, были воистину бесценны. Какие только методы народной медицины он не использовал, чтобы помочь своим пациентам! Он знал множество рецептов из сотен наименований трав, знал расположение меридианов и акупунктурных точек на теле человека и умел с ними работать. Он ставил на место опустившиеся органы и делал правку живота, поднимал на ноги людей после инсультов, помнил и применял ещё много всяких приёмов и методов. У него никогда не было шаблонов и протоколов лечения известных на данный момент болезней, и поэтому к каждому своему пациенту он подходил с особым тщанием и изучением истории возникновения его болезни.
Не чужды были лекарю и вовсе, казалось бы, мистические диагнозы, не признаваемые современной медициной, такие как порча, сглаз и подселение сущностей в энергетическое тело человека. Каким-то особым чутьём Савченко мог определить такого рода проблему, и почти каждый раз он мог с ней справиться. Ко всем пациентам лекарь подходил всегда с полной отдачей и вниманием, уделяя каждому столько времени, сколько требовалось на обследование, составление полного анамнеза и оказание необходимой помощи. Когда посетители пытались всунуть ему в руки свою больничную карточку, похожую своим объёмом на пухлую многотомную рукопись, в которой их лечащие врачи не ясным для простого смертного почерком отображали своё видение проблемы, он только отмахивался.
— Оставьте всё это для других, более умных медиков, — говорил он, с улыбкой возвращая пациенту собрание сочинений его предыдущих лечащих врачей, — а мне, простому сельскому лекарю, вся эта филькина грамота ни к чему. Уж больно мудрёно всё там написано.
Единственное, что Савченко не игнорировал, так это рентгеновские и МРТ снимки. Хотя своими сверхчувствительными пальцами он мог и без этих снимков почти безошибочно определять всевозможные повреждения внутри организма, но всё же они давали более ясную картинку патологии.
Сегодня был обычный рабочий день. Андрей следил за работой наставника, отмечая для себя в уме что-нибудь новенькое из арсенала приёмов лекаря или закреплял пройденный материал, если какие-либо приёмы или методы тот уже использовал раньше. На массажном столе лежала довольно крупная женщина средних лет. Её каштановые волосы были аккуратно собраны резинкой на затылке в конский хвост, а выражение её лица говорило о спокойствии и полном доверии доктору. Савченко уже закончил с ней все свои манипуляции и спокойно произнёс:
— Ну, всё, голубушка, можете вставать.
— Спасибо вам, доктор, — сказала пациентка, поднимаясь со стола, — сейчас я чувствую себя намного лучше!
— Пожалуйста, — вежливо ответил лекарь, подходя к рукомойнику и промывая руки под струёй холодной воды.
— Скажите, — вновь обратилась к нему женщина, одеваясь за ширмой в углу комнаты, — а может, мне ещё и каких-нибудь травок попить?
— Вы знаете, думаю, травки вам не повредят; я сейчас набросаю вам состав сбора, а вы позаваривайте и попейте три раза в день по полстаканчика за полчаса до еды.
— Хорошо, — одетая в зимнюю шубу женщина вышла из-за ширмы и протянула руку за рецептом.
Никодим встал и хотел уже отдать листочек пациентке, как вдруг Андрей вскочил со своего места, чем немного испугал женщину, и взяв лекаря за руку, со словами “Можно вас на минуточку” увлёк того в соседнюю комнату. Лекарь не стал сопротивляться, зная, что ученик не станет ему мешать работать без веской на то причины, однако пошёл за ним явно без удовольствия. Пациентка в недоумении ещё постояла некоторое время с вытянутой вперёд рукой, провожая докторов взглядом, пока Савченко не крикнул ей, уже выходя из комнаты, чтоб она не волновалась, и что он сейчас подойдёт и закончит с ней все дела.
— В чём дело? — строго спросил он Столярова, лишь только дверь за ними затворилась.
— “Чёрная метка”, — коротко ответил Андрей, чтобы быстро объяснить причину своего поведения, и, увидев недоумение на лице наставника, уже более подробно пояснил, — понимаете, пока вы с ней работали, ничего не было. Метка у пациентки появилась лишь тогда, когда вы выписали ей рецепт.
