Миссия. Начало пути. Книга первая
Миссия. Эликсир. Глава 10 / Глава 12
Глава 11
Андрей ехал в новеньком троллейбусе, прислонившись лбом, как в детстве, к холодному оконному стеклу. Салон плавно покачивался на неровностях отечественных дорог, убаюкивая своим мягким ходом и равномерным приглушённым урчанием двигателя. Чуть заметная вибрация стекла, смягчённая вязаной шапочкой, натянутой до самых бровей, видимо, достигала каких-то потаённых областей мозга, которые, раздражаясь, выбрасывали в сознание из своих закромов картинки далёкого светлого прошлого. Это были приятные воспоминания, от которых на душе становилось легче и спокойнее, и от которых на лице мужчины то и дело появлялась еле заметная добрая улыбка.
За окном тянулось бесконечное пасмурное зимнее утро, и пассажиров в этот час было немного. В полупустом салоне свободных мест было достаточно, так что возвращавшийся домой путник занял любимое с детства сиденье у окна, расположенное прямо над колесом. Он, по возможности, всегда выбирал это самое высокое место в троллейбусе, так как с него, словно с капитанского мостика, хорошо обозревался как сам салон, так и проплывающие за окном пейзажи родного города и родного посёлка. Зима уже давно безжалостно отобрала у природы всё разнообразие её красок, оставив лишь любимые серые тона, но даже такие поблекшие и хмурые на вид места его детства и юности, мелькавшие сейчас за стеклом, всё равно порождали в душе тепло и радость. “Что-то я в последнее время постоянно то уезжаю, то приезжаю”, — думал Столяров, упорно борясь со сном, который навевала и эта погода, и эта поездка. Но он крепился, так как давно уже не был в этих краях, и поэтому не хотел упустить из виду что-нибудь новое, возможно, появившееся совсем недавно. Ничего нового не появлялось, и, убаюканный урчанием двигателя, он всё же на несколько секунд погрузился в сон.
Перед поворотом троллейбус остановился, выпустил из своего тёплого нутра в пропитанную сыростью зиму пассажиров, которые уже приехали, и впустил новых. “Следующая остановка — Донецкий завод горного машиностроения”, — раздался в динамике мужской голос, разбудивший Андрея. Он, стараясь не привлекать внимания, распрямил спину и потянулся макушкой вверх. “Вот и приехали, — улыбнувшись, подумал Столяров, — на следующей остановке уже и выходить”. После постоянных разъездов на легковых автомобилях поездка на городском транспорте доставила ему какое-то необъяснимое наслаждение. Он усилием воли сдержал зевок и приготовился к выходу. Записанный на плёнку всё тот же приятный мужской голос объявил название остановки, и дверь почти бесшумно отворилась. Зима в этом году не баловала жителей города снегом, и Столяров резво вынырнул из тёплого салона в промозглую январскую прохладу.
Не успел он сделать и пару шагов, как тишину разорвал страшный грохот. Это не был звук разорвавшейся шины или хлопок упавшего на землю тяжёлого предмета. Андрей никогда не был на войне и не знал, как вблизи рвутся настоящие артиллерийские снаряды или мины, только сейчас он всем своим нутром ощутил, что это был именно взрыв, несущий смерть всему живому, находящемуся поблизости. Послышались удары тысячи осколков о твёрдые предметы, звон разбитых стёкол, отчаянные крики людей… Где-то невдалеке завыли сработавшие сигнализации машин. Какая-то неведомая сила швырнула Андрея куда-то в сторону — возможно, это был его дух-хранитель — и он больно ударился головой о что-то твёрдое. В сознании всё перемешалось: крики, стоны, плач и неизвестно откуда взявшаяся кровь, много крови. Он лежал на промёрзшем асфальте, в пелене его едва приоткрытых глаз мелькали тени чьих-то ног, а его тело постепенно сковывал леденящий холод, который мутным зловещим туманом безжалостно расползался по всему организму. Столяров закрыл глаза и провалился в темноту.
