Продолжение. Начало здесь...
Настало утро. После трудовых подвигов Инга так крепко спала, что еле встала. Дома было тепло, так как вечером с Алёнкой они печку хорошо протопили и заранее поставили кашу на плиту. Инга сама поставила самовар во дворе. Надела бабушкино синее платье с ромашками из ситца, которое на всякий случай захватила с собой, повязала платок. Взяла подойник и пошла доить Красуню, предусмотрительно положив кусочек хлеба в карман.
— Красуня, Красуня! — ласково погладила она вчерашнюю проказницу. — Сейчас будем доиться. Я всё уберу, потом тебя помою... Она убрала навоз, налила Красуне воды, кинула немного сена и стала её мыть. Вымыла, вытерла полотенцем насухо, всё, как Алёнка вчера делала, и начала доить.
Руки справлялись ещё более умело, чем вчера. Красуня стояла спокойно. Инга доила. Ей на память пришла детская песенка:
— Далеко, далеко, на лугу пасутся ко... — запела она.
— Правильно! Красуня! — придумала она свой ответ.
— Пейте дети молоко — будете здоровы! — завершила она свою песенку совсем не в рифму.
И снова за спиной услышала смешок. Она повернулась. На неё, как и вчера, насмешливо смотрел Степан.
— Доброе утро! — как ни в чём не бывало сказала Инга.
— Доброе! — ответил ей Степан. — Вижу, сегодня у вас уже лучше получается!
Инга ничего не ответила, лишь широко улыбнулась.
— Красивое платье! — вдруг неожиданно сказал он.
— Это бабушкино! — Инга немного смутилась от нежданного комплимента.
Степан задумался. Инга в этом простом ситцевом платье и платочке вовсе не была похожа на иностранку, складывалось такое ощущение, что она всю жизнь жила здесь, в России, в этой деревушке, что перед ним просто красивая русская женщина, которая сможет держать хозяйство, поднять семерых детей. Инга додоила козу, подняла глаза на Степана, их взгляды снова встретились, и Инга уже не засмущалась, она удивилась, как тепло и нежно он на неё смотрит, захотелось раствориться в этом взгляде. Степан ласково улыбнулся ей и твёрдо сказал:
— Иди, цеди молоко, я Красуню выведу!
Инга послушно пошла в дом цедить молоко. Вчера она видела, как это делала Алёнка. Поэтому уже с утра приготовила чистую банку и накинула на неё чистую марлю. Снова, глядя, как молоко заполняет банку, Инга подумала, что это молоко просто бесценно! Затем из банки налила парное молоко в стакан и выпила всё до капельки. "Вкуснотища! — подумала она, — Такое в Хельсинки точно не найдёшь! От Красуни, парное, да ещё своими руками надоенное! "Инга почувствовала, что на неё кто-то смотрит, повернулась в сторону двери, а там уже вновь стоял Степан.
— Ну что, какие планы дальше? — спокойно спросил он.
— Я хочу научиться косить. Научишь? — робко спросила она.
— Научу. Пошли. — снова кратко ответил Степан и вышел. Инга поспешила за ним.
Утро уже было не раннее, но роса на траве ещё была. Инга залюбовалась росинками на цветах и траве, провела руками, намочила их росой и умыла лицо.
— Моя мама тоже всегда так делала! — рассмеялся Степан.
— Как так? — удивлённо спросила Инга.
— Росой умывалась! — пояснил Степан, — и поэтому всегда красивой и доброй была. Роса — она подарок земли, очень целебная.
Степан уже держал в руках косу, подправлял, затем достал брусок из кармана и стал точить.
Инга заворожённо смотрела. Все движения Степана были чёткие, стремительные, верные. Закончив точить, он аккуратно проверил лезвие, везде ли острое, и опустил косу на траву.
— Начнём! — кивнул он Инге. Инга встала. — Сначала надо попросить прощения у Земли, травы и всех обитателей травы...
— Зачем? — с интересом спросила Инга.
— Это их дом, они здесь живут, им придётся искать другой...