— Но там же ничего криминального нет, обычный сбор из обычных травок, — удивился Савченко.
— Возможно…, — Столяров на несколько секунд задумался, — возможно, у неё индивидуальная непереносимость организма к какой-либо траве или ко всему сбору в целом.
— Странно, — растерянно произнёс лекарь, — и как нам быть?
— А давайте вы не спеша прочтёте этой дамочке состав сбора, а я постою сзади и прослежу, появится “чёрная метка” или нет, а если появится, то когда.
— Ну что ж, согласен. Пошли быстрее, а то женщина к своей старой проблеме ещё и сердечный приступ заработает на нервной почве.
Лекари вновь вернулись в кабинет, и Никодим спокойным голосом обратился к оставленной минуту назад пациентке.
— Так вот, голубушка, рецепт травок.
Он бросил едва заметный взгляд на своего ученика, который тихонько остановился возле двери, за спиной женщины, в то время как та, всё ещё в недоумении, стояла посредине комнаты. Видимо, её удивляло, а может, и раздражало то, что с ней обращаются, как с маленьким ребёнком — или ещё хуже, как с умственно отсталой, повторяя одно и то же по два раза.
— Я сейчас зачитаю состав, — продолжал, словно ничего не произошло, лекарь, — чтобы вы ничего не напутали.
Он начал неторопливо зачитывать названия трав из рецепта, каждый раз бросая короткий резкий взгляд на ученика. Дойдя практически до конца списка и не получив никакого сигнала, Савченко прочёл название последнего ингредиента:
— Корень солодки.
Андрей энергично закивал головой, а женщина немного изменилась в лице. “Странно, — подумал лекарь, — этот корень добавляется ко многим сборам как проводник для действующих веществ остальных трав в сборе. Конечно, есть и у него противопоказания, но не в такой же степени”. Вслух же он спросил:
— Скажите, а у вас случайно нет никакой специфической реакции на корень солодки?
— Вы знаете, у меня действительно в детстве был случай, когда мама мне дала от кашля сиропчик из этого корня. Я его пить не стала, а сразу выплюнула, но помню, что потом несколько дней у меня были очень специфические неприятные ощущения.
— Так-так, а давайте мы вычеркнем этот ингредиент из состава, так как он не является основополагающим. Вот так.
Лекарь размашистым движением зачеркнул последнюю строчку и мельком взглянул на ученика. Тот вновь закивал головой, соглашаясь со своим наставником.
— Ну вот, пожалуйста.
Савченко во второй раз протянул листочек пациентке. Андрей чуть заметно улыбался и больше не подавал никаких знаков, а когда женщина, договорившись о следующем сеансе, начала поворачиваться, чтобы выйти, он вообще отвернулся и сделал вид, что рассматривает что-то за окном.
— Спасибо, доктор, до свидания, — сказала пациентка и вышла.
— Всего вам доброго, — ответил вслед ей лекарь, а когда закрылась за ней дверь, обратил вопросительный взгляд на ученика и с нетерпением коротко бросил, — ну?
— Всё как мы и предполагали, — Андрей умышленно сказал “мы”, а не “я”, — Как только вы вычеркнули из списка последний компонент, так “метка” сразу же исчезла.
— Ну, Андрюша, честно сказать, теперь я твой должник, — тихо произнёс Никодим, вытирая капельки выступившего на лбу пота, — сегодня ты не просто сохранил жизнь человеку, но и избавил меня от тяжёлого камня на душе из-за её возможной гибели.
Столяров в ответ лишь скромно кивнул.
— Говорят, что у каждого врача есть своё кладбище из его пациентов, — также тихо продолжил Савченко. Возможно, это неизбежно в нашей профессии, но я считаю, что чем опытней специалист, тем меньше шансов должно оставаться у Костлявой с косой, чтобы прибрать к рукам намеченную ей очередную жертву. Скажу больше: такие целители, как мы, не должны оставлять ей ни единого шанса.
— Не переживайте, Никодим Георгиевич, такие случаи ведь большая редкость.