Сколько прошло времени с того момента, как он потерял сознание, определить было невозможно. Когда, придя в сознание, он с трудом приподнял тяжёлые веки, то обнаружил себя в какой-то, по всей видимости, больничной палате. Судя по количеству аппаратуры, присутствующей здесь, он вновь находился в реанимации. Отличием от прошлого раза, и весьма даже неприятным, было то, что в его горле торчала какая-то трубка. Дышать было больно и трудно, и, судя по всему, кислород ему в лёгкие нагнетался при помощи аппарата, располагавшегося рядом с кроватью.
Андрей попытался пошевелиться, но у него ничего не получилось, так как руки и ноги были намертво зафиксированы кожаными ремнями. Грудь так же плотно обхватил широкий пояс из какого-то крепкого материала. “Где я, и что со мной?” — проползла в голове вялая, будто сонная осенняя муха, мысль — думать оказалось тоже проблематично. Голова гудела, раздувалась и пищала в унисон с работающим оборудованием этой палаты; мысли путались, словно цепляясь за невидимые препятствия, и терялись, словно проваливаясь куда-то в невидимую бездну. Сделав ещё одну безуспешную попытку пошевелиться, Столяров попробовал войти в изменённое состояние сознания, но и здесь его ждало разочарование. Мозг не поддавался никаким приказам и уговорам, будто его хозяин никогда не обладал способностью им управлять.
Вдруг Андрей услышал звук открываемой двери и лёгкую поступь приближающихся шагов. Через секунду перед ним появился человек в костюме индивидуальной защиты. Просторный белый комбинезон и респиратор с очками на лице не позволили сразу определить половую принадлежность вошедшего. Пришелец, немного склонив голову набок, пристально всматривался в лицо прикованного к постели пациента и молчал. Так продолжалось довольно много времени. Столяров несколько раз закрывал и открывал слезящиеся глаза, но человек всё стоял и смотрел, будто старался запомнить каждую мельчайшую деталь в облике больного. Наконец он прервал затянувшееся молчание, и Андрей услышал слегка искажённый маской, но достаточно узнаваемый голос его любимой:
— Милый, — с волнением произнесла Светлана, — ну как ты?
Он хотел улыбнуться, хотел ответить что-нибудь ободряющее, но из-за трубки в горле ничего из этого сделать не смог. Однако через несколько секунд его настроение изменилось. Девушка начала слегка подрагивать всем телом, словно пытаясь сдержать рвущиеся из горла рыдания. С каждой секундой подёргивания становились всё сильнее и сильнее, и наконец она разразилась не истерикой и не плачем, а громким безудержным хохотом, напоминающим смех лишённых ума пациентов психбольницы. Этот смех был так неуместен и так не похож на смех Светланы, что мысли, которые постепенно начали выстраиваться в голове у Столярова в какой-то более-менее логической последовательности, вновь хаотично перемешались. Незнакомая и совсем чужая Андрею женщина, одетая в спецкостюм, смеялась громко и зло, нелепо размахивая руками, изгибаясь и вибрируя, словно в эпилептическом припадке и время от времени хватаясь за живот. Хохоча и извиваясь, она не спеша сняла с себя маску, закрывающую лицо, и Столяров с ужасом узнал в ней мать своего друга детства Сашки Веронику Горбунову. Продолжая давиться смехом, она, словно кожу, начала медленно не снимать, а сдирать с себя лоскутами защитный комбинезон до тех пор, пока не осталась в одном нижнем белье и ботах. Её чёрные, как непроглядная ночь, волосы неестественной длины, разметавшись по всему телу, блестели и смердели, словно сдобренные каким-то отвратительно пахнущим маслом. Вдруг, внезапно оборвав свой смех, женщина резко смахнула рукой прилипшие к лицу волосы и с нескрываемой злобой в голосе спросила:
— Ну что, милый, ты хотел вылечить весь мир при помощи своих сверхспособностей? А хватит ли у тебя этих дурацких способностей, чтобы вылечить хотя бы себя от этой болезни?