— Да, — подхватила Инга, — и цветы, и трава тоже живые! У нас тоже бум на экологию, я это знаю!
Степан улыбнулся.
Они вместе мысленно попросили прощения.
— Теперь посмотри, как буду косить. Нужно прижимать пяточку косы к земле и плавно, не поднимая, вести, чтобы трава под корень срезалась.
Степан сделал несколько прокосов.
— Попробуй! — он передал косу Инге.
Инга встала, широко расставила ноги, как Степан, прижала пяточку косы и повела. Коса в её руках запела. Скошенная трава легла дугой по следу косы.
Она подняла глаза на Степана, тот одобрительно кивнул, она стала косить дальше.
— Пяточку прижимай! — подсказывал он.
Не сразу, но у Инги стало получаться. «Писать и читать тоже не сразу научилась!» — вспомнила она Алёнкины слова. Провела косой раз, два, и дальше, дальше... «Словно медитация...» — пронеслось у неё в голове. Прокосив ряд, она остановилась, смахнула со лба маленькие капельки пота. «Ну как? У меня получается?» — с надеждой спросила она Степана. А Степан снова как-то необычно посмотрел на неё и ответил: «Получается! Даже не скажешь, что иностранка... Ах, да... — с озорной искринкой добавил он, — у тебя же... «Бабушка рус-с-ка-а-я!!!» — уже вместе закончили они, смеясь. И обоим так хорошо, просто и радостно стало на душе, как в детстве.
В трудах и заботах утро прошло быстро. К обеду прибежала Алёнка и позвала печь пирожки.
— Тесто нужно месить всегда с хорошими мыслями, — учила Ингу баба Маня, — думай, чего себе, семье своей желаешь, чтобы в дружбе все жили и в согласии. Чего себе желаешь, мужу, — всё сбудется.
Инга взмахнула рукой:
— Вы что, баба Маня, какой муж? Я же ещё не замужем.
— Так пора бы уже! — участливо, но ненавязчиво добавила старушка, — На вот, попробуй сама помять. Платок только повяжи.
Инга повязала платок и стала мять тесто.
— Баба Маня! — услышала Инга за порогом голос Степана. Он зашёл и замер, увидев Ингу, замешивающую квашню.
Инга бросила на него смущённый взгляд, поправила платок, нечаянно запачкав мукой щёку, и продолжила старательно вымешивать тесто.
«Дежавю! — пронеслось в голове у Степана, — словно я это когда-то уже видел. Платок на голове, мука на щеке. Тесто, хлеб, пироги... Всё-таки она русская!» — снова подумал он об Инге.
— Ну, что хотел-то! — вывела его из забытья баба Маня.
Степан пришёл в себя:
— Баба Маня, ты просила тебе плашек берёзовых наделать, вот я и принёс.
— Вот и спасибо! — сказала баба Маня, беря плашки, — а ты позже на пирожки заглядывай! Сейчас мы заняты.
— Хорошо, приду! — бодро сказал Степан, не сводя глаз с Инги, — а с чем пирожки-то?
— С чем, с чем? — по-доброму, ворчливо добавила баба Маня, спроваживая Степана за дверь, — с морковкой, капустой, с ягодами, а главное — с Любовью!
Степан рассмеялся и ушёл.
— Пусть, пусть помучается! — сказала баба Маня, шутливо подмигнув Инге, — не нужно первой мужчине на шею вешаться.
— А что так? — спросила Инга.
— Не нужно и всё тут, пусть он героем себя проявит, испытания пройдёт, как в русских сказках, тогда и семья крепче будет! — добавила баба Маня.
— Что ты, баба Маня, говоришь крепче будет? — спросила входящая с улицы Анжела.
— Семья! — многозначительно добавила баба Маня.
— Семья крепче, если материальный достаток в ней есть! — отчеканила своё Анжела, — без денег сейчас никуда. И детей надо рожать только тогда, когда платформа есть, а вы как думаете? — обратилась она к Инге.