— Нет-нет. Ты не прав. Я в очередной раз убеждаюсь в мудрости пословицы: “Век живи — век учись!” И сегодня ты мне преподал хороший урок. Я ведь за всё время своей практики с таким случаем сталкиваюсь впервые, и ты ж смотри, самая обычная и распространённая травка, которую я рекомендую уже много лет, а такой вот непредвиденный эффект. Были, конечно, у пациентов случаи непереносимости какого-нибудь ингредиента, но чтобы со смертельным исходом — Бог миловал. Ну что ж, как говорится, проехали. Зови-ка следующего, а то мы с тобой опять допоздна засидимся.
Следующим вошёл мужчина лет под пятьдесят. Андрей привычно окинул его профессиональным взглядом. Особое видение он включал только исключительно по необходимости, когда нужно было провести более тщательное сканирование пациента — Никодим тоже ведь не новичок и также кое-что видит. Внешний вид этого посетителя, впрочем, как и множества других, говорил о явном недуге, беспокоящем его, скорее всего, уже не один год. Усталый потухший взгляд, в котором, однако, просматривались жёсткие черты характера. Излишняя худоба и сутуловатость были ещё одним доказательством того, что болел он уже довольно долго.
— Проходите, присаживайтесь, — вежливо пригласил вошедшего Савченко. — На что жалуетесь?
— Да вот, — пациент немного замялся, — не знаю, что и лечить. Началось всё с язвы желудка. Я обратился в нашу местную больницу, где мне и поставили этот диагноз. Ну, подлечили мне её немного. Стал чувствовать себя лучше. Через некоторое время произошёл рецидив. Вновь попал в больницу, а потом… Потом посыпались всевозможные болячки, прямо как из рога изобилия.
Мужчина невесело улыбнулся краешками губ.
— Ну что ж, раздевайтесь до пояса, сейчас я вас посмотрю. Как вас изволите величать?
Савченко любил использовать в общении с пациентами старинные выражения, считая, что это лучше устанавливает контакт между лекарем и его подопечным, а также придаёт доктору ещё большую солидность.
— Павел, — ответил мужчина и тут же добавил, — Павел Павлович.
Пока пациент снимал с себя одежду, Никодим вымыл руки под краном, а Андрей продолжал визуально его изучать. Ведь по тому, как тот стоит, как двигается, как говорит, уже можно составить определённое впечатление о том, какие проблемы заставили прийти его сюда. Вытерев руки о полотенце, лекарь повернулся к мужчине и весело произнёс:
— Пал Палыч, значит. Ну что ж, прошу вас, Пал Палыч, прилечь вот сюда, — и он указал на массажный стол.
Пациент неуклюже взобрался на стол. Было видно, что делает он это первый раз в жизни, а лекарь, подойдя к нему, вдруг словно чего-то испугавшись, завёл руки за спину. Лукаво взглянув на ученика и напустив серьёзности в свой голос, он сказал:
— Уважаемый коллега, а что вы скажете по этому поводу?
Андрей немного удивился, но виду не подал. Он, подыгрывая учителю, деловито подошёл к столу и, сосредоточенно взглянув на мужчину, осторожно положил руку ему на живот. Аккуратно пропальпировав нижнюю часть, в которой находятся органы малого таза, он так же не спеша перешёл к обследованию области желудка. В этом месте он задержался и попробовал переключиться на особое видение. Его зрение каким-то невообразимым способом начало перемещаться из головы в руку и дальше по руке всё ниже до тех пор, пока не дошло до места соприкосновения пальцев с телом пациента. Здесь оно на мгновение задержалось, после чего “нырнуло” внутрь живота, будто не было никакой преграды. Как когда-то в погребе, тренируясь по заданию учителя, Андрей рассматривал свои органы, так ясно и отчётливо он видел теперь всё, что происходит в теле лежащего перед ним человека. Картинка ему открылась неоптимистичная. Большая кривизна желудка была вся покрыта шрамами от не успевающих заживать язвочек, да и весь эпителий в целом находился не в лучшем состоянии. Внутренний взгляд проскользнул сквозь спазмированный привратник, через несомкнутое отверстие которого в желудок попадало изрядное количество желчи из двенадцатипёрстной кишки. В свою очередь, эта кишка, функционально не приспособленная к кислой среде и получающая её порциями через не смыкающийся из-за хронического спазма сфинктер, тоже была далека от идеала, добавляя к диагнозу гастрит ещё и симптомы дуоденита.