Она сделала акцент на слове “этой”, после чего растопырила пальцы на одной руке и прислонила ладонь к темечку так, как это делают люди, желающие изобразить на голове корону. Затем Горбунова обвела рукой палату, и Столяров, не отрывая головы от подушки, каким-то невероятным образом увидел всё, что здесь происходило. Одноместная палата, в которой он находился ещё несколько минут назад, вдруг превратилась в огромный барак, густо заставленный кроватями, на которых лежали мужчины и женщины, дети и подростки, так же, как и он, подключённые к аппаратам ИВЛ. Его ушные раковины пронзило шипение, доносившееся из сотен трубочек, которые были вставлены либо как у него, в горло, либо были подсоединены к маскам пациентов, закреплённых на их лицах. Показав каким-то магическим образом обездвиженному пациенту эту трагическую виртуальную картину, ведьма вновь разразилась хохотом. Только теперь, вновь сотрясаясь от накатывающих на неё волн смеха, её облик начал видоизменяться. Андрею хотелось зажмуриться, чтобы не видеть всего, что происходило перед его глазами. Ему было жутко смотреть, как тело ведьмы расплывается, превращаясь в какую-то аморфную бесформенную массу, время от времени вздувающуюся большими пузырями, но он ничего не мог поделать со своими глазами. Отказываясь подчиняться его воле, они упорно смотрели и смотрели, впитывая полученную информацию прямо в сердце, которое неистово кричало в груди, не в силах вынести всё это.
Через некоторое время из этой странной массы, оставшейся от Вероники Горбуновой, постепенно вылепились лицо и фигура другой женщины, которая была так знакома и узнаваема всеми жителями их страны. Теперь перед Андреем стояла никто иная, как сама Лилия Ивашенко, известный политик и лидер созданной ею партии, стоявшей в оппозиции существующему правительству Сидоровича. Она уже не смеялась, как её предшественница, но её всегда такое приветливое и привлекательное лицо сейчас было искажено какой-то неестественной зловещей ухмылкой. Ивашенко медленно, словно под гипнозом, подняла свою правую руку, и направив указательный палец на Столярова, чётко выговаривая каждое слово, произнесла:
— Ваш город мы оградим колючей проволокой, чтобы никто не смог из него выйти, и будем бомбить, пока вы все там не подохнете.
После этих слов и её охватило чувство нечеловеческой буйной радости и торжества, и в палате, превосходя шипение сотен аппаратов ИВЛ, вновь раздался громкий, долго не прекращающийся истерический смех. В это время дверь отворилась, и в помещение вошёл ещё один человек в защитном комбинезоне. В руках он держал какой-то баллончик жёлтого цвета. Пришедший взглянул на Ивашенко, словно молча задавая какой-то вопрос. Та, вмиг прекратив своё веселье, видимо, прекрасно поняла его взгляд и также, не говоря ни слова, кивнула в ответ. Человек в комбинезоне подошёл к ИВЛ, к которому был подключен Андрей, немного повозился, присоединяя принесённый баллончик к аппарату. Сделав это нехитрое дело, неизвестный взглянул на пациента страшными белками глаз без зрачков и не спеша, будто растягивая удовольствие, повернул встроенный в баллончике краник. Столяров, утратив всеобъемлющее видение окружающего мира, скосив в сторону незнакомца глаза, с ужасом наблюдал, как по прозрачной трубке, вместе с подаваемым бесцветным воздухом из аппарата вентиляции лёгких, в его горло устремился поток какого-то мутного газа. Сразу же стало невозможно дышать. Намертво прикованный к больничной койке, он попытался собрать всю свою силу в руках, чтобы разорвать сковывающие его путы, но тело было слишком слабо. За то время, что он пролежал в больнице, остаток сил покинул организм, и поэтому из этой затеи ничего не вышло. Сердце лихорадочно забилось в предсмертной агонии, кожа покрылась липким холодным потом. Это была последняя попытка обречённого на смерть человека, замедлив течение времени, хоть немножечко продлить себе жизнь.
Андрей мысленно завопил, призывая хоть кого-нибудь на помощь. От этого безмолвного крика голосовые связки почему-то болезненно завибрировали и… И он вскочил, как когда-то весной, проснувшись на своём диване, мокрый от пота. Судя по взволнованному виду Казимира, появившегося у его постели, кричал он вовсе не во сне, а наяву.