— Я? — задумалась Инга. Она как раз была из тех, кого в цивилизованном мире называли состоявшимися. У неё было всё, о чём мечтала Анжела: квартира, престижная работа, известность. Всё это приносило радость на небольшое время, но теперь вдруг она поняла, что никогда не была так счастлива, как здесь в деревне, счастлива просто и глубоко.
Тут в избу зашли Алёнка и женщина лет сорока в положении. Их приход прервал Ингины размышления.
Женщина поздоровалась.
Баба Маня, увидев женщину, сразу заулыбалась, засуетилась.
— А, это ты, Евдокия, заходи, заходи. Давно не приходила. Присаживайся, как муж? Как детки?
Евдокия присела.
— Присяду, передохну. Хорошо всё, баба Маня! Слава Богу, все здоровы.
— Алёнка, налей, пожалуйста, нам с Евдокиньюшкой чаю, — скомандовала баба Маня.
Алёнка побежала наливать чай.
А баба Маня с Евдокией продолжили беседу про сад, про огород, про сенокос, ребятишек и корову.
— Что-то я засиделась, — спохватилась Евдокия, — я ведь, баба Маня, за маслом к тебе пришла. Магазин в соседней деревне. До магазина мы только в четверг дойдём, сейчас некогда — сенокос, выручишь?
— Я-то? Конечно! — баба Маня вышла в сени и вернулась с бутылкой масла.
— Вот спасибо! Выручила! С ребятишками верну! — пообещала Евдокия уже в дверях.
— Да не торопись! — сказала ей баба Маня, — здоровья тебе, мужу и всем ребятишкам.
— Спасибо, баба Маня. И тебе здоровья! — пожелала Евдокия в ответ и ушла.
Анжела немного подождала, пока Евдокия уйдёт за ворота и продолжила свою тему:
— Вот видите, даже масла нет, а шестого ждут. Чем думают? Им ещё старших надо накормить, напоить, вырастить.
— Молчи, девка! — остановила её баба Маня, — если б твоя бабка так думала, то тебя бы не было. Ведь твоя мамка у неё десятая...
Баба Маня собрала кружки со стола и пошла споласкивать в тазике.
Потом снова вышла к девчатам и продолжила свою мысль:
— Много ты понимаешь! Пока она беременная, столько ей приходится выслушать: и «нищету плодишь», и взглядов нехороших стерпеть, а когда её девчата да сыновья поднимутся, на ноги встанут, люди сами забудут свои слова и с горечью вспомнят о том, что жизнь свою впустую прожили. Ведь Бог многим тоже дал возможность родить, да не воспользовались они.
— И всё-таки дети не должны ни в чём нуждаться! — не унималась Анжела, — денег нет, нечего и рожать!
— Ну-ка, Инга и Алёнка, сходите кур покормите, мне с Анжелой посекретничать надо.
Инга и Алёна послушно удалились.
— Ты, Анжела, сильно здесь против Евдокии не выступай, — строго сказала баба Маня, — Если бы я твою мамку от аборта не отговорила, тебя бы тоже на свете не было... — баба Маня прикрыла лицо руками от тяжёлых воспоминаний.
Анжела от неожиданной новости села на лавку.
— Твоя мама студенткой была: ни работы, ни профессии, ни жилья. Твой папа тоже студент. Она мне случайно проговорилась... — продолжала говорить баба Маня, — я ж ей сказала: роди, поможем, всё образуется. Она экзамены сдавала, а мы тебя нянчили с бабушкой твоей.
Баба Маня закончила рассказ, подняла глаза на племянницу. Анжела плакала. Инга с Алёной вернулись. Анжела выбежала из дома.
— Что это с ней? — спросила Инга.
— Разговор у нас был серьёзный! — строго сказала баба Маня, потом отвела взгляд, посмотрела на яблоньку за окном, провела рукой по лицу, словно всё с себя стряхнула и уже мягко добавила.— Что вы стоите, а пирожки кто лепить будет? Печка-то не ждёт!
Все принялись делать пироги.
