Продолжение. Начало здесь...
Деревня встретила Дашу рядком аккуратных, словно с картинки, деревянных домов. Резные наличники украшали небольшие оконца. Занавески, скамейки, перила и даже заборы — от всего, на что падал взгляд, веяло заботой, любовью и мастерством.
Люди в деревне пребывали в предпраздничном возбуждении и весёлой суете. Мужчины холили коней, проверяли упряжь, налаживали инструмент. Женщины пекли хлеб, — запах был изумительным. Дети стайками бегали по дворам, малышня топталась на травке у завалинок под присмотром стариков. Куры, гуси, утки, кошки и собаки вносили свою лепту в многоголосную суету, шныряя под простынями, развешенными для просушки.
Даша мимоходом заглянула в один из дворов и остолбенела: на верёвке, привязанной между берёзками, колыхалось от ветра… рукава, подол… она смотрела то на верёвку, то на себя, не понимая…
Весняна повернулась к подруге:
— Не узнаёшь? Это же твоё платье!
— Такое же, ты хотела сказать? Этого не может быть! — Даша с недоумением уставилась на Весняну.
— Может, может!
В этот момент из дома вышла красивая молодая женщина с малышкой на руках, пощупала платье рукой, стащила его с верёвки и скрылась в доме, ласково воркуя с дочкой. Даша вопросительно уставилась на Весняну.
— Не удивляйся, ты сейчас можешь многое увидеть из того, о чём и догадаться не смогла бы. Это твоя далёкая прапрабабушка Дарёна. Она это платье соткала, сшила, вышивку сделала, кружева к нему наплела, чтобы на праздниках с мужем своим Силою красоваться. У тебя ведь фамилия-то какая?
— Си-Силычева, — начала заикаться от волнения Даша.
— Вот видишь, дети, что у Силы с Дарёной родились, Силычи были. Так Род Силычей и длился в веках. А ты — потомок этого сильного древнего Рода — Силычева кровь. Видишь, как платье твоё тебе помогло. Ну, бежим же скорее на южный склон. Там другое деревенское поле! Я хочу тебе ещё что-то важное показать, — сказала Весняна, увлекая её за собой.
На свежевспаханной земле, в бороздах, ничком лежали мужчины. Была тишина, даже птицы не щебетали — это Даша почему-то отметила. Все они сосредоточенно слушали, прислонив одно ухо к земле. Время от времени то один, то другой поворачивался на другую сторону, другим ухом послушать.
Через немалое время старший из них закряхтел, стал подниматься. За ним повскакивали остальные.
— Просыпается Матушка! — возвестил старик, — Можем сев начинать! Всё ли готово?
— Да! Да! — дружно отозвались мужчины всех возрастов. Были среди них даже совсем юнцы, но те лишь молча внимали старшим. Дед похлопал парней по плечам, радостно обнял здоровяка, очень похожего на него, только что не седого. Все чинно направились в деревню готовиться к важному делу.
— Батька, батька идёт! — завопил малец лет пяти и со всех ног бросился по дорожке навстречу отцу. Бородач с разбегу подхватил мальчишку к себе на плечо и припустился под горку.
— Я лечу! Я птица! Я — орёл! — кричал от восторга сынишка, пока не приземлился у калитки двора.
— Батька, а, батька, — теребил он отца за штанину, в то время как тот деловито осматривал свой инструмент, — А ты в по́ле ходил?
— Да, сынок, в поле.
— А что ты там делал?
— А Землю, сынок, слушал.
— И что она говорит?
Отец по-доброму улыбнулся, посмотрел на сынишку:
— Говорит, что проснулась, что готова семя принять, чтобы потом урожай нам родить.
— Что, вот прямо так и сказала?