— Хозяин, ты чего это, кубышки-катышки? — тихим голосом, словно стараясь не испугать проснувшегося, спросил домовой.
— Да так, ерунда приснилась, — отмахнулся тот, ладонью вытирая пот со лба, а про себя подумал: “И нужно же такому привидеться. Просто бред сумасшедшего какой-то”.
— Хорошенькая ерунда, небось весь дом своим криком разбудил. И меня оторвал от приятного общения с друзьями.
— Ладно, всё в порядке, иди, продолжай общаться, — буркнул Столяров.
— Иди, продолжай… — пробурчал в ответ Казимир, — после такого продолжишь… Нет, я уж лучше здесь посижу, мне так спокойней будет.
— Ну, дело твоё, — не стал возражать Андрей, — расскажи тогда, как ты тут без меня жил, что нового у нас в доме, на посёлке?
День назад Никодим отпустил своего ученика домой для подготовки и встречи Нового Года. Игнатов, как обычно, прислал за Андреем машину, которая быстро и с комфортом доставила пассажира прямо к его подъезду. Естественно, была тёплая встреча с Казимиром и угощение его сладостями, которые специально для него приготовила Анастасия Павловна. Вот только поговорить они не успели. Бросив свою дорожную сумку прямо у дверей, Столяров сразу же поспешил на свидание со Светланой, о котором они договорились заранее. Нагулявшись и нацеловавшись, он проводил девушку до самой двери квартиры, а вернувшись домой, принял контрастный душ и сразу завалился спать. Несмотря на то, что душ немного взбодрил, однако усталость, накопившаяся за время работы с пациентами, дала о себе знать. Вот только увидеть такой странный сон он уж совсем никак не ожидал.
Андрей включил всё ту же старенькую настольную лампу — заменить её у него руки так и не дошли — и приготовился слушать своего лохматого друга.
— Так чего тут нового, — будто бы неохотно начал тот, — особенно нового ничего и нет. Ведьма эта с пятого этажа одно время пыталась какие-то гадости под дверь подкладывать, так я её так шуганул, что она, кубышки-катышки, нашу дверь теперь обходит как можно дальше, хе-хе. Наверное, если бы могла, то по пожарной лестнице бы лазила, чтобы мимо неё не ходить.
— Понятно, — улыбнулся Столяров, — что ещё?
— Ещё? Ещё ты мне скажи, ты уже чему-нибудь там научился?
— Ну, допустим.
— Так ты уже сможешь моему другу помочь?
— Это Димке, что ли?
— Ну да. Он же ждёт тебя, не дождётся. Опять парень раскисать начал, не получается у него никак на ноги встать, хотя и старается вовсю.
— А ты уверен, что Валентина согласится, чтобы я его полечил?
— Думаю, что вряд ли.
— Ну, так как же я тогда ему помогу?
— Да ты не переживай на этот счёт, мы что-нибудь придумаем. Он нам дверь откроет, когда мамки дома не будет; главное, чтобы у тебя что-нибудь получилось, а то малец совсем надежду потеряет, кубышки-катышки.
— Хорошо, как говорится, утро вечера мудренее. Давай всё же я попробую заснуть, а завтра уже и посмотрим, чего делать будем.
Столяров потушил свет и, завернувшись в своё такое родное ватное одеяло, вскоре и уснул. Утро, по привычке, началось рано. Он сделал необходимые упражнения и, приняв душ, пошёл на кухню готовить себе завтрак. Там он обнаружил Казимира, уже сидящего за столом и поджидающего своего хозяина. Пока того не было, домовой сидел на табуретке и болтал свисавшими с неё ногами. Увидев Андрея, он упёр руки в колени, будто фиксируя их, и приняв серьёзное выражение лица, строго спросил:
— Ты не забыл?
Домовой сделал особый акцент на последнем слове.
— Да не забыл, не забыл. Дай хотя бы поесть спокойно, — улыбнулся Андрей.
— Ну, поешь, — снисходительно разрешил Казимир, а сам не сводил с него глаз всё то время, пока он готовил себе завтрак, а затем не спеша его ел.