Так, шаг за шагом, молодой лекарь просмотрел желчный пузырь с небольшим количеством камней, печень, наполовину убитую токсинами, и другие близлежащие органы, также имеющие множество всевозможных проблем, которые в большей или меньшей степени не давали спокойно жить хозяину этого тела. Окончив осмотр, Столяров хотел было вернуться в своё обычное состояние, однако какая-то неведомая сила, в который раз, вновь решила над ним то ли подшутить, то ли что-то ему показать и выбросила его в неизвестную ему реальность.
* * *
Мальчишка лет двенадцати сидел на чердаке сарая и грустно смотрел через небольшое окошко на огород. Он давно уже изучил всё, что там произрастало, чуть ли не до каждого кустика и листика, но каждый день, приходя сюда, вновь направлял свой взгляд на эти зелёные насаждения, словно ожидая разглядеть среди яркой зелёной ботвы ответ на давно мучающий его вопрос: почему он такой несчастный, почему с ним никто не дружит и никто его не любит, даже его родная мать? С тех пор, как он немного подрос, в нём жила неисполнимая до сих пор мечта — поиграть с соседскими ребятами. Во что играть, ему было абсолютно безразлично: в футбол, прятки или ещё во что-нибудь, да только его никогда не принимали ни в какие игры, и мечта так и продолжала оставаться лишь мечтой. С самого раннего детства, насколько он мог помнить, его все соседские дети обходили стороной, словно прокажённого, а когда пошёл в школу, с ним никто не захотел сидеть за одной партой. Изо дня в день он только и слышал за спиной то в виде детской насмешки, то в виде недоброго шепотка какой-нибудь соседки приевшуюся за много лет фразу: “Ведьмин сынок”.
Он видел, что к его матери время от времени наведывались какие-то люди, и тогда она в любую погоду выпроваживала его из дома, а сама долго просиживала с посетителем. После таких посещений мать иногда покупала себе какую-нибудь обновку или какие-нибудь вкусности к чаю, но чаще всего она просто прятала деньги в железную коробочку, которую хранила в большом сундуке под замком. В доме всегда сушилось множество трав, и он предполагал, что мать занимается лечением людей, которые к ней приходят. Только вот если она помогает людям, почему её все боятся и за глаза называют ведьмой? Этого его детский разум никак понять не мог.
Вот и сегодня к матери пришёл какой-то мужик, и она, как и всегда, осталась с ним в доме, а так как дверь они не заперли, то мальчишка не сразу пошёл на свой чердак, а притаившись за дверью, решил послушать, что же там будет происходить. Этого мужчину он видел впервые, но мать, видимо, знала его давно, так как тот обращался к ней, как какой-нибудь начальник. Голос “начальника" хотя и был вовсе не строгий, а скорее наоборот — ласковый, однако, долетая до маленького шпиона даже из-за массивной двери, приводил того в неописуемый трепет и вызывал необъяснимое чувство страха. В первый момент мальчишка даже порывался оставить своё занятие и убежать как можно дальше отсюда, но детское любопытство всё же пересилило, и он, превозмогая внутренние противоречия, заставил себя остаться.
— Мы знакомы с тобой, Антонина, уже давно, — говорил незнакомец своим слащавым голосом, — поэтому доверяем тебе и поэтому обратились именно к тебе, а не к кому-нибудь другому.
— Да, Магистр, я вся в вашей власти.
Такого заискивающего голоса мальчик никогда от своей матери не слышал. Он знал её строгой, злой и даже взбешённой, но никогда её голос не был услужливым и льстивым даже с начальством из правления их колхоза.
— Это хорошо, — одобрил высказывание женщины Магистр, — но ты должна учесть, что доверие подразумевает ещё и большую ответственность за порученное дело.
— Да, я понимаю.
— Так вот, в вашем посёлке живёт такой лекарь, Никодимом зовут. Знаешь его?
Женщина не ответила, но её сын догадался, что она просто кивнула в знак согласия, как это часто делала, отвечая на его вопросы, если была чем-то занята.
— Есть у нас предположение, что его наследник никто иной, как посланник наших древних врагов, прибывший в этот мир с определённой миссией. Нам ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он остался жив.