— Ну, не вот прямо так, а по-своему: жучком прожужжала, червячком проползающим прошуршала, водою вешней пропела… А всё вместе, сердцем услышанное, и есть её мне ответ. Всё вокруг нас живое, сынок, но говорит оно с нами по-разному, на своём языке. И кто душою проникнуть умеет, тот со всеми язык и найдёт. Ну, иди, небось мамке да сестрёнке какая подмога нужна, — потрепав сына по волосам, сказал Сила.
Услышав голоса, навстречу уже шла Дарёна с рушником и кувшином.
— Вернулся, сокол мой ненаглядный, на вот, умойся. Ну что, прослушали нынче Землицу?
— Да, любовь моя, проснулась родимая, можно сеять зерно, — сказал Сила, обнимая жену, — Дед сказал, завтра утром начнём.
Даша вдруг захотела подойти к ним поближе, поговорить, хотя и не понимала, о чём она может спросить. Она даже сделала шаг, но вдруг картинка растаяла, как будто она смотрит кино, и киноплёнка закончилась. Свет погас. Но не успела Даша подумать, что произошло, как горизонт посветлел, покрывшись румянцем. Над полем, разбрасывая лучи, поднималось горячее солнце.
Самые уважаемые дородные мужи из рода земледельцев разулись, развязали пояса на длинных, до колен, исподних рубахах, обмотали своими портами широкие сита с зерном. Взойдя на пашню, все остановились чинно и, готовые к севу, смотрели на деда.
— Начнём, други, зарод творити! И да благословят нас Боги на это святое деяние! Матушка-Землица, прими это семя, с любовью посеянное, взрасти-взлелей на плодородной ниве! Да приумножится Богатство и Процветание нашего Рода! — возвестил старейшина, поклонился земле и воздел руки к небу.
И мужчины двинулись в сосредоточенном молчании, зачёрпывая зерно, прижимая кулак на мгновение к сердцу и бросая на пашню.
Даша видела, что эти люди не просто разбрасывают зёрна по полю. Это было настоящее таинство, торжественное действо, исполненное глубоким смыслом. Каждый из них отдавался труду целиком, вкладывая в движения силу, любовь к Земле-Кормилице. Дело серьёзное — жито зародить!
Только к вечеру закончили сев и, пройдясь бороной, пригладив, обласкав Землю-Матушку, поклонились ей в пояс и потянулись к деревне. Жёны с радостью выносили мужьям кувшины с водой — умыться после трудов.
Семьями и по одиночке люди стекались на общий двор, где давно уже были накрыты столы, и нарядные женщины сновали с последними хлопотами. Сытая детвора была отправлена на лужайку, где уже затевались шумные игры. Неподалёку начиналась молодёжная вечёрка.
За столы усаживались чинно, по старшинству. Также — по старшинству — поднимали братину со сбитнем, возносили славу Богам, плескали немного на землю, а затем уже отпивали, да пускали дальше по кругу. Все чинно ели, пили, слышались славления предкам, негромкие разговоры, а то и весёлые споры.
Молодёжь уже вовсю гуляла на лугу. Хороводы под протяжное пение сменялись подвижными играми, хохотом, беготнёй. Старшие выходили из-за стола и задорно вливались в круг, соревнуясь в ловкости и ухватках с юнцами. Старики — те, что не включались в игру — стояли или сидели вокруг, подзадоривали веселье.
Как это всё отличалось от того, в каком мире жила сама Даша! Какое уважение вызывали эти спокойные, статные женщины, могучие мужчины всех возрастов. Как красиво и просто они были одеты, и как эта одежда украшала их, подчёркивала их силу и стать! Парни, играя с девушками, не стремились хватать их и тискать.… Всё было пронизано чистотой, простотой и душевной радостью. Это был настоящий праздник! Ни хмельного, ни драк, ни разборок… Это был другой мир! И этот мир так легко отзывался в душе, словно когда-то давно, он был и её, Дашин мир…
Всё это сильно взволновало девушку. Вопросы рождались один за другим, душа рвалась на части от чувства утраты чего-то ценного, важного... Не было сил продолжать спокойно смотреть…