Когда каша с овощами были съедены, а посуда вымыта и прибрана на своё место, Андрей повернулся к Казимиру и сказал:
— Ну, что? Я готов.
— Так ты решил помочь?! — в голосе домового ещё присутствовали нотки сомнения.
— Решил, решил, — улыбнулся в ответ Столяров. — Какие будут у тебя предложения?
Лицо Казимира осветила радостная улыбка.
— Я щас, — коротко ответил он и исчез.
Через пару минут он вновь материализовался на своём месте с довольной, сияющей физиономией.
— Всё в порядке, хозяин, — радостно объявил домовой, — мамаша на работе, Димка тебя ждёт. Иди к его двери, он откроет.
Не успел Столяров повернуться, а Казимира уже и след простыл. Лекарь ещё немного постоял, соображая, не нужно ли чего-нибудь взять с собой, но решил на первый раз пойти без ничего. Прихватив со стола большой апельсин в подарок, он направился к соседу, проживающему этажом выше.
— Ну, здравствуй, герой, — весело поприветствовал он мальчика, когда тот открыл ему входную дверь. — Это тебе.
Столяров протянул большой оранжевый фрукт своему маленькому соседу, но тот нехотя взял подарок, не проявив никаких эмоций. В его грустных глазах читался один-единственный и самый главный для него сейчас вопрос, который был вполне понятен и без слов.
— Здравствуйте, дядя Андрей.
Голос Димки чуть заметно дрогнул от волнения: шутка ли, возможно, он сегодня сможет, наконец, сам подняться на ноги. Во всяком случае, так ему пообещал его друг Казимир. Волнение мальчика передалось и Андрею, он очень хорошо понимал, как много зависит сейчас от того, что он сможет сделать для выздоровления своего маленького пациента. Наличие хотя бы небольшого позитивного результата вселит в Митю ещё больше надежд и уверенности, что придаст ему ещё больше сил, в то время как негативный результат может привести к окончательному разочарованию и депрессии. Домовой, видимо, тоже переживал, так как не мог устоять на месте. Он, в совсем несвойственной ему манере, словно вспышки молний, внезапно возникал то в одном, то в другом месте, каждый раз стараясь заглянуть в глаза своего хозяина, чтобы понять его настроение и справится ли тот с этой задачей.
— Казимир, не мельтеши перед глазами, — беззлобно попросил Столяров своего друга, и тот немного успокоился, услышав уверенный голос хозяина.
Захлопнув дверь на защёлку, Андрей прошёл вслед за коляской, в которой ехал Димка, в комнату мальчика. Там он помог ему прилечь на кровать и, успокоившись и сосредоточившись в течение нескольких минут, приступил к обследованию своего пациента. То, что причина беды была травма позвоночника, он уже знал, но, тем не менее, скрупулёзно исследовал состояние мышц, сухожилий, нейронные связи, кровеносные сосуды… Эта процедура длилась около получаса. Лекарь не спешил, он понимал, что от диагностики зависит весь результат дальнейшего лечения. За это время он то погружался в глубины маленького организма, то скользил по самым верхним слоям кожного покрова пациента.
Наконец с диагностикой было покончено. Андрей расслабился и чуть было не прыснул от смеха, когда поднял голову и увидел сосредоточенную физиономию Казимира. Прекрасно понимая всю ответственность, которую сам на себя возложил, Столяров удержался от смеха, однако его губ всё же коснулась лёгкая оптимистичная улыбка.
— Ну что, дядя Андрей? — спросил мальчик с такой надеждой в голосе, что сердце лекаря сжалось от сострадания.
— Давай-ка, Митя, пойдём на кухню и попьём чайку, а затем уже приступим к лечению, — предложил лекарь, вставая и разминая затёкшие от долгого сидения в неудобной позе ноги.
Он прекрасно понимал состояние мальчика, видел его нетерпение, но перед решающими процедурами необходимо было немного отдохнуть и наметить последовательность действий. Андрей помог пересесть Мите на коляску и проследовал за хозяином квартиры на кухню, где помог заварить чай. Казимир тем временем перенёс из их кухни банку с мёдом, так как в этой квартире, кроме сахара, никаких сладостей не было.