За дверью послышалось какое-то шевеление, и мальчик затаил дыхание, опасаясь, что из комнаты может кто-нибудь выйти.
— Но как же… — попыталась что-то возразить Антонина, однако мужчина, которого она называла Магистр, строго оборвал её, не дав договорить.
— Ты умная и сильная ведьма и сможешь выполнить наше поручение, несмотря ни на что.
“Ведьма, — про себя повторил мальчик, — значит всё-таки не зря люди мамку так называли, значит, она и вправду ведьма”. Он не знал, радоваться этому или огорчаться, сейчас больше всего он переживал за то, что этот толстый лысый незнакомец поручает его матери убить какого-то младенца.
— Сроки мы тебе не устанавливаем, только чем раньше ты всё сделаешь, тем будет лучше. Но ты должна помнить, что всё должно быть сделано с ювелирной точностью и осторожностью. Никто не должен даже предположить того, что ты будешь иметь к этому какое-то отношение.
Послышался скрип отодвигаемого в сторону деревянного стула, на котором, по-видимому, сидел их гость, и мальчишка, насколько мог тихо, выскользнул во двор, со всех ног бросившись в своё укрытие. Он стремительно вскарабкался по лестнице на чердак и нырнул в душистое сено, которым наполовину было заполнено помещение. От такой встряски сердце гулко барабанило в груди, и мальчику казалось, что этот барабанный бой слышно не только в сарае, но и далеко за его пределами, оповещая всю округу, и особенно этого странного незнакомца, о его страхе. Прошло ещё немного времени, и он, немного успокоившись, вновь по привычке сидел у окошка, выходившего на огороды, и, как обычно, размышлял о своей “тяжёлой доле”.
— Пашка, — строгий голос матери прервал его тягостные размышления, — поди сюда!
Немного поколебавшись и не придумав ничего для того, чтобы проигнорировать слова матери, он медленно спустился вниз и осторожно выглянул из сарая.
— Пошли, — коротко сказала Антонина, увидев взъерошенную голову сына с соломой в волосах.
Она развернулась и, не оборачиваясь, пошла в направлении дома.
Пашку вновь охватила тревога. Он шёл сейчас в дом прямо к тому злому мужику, которого мать называла странным именем Магистр и от которого исходили такие непонятные и пугающие волны чего-то страшного, а точнее, даже ужасного. От мысли об этом человеке у мальчишки волосы на голове зашевелились, отчего его нелепая причёска стала выглядеть ещё смешнее. Однако когда он с матерью вошёл в комнату, незнакомец расплылся в поддельной неискренней улыбке. Вот только чего-чего, а такие улыбочки Пашка научился распознавать хорошо. Он и ещё кое-что мог. За годы своего отшельничества мальчик, благодаря врождённой наблюдательности и способности размышлять, стал сносным для своего возраста психологом и хорошо ориентировался в настроении и поведении окружающих его людей.
Незнакомец не спеша подошёл к испуганному, но старающемуся не подавать виду мальчишке и заглянул ему в глаза. От этого взгляда у Пашки по спине пробежал холодок, а ноги стали будто ватные. Он собрал все силы, чтобы удержаться и не растянуться прямо здесь на полу.
— Ну, здравствуй, маленький ниндзя, — ласково обратился к нему Магистр.
Пашка попробовал что-то ответить, но язык его не слушался, а в горле точно застряла большая булка. Не выдавив из себя ни единого слова, мальчишка покраснел от стыда, подумав, что его молчание незнакомец сочтёт за бестактность и невежество.
— А ты знаешь, — меж тем продолжал гость, не снимая с лица маски доброго дядюшки, — знаешь, что подслушивать неприлично, а иногда даже вредно для здоровья?
Всё ещё не в силах что-либо сказать, Пашка молча кивнул.
— Так зачем же ты тогда подслушивал? — всё с той же слащавой интонацией дружелюбно спросил Магистр, а сам в это время, казалось, прощупывал своим каким-то нечеловеческим колючим взглядом каждую клеточку внутри худенького детского тела.
— Я не знаю, — наконец горло освободилось, и Пашка смог хоть что-то ответить.
— Надеюсь, ты больше не будешь так делать?