Пироги лепились легко и радостно. Баба Маня растопила русскую печку. Инга смотрела на огонь в печи, с ним сгорало всё наносное, ненужное, оставалось внутри только родное, настоящее. Противни с пирожками стояли на лавке у печки, пирожки поднимались. Дрова догорали...
Вернулась Анжела, тихо села на лавочку. Баба Маня заботливо налила ей чаю с мятой, ласково погладила по голове. «Не серчай! — прошептала она ей. — Я ведь, если и ругаю, то любя, я тебя с пелёнок нянчила, могу поправить, если не в ту сторону пошла... Кому ещё...» Баба Маня села с Анжелой рядом и обняла. Анжела обмякла и положила голову ей на плечо. Так они посидели некоторое время.
— Ой! — опомнилась баба Маня, — печка-то догорела, наверно, надо угли выгребать... Ты, дитятко, иди, приляг, отдохни, — всё также ласково сказала она Анжеле, — пироги поспеют, мы позовём. Анжела послушно пошла в комнату.
Баба Маня подошла к печке, взяла кочергу и стала выгребать угли.
— Как красиво! — выдохнула Инга, глядя на тлеющие угли, они мерцали, раскинутые по дну печки, словно звёзды во Вселенной. Баба Маня умело и аккуратно сгребала угли в каминку. Но, казалось, что она не угли сгребает, а делает нечто большее: собирает звёзды, управляет своей маленькой Вселенной, наполняет теплом и уютом домашний очаг. Инга зачарованно смотрела, а потом робко спросила:
— А можно я попробую?
— Отчего же не попробовать? Попробуй! — сказала баба Маня и передала ей кочергу. Инга стала сгребать остатки углей. Лицо зарозовело от жара печки. Она даже не заметила, как вошёл Степан.
— Ты, главное, из углов всё достань, — подсказывала баба Маня, — там не должно остаться углей, чтобы не угореть.
Инга старательно выгребала угли.
— Ловко у тебя получается! — похвалила баба Маня. — Как будто всю жизнь этим занималась!
Инга улыбнулась на похвалу и впервые оторвала взгляд от печки, посмотрела на дверь... Степан заворожённо смотрел на неё... Розовощёкая, счастливая, в белом платке... Инга смутилась и машинально поправила платок...
— А я на пироги! — бодро сказал Степан, опомнившись.
— Заходи! Заходи! — рассмеялась баба Маня, закрывая печь заслонкой, — скоро будут готовы! Сейчас печке надо постоять пять минут, чтобы верх и низ выровнялись, одинаково грели, — объяснила она уже Инге, — а потом пироги поставим.
Через пять минут поставили пироги, и уже через пятнадцать минут вынули готовые, румяные...
— Так быстро! — изумилась Инга. — Так долго делали, делали, а тут раз — и готово!
— Это ведь не духовка, — вставил Степан, — здесь живое тепло!
Алёнка и баба Маня поставили вторую партию пирогов в печку и шустро смазали пироги маслом. Заварили ароматный травяной чай, разлили по чашкам. Инга, сидя на лавочке, подумала, что давно ей не было так хорошо, хорошо по-семейному, и что лучше в жизни ощущения нет, когда люди собираются вместе большой семьёй, хлопочут, смеются, разговаривают друг с другом, пекут пироги...
Степан достал баночку мёда.
— А я ведь тоже не с пустыми руками пришёл! — сказал он.
Инга удивлённо спросила:
— Это свой?
— А чей же! — ответила вместо Степана баба Маня, — Степан у нас здесь лучший пчеловод! — с гордостью добавила она.
Инга не удержалась, взяла ложечку и попробовала мёд из открытой баночки. Мёд был липовый, нежный и, как масло, таял во рту. Она зажмурила глаза от удовольствия.
Степан рассмеялся. Инга снова смутилась.
— Кто-то идёт! — отвлекла всех Алёнка.
Все посмотрели за окно. К дому подходил молодой парень в очках, с рюкзаком за плечами.
Иллюстрации Анны Гейдебрехт
