Тася дрожала как осиновый лист. Она залезла на Леру и даже забралась к ней под свитер. Благо, тот был совсем свободным, и Тася свернулась под ним клубочком, прильнув к материнскому животу. Лера была и зла, и растеряна одновременно.
- Боже, что я делаю, - в отчаянии подумала она. Минуту назад она готова была отшлепать Тасю за её поведение, а сейчас ей было невыразимо жаль её 5-летнюю дочь.
Все эти походы по врачам, разным специалистам, преподавателям каждый раз выводили Леру из себя. Её всякий раз раздражало Тасино поведение, ей было стыдно, что девочка то ждала «печеньку» от учительницы музыки, то не хотела открывать рот, чтобы показать горло, и капризничала. Лера кричала на дочку, угрожала лишить сладкого или мультиков, а главное, каждый раз была ею недовольна. Эффект от её выговариваний дочери был обратный, та не слушалась, и всё завершалось скандалом и наказанием. Настроение у обеих было испорченным. Лера понимала, что не права. Ситуация до противного повторялась, и хотя Лера обещала себе разговаривать с Тасей иначе, быть терпеливой, понимающей и ласковой, но все «возвращалось на круги своя». Она, как слепая лошадь ходила по кругу, и не было у неё сил это изменить.
А Тася тем временем совсем успокоилась. Здесь в темноте под свитером она чувствовала тепло и запах материнского живота. Сердце её, прильнув к маминой груди, стало биться ровно, с Лериным в унисон. Рука мамы покачивала Тасю, словно убаюкивая. Девочке было хорошо и совершенно спокойно. Ужас, который она только что испытала у врача, рассеялся, как страшный сон. Мама снова была ласковой и доброй, как утром, когда Тася забиралась к ней в теплую постель и зарывалась под мышку, «под крылышко», как смеясь говорил папа.
"Почему мама так менялась в течение дня? – спрашивала себя Тася. – Что делало её такой сердитой?"
"Почему этот ребенок вечно выводит меня из равновесия? – в свою очередь недоумевала Лера,- что я от неё вечно хочу?"
И они обе, прильнув друг к другу, покачивались в такт своих размышлений. Мать и дочь погрузились друг в друга, словно время повернуло вспять, и одна вынашивала другую. Они были единым целым, одним организмом. Когда одна чувствовала тепло и покой, то же чувствовала и другая.
- Боже, это же я на себя кричу, на себя сержусь?- вдруг отчетливо пронеслось в сознании Леры. И если я спокойна, то и Тася довольна, и нет никаких капризов.
Она склонилась и поцеловала дочку через свитер. Чувство было такое, словно она своя собственная мама, и целует сама себя. Лера открыла глаза, на нее в узенькую щелку смотрела хитренькое личико Таси. Лера подмигнула. И лицо ребенка расплылось в довольную улыбку.
- Можно я тут посижу, - спросила она у Леры?
- Где тут? Под свитером? – уже было, начиная заводиться, заворчала Лера, и…осеклась. – А, впрочем, посиди. Ты будешь моей грелкой.
- Как это? – с любопытством спросила Тая.
- А вот так: раньше женщины носили в муфте или под мышкой маленьких собачек, чья температура тела была выше обычного, они назывались левретки. Хочешь играть в такую игру? Тогда ты будешь у меня вместо такой собачки.
Тася выглянула наружу и счастливо закивала. Мама уже давно с ней не играла. Они всё время куда-то спешили, то на одни занятия, то на другие. Лера взяла смеющуюся Тасю подмышку, и они побежали к автобусной остановке.
Водитель автобуса неожиданно их подождал, и в салоне оказались свободные места. Они ехали, обнявшись, и смотрели в окошко. Лера заметила, что уже весна, и есть первые листочки, и мрачные серые зимние дни позади, а на улице сияет солнце. И она ещё раз удивилась, что совсем этого не замечала.
Ей и правда стало теплее.
Дело вовсе не в собачках, которых носили у сердца. А в том, чтобы чувствовать близкое существо у самого сердца или даже еще ближе. Она взглянула на Тасю. Девочка мирно спала, уткнувшись ей в плечо.
Это и есть счастье, когда твой ребенок спит на твоем плече, - и впервые за долгое время Лера ощутила, что она довольна, довольна тем, что у нее есть, довольна собой и своей жизнью.
"Боже, миленький, как хорошо Ты всё устроил, спасибо Тебе"…