Страшный гость полез рукой в карман, и мальчишка невольно напрягся. Однако Магистр достал большой шоколадный батончик в красивой упаковке и протянул ему.
— Спасибо, — коротко поблагодарил тот, принимая из рук незнакомца редкое для него лакомство.
— Пожалуйста. Теперь можешь идти гулять.
Пашка словно ждал этой команды. Он, точно юла, резко развернулся на месте и, на ходу засовывая конфету в карман брюк, выскочил из комнаты. Громко захлопнув дверь, он, словно по какому-то наитию, притормозил и своими чуткими ушами уловил кусочек фразы, произнесённой их гостем: “Я бы посоветовал тебе от него избавиться. Слишком он добрый, чтобы…”. Дослушивать Пашка не стал и, больше не теряя ни секунды, выскочил во двор, а затем и на улицу. Он долго бродил по посёлку, снова предаваясь своим невесёлым мыслям и рассуждениям о жизни, и решил вернуться домой только тогда, когда захотел есть. Достав из кармана батончик, он уже хотел было его съесть, однако, вспомнив привычные упрёки матери на то, что он всегда долго “ковыряется в тарелке”, решил не портить аппетит и оставить сладость на закуску.
С тех пор его и так невесёлая жизнь стала ещё горше. Мать, несмотря на то, что старалась не показывать вида, стала относиться к нему ещё холоднее, и Пашка ощущал этот холод с каждым днём всё острее. Как-то раз она приказала ему пойти к местному пьянице, которого он почему-то ужасно боялся и поэтому всегда старался обойти его стороной, и отнести ему бутылку самогона. Превозмогая свой страх, мальчишка сделал то, что велела его мать. Федька, как все звали не по годам сморщенного и сгорбленного мужчину, к которому он пришёл, встретил его весьма радушно. Дыхнув на мальца адской смесью запаха лука, чеснока и вчерашнего перегара, а также обнажив свои жёлтые, редкие зубы, мужчина улыбнулся и сказал, что подарок этот очень кстати, что “трубы давно горят”, и чтобы тот передал его бесконечные благодарности “заботливой хозяюшке”.
На следующий день по посёлку разлетелась страшная новость, дошедшая и до ушей “ведьминого сына” о том, что Федька убил ребёнка местного лекаря. Пашка легко сложил воедино всё то, что он знал и что слышал из разговора Магистра с матерью, и понял, кто действительно стоит за этим злодейством. Оставаться дома и делать вид, что ничего не произошло, он не хотел и не мог. Не сомневаясь больше ни секунды, мальчишка воспользовался отлучкой своей родительницы и, наскоро собрав свои вещички в небольшой рюкзачок, взялся за ручку двери, чтобы навсегда покинуть это так и не ставшее для него родным место. Перед тем, как открыть дверь и сделать шаг за порог, Пашка оглянулся назад, бросил прощальный взгляд на всё, что его окружало с самого раннего возраста, и целый шквал противоречивых эмоций вдруг захватил его сознание. Тягостная грусть расставания сливалась с радостью освобождения, страх перед неизвестностью выбранного им пути боролся с боязнью смалодушничать и остаться здесь, чтобы вскоре, возможно, потерять жизнь.
Будто отгоняя от себя все эти наваждения, Пашка махнул рукой и развернулся к выходу, однако не сделал и шага, как живот пронзила острая боль. Его тело согнулось пополам, рюкзачок соскользнул с плеча и откатился куда-то в сторону, после чего он упал на пол, скрутившись калачиком прямо у порога и схватившись за живот руками. Казалось, что боль разрезает тело пополам аккурат в месте чуть повыше пупка. Мальчик катался по полу, издавая приглушённые стоны. Сколько времени он так страдал, сказать было трудно, но вот дверь отворилась, и на пороге показалась Антонина. Она спокойно, безо всяких эмоций, взглянула на скрюченное на полу тело, не спеша подошла к сыну, присела возле него на корточки и приложила руку к спине. Посидев так несколько секунд, женщина встала и, быстро пройдя к себе в комнату, зашуршала какими-то пакетиками и забулькала какими-то жидкостями. Минут через десять, подойдя ко всё ещё страдающему от боли сыну, она почти силой влила ему в рот какую-то нестерпимо горькую микстуру. Мальчишка, уже отупев от боли, не задумываясь о том, что ему дают, проглотил противный напиток. Сейчас он, наверное, с удовольствием выпил бы и яд, лишь бы прекратить эти невыносимые мучения. Однако, по-видимому, травить его никто не хотел. Через минуту он почувствовал облегчение, а ещё через некоторое время боль совсем ушла, и он смог подняться на ноги. Мать, увидев, что сыну стало легче, всё так же невозмутимо вышла на кухню. Заметила она валяющийся у порога рюкзачок или нет, Пашка так никогда и не узнал. Антонина об этом никогда не говорила, а он, как ни старался и как бы ему ни хотелось, но забыть этот случай так и не смог.
Время от времени боли в животе, хотя и не такие острые, ещё давали о себе знать. Позже, когда мальчишка вырос и стал вполне самостоятельным взрослым мужчиной, он, наконец, решился пойти в больницу. Сдав анализы и пройдя необходимые обследования, он узнал свой диагноз — хроническая рецидивирующая язва желудка.
* * *
Андрей открыл глаза и увидел на себе два недоумевающе-вопросительных взгляда — пациента и Никодима. Лекарь смотрел ещё и немного встревоженно, а во взгляде пациента, ко всему прочему, читался и испуг. Придав лицу как можно более серьёзное выражение, Столяров медленно отвёл руку от живота и, делая вид, что ничего необычного для него не произошло, пошёл к рукомойнику и принялся тщательно мыть руки. Пока он долго и тщательно, под молчаливыми пристальными взглядами двух пар глаз, проделывал процедуру, на которую обычно требовалось всего несколько секунд, его подсознание отметило, что настенные часы показывали на пятнадцать минут больше, чем тогда, когда он приступал к осмотру. “Забавно получилось”, — подумал Андрей, очень тщательно вытирая руки полотенцем и в то же время судорожно соображая, как выходить из этой ситуации.
— Ну что ж, — наконец, прервал он тягостное молчание, — картина мне, в принципе, ясна. То, что у вас язва, надеюсь, вы знаете. Прободения и злокачественных образований, слава Богу, нет. Однако стеноз привратника присутствует, что, мягко говоря, не очень хорошо. Чем ещё вас “порадовать”? Желчекаменная болезнь впридачу с хроническими холециститом и панкреатитом, и, как следствие, снижена перистальтика кишечника. Кишечник, кстати, тоже далеко не в идеальной форме.
Слушая молодого лекаря, Павел Павлович, судя по его виду, не очень расстроился. По-видимому, он всё это уже давно знал. Не перебивая, выслушав Столярова, он негромко с надеждой произнёс:
— Доктор, ну вы же мне поможете?
Андрей с Никодимом переглянулись, и молодой лекарь обнадеживающе ответил:
— Несомненно, вот только никакие процедуры и никакие микстуры вам не помогут.
Савченко вопросительно приподнял брови, а в глазах пациента вновь появился испуг, но Столяров поторопился объяснить:
— Нет, улучшить и ускорить ваше выздоровление мы, конечно, своими манипуляциями вам поможем, но всё же основная работа будет за вами. Понимаете, в чём дело, причина ваших проблем не физиологическая, а психосоматическая!
— Доктор, это как?
— Понимаете, всё то, что происходило с вами в детстве, негативным треком залегло в вашем подсознании, теперь время от времени этот трек проявляется и не даёт вам спокойно жить. Давайте мы с вами, чтобы не задерживать пациентов, пройдём в другую комнату, где я вам всё объясню и расскажу, что нужно делать.
В конце рабочего дня, когда все желающие побывали в кабинете целителя, Андрей негромко, усталым от напряжённой работы голосом произнёс:
— Ну вот, Никодим Георгиевич, теперь, кажется, я ко всему, что вы знаете о гибели вашего сына, тоже могу добавить кое-что интересное.
— Пал Палыч? — догадался лекарь.
— Да. Во время его осмотра я увидел некоторые интересные подробности.
— Добро.
Савченко тоже выглядел довольно уставшим.
— Давай-ка, пойдём, поедим, а после ужина ты мне и расскажешь, чего ты там наглядел у нашего пациента.
Андрей кивнул, с удовольствием соглашаясь с этим предложением.