— Есть тебе сейчас нежелательно, — предупредил мальчика лекарь, — но вот чаю с мёдом выпить вполне даже нормально.
Разлив чай по чашкам, Столяров погрузился в анализ и размышления о том, что будет делать дальше. Митя нехотя пил чай, едва прикоснувшись к мёду. Он всё время вглядывался в лицо лекаря и пил по глоточку из чайной ложки пустой и безвкусный напиток. Он еле дождался момента, когда сосед наконец допил свой чай, после чего, чтобы хозяйка ничего не заподозрила, убрал посуду на своё место. Лишь только Андрей прикрыл створку кухонного шкафа, в который поставил чашки, мальчик тут же рванул на коляске в свою комнату. Лекарь последовал за ним, как вдруг внезапно прозвеневший дверной звонок заставил его вздрогнуть. Мальчик тоже резко затормозил и с тревогой обернулся. Казимир, уже было собиравшийся раствориться с банкой мёда, чтобы вернуть её на место, так и замер, не успев совершить перемещение в пространстве. Столяров вопросительно посмотрел на маленького хозяина квартиры и почти одними губами произнёс:
— Это кто?
Тот в недоумении пожал плечами. Видимо, он тоже испугался, так как его пальцы побелели от напряжения, с которым он вцепился в колёса своей коляски.
— Не знаю, — также, еле слышным шёпотом, ответил он, — у мамы ключ есть, она не будет звонить.
Андрей облегчённо выдохнул, так как перспектива быть застигнутым хозяйкой квартиры была весьма непривлекательной. Хотя он и делал, казалось бы, благое дело, однако попробуй объясни Валентине, что это именно так. Та категорически была против всяких народных методов лечения, признавая лишь рекомендации дипломированных врачей из поликлиники. Ещё через несколько секунд загадка разрешилась сама собой — из-за двери послышался скрипучий старушечий голос:
— Митенька, мальчик, открой, я тебе конфеток принесла.
Ошибиться было трудно, голос принадлежал ведьме с пятого этажа, бабе Зое. “Давненько мы с тобой не встречались, — подумал Андрей, быстро соображая, что предпринять. — И не сидится же тебе спокойно. А Казимир ведь говорил, что отвадил старуху от этой квартиры”. Он вопросительно и строго взглянул на домового, но тот, будто не заметив этого взгляда, не выпуская банку с мёдом из рук, бесшумно подлетел к Столярову и над самым ухом прошептал:
— Оставь её мне, хозяин, я с ней сам разберусь. Занимайся с мальцом спокойно.
Столяров не стал спорить и, в очередной раз доверившись своему лохматому другу, легонько подтолкнул Митину коляску в его комнату и притворил за собой дверь. Вновь уложив своего пациента на кровать, он попросил того не шевелиться, а сам постарался абстрагироваться от окружающей действительности, чтобы сосредоточиться на исцелении. Всё вокруг стало для него исчезать, превращаясь в однообразную пелену, и он вновь погрузился в глубины детского тела. Началась кропотливая и ответственная работа. Он своим особым чутьём находил оборванные и повреждённые нервные волокна, мириадами разбросанные внутри и снаружи позвоночного столба, и обращался к ним, как к разумным живым существам. Мысленно уговаривая и поглаживая каждую клеточку, лекарь добивался ответа в виде слабого, еле уловимого импульса и посылал порцию мягкой и доброй целительной энергии. После такого посыла эти маленькие существа начинали оживать, двигаться и переплетаться. Медленно, очень медленно они образовывали сначала едва заметные, а затем более прочные нейронные связи, по которым, словно электрические вспышки, начали проскальзывать импульсы, посылаемые головным и спинным мозгом в нижние конечности пациента. Слава Богу, костные структуры были целы, а мышцы, благодаря систематическим упражнениям, окрепли. Занимаясь с нервной системой мальчика, Андрей то замедлял течение времени, как обычно, покрываясь липким потом, то ускорял его во много раз, и тогда казалось, что его кожа начинает трескаться от пересыхания. Способностью ускорять время он овладел совсем недавно. Точнее, она пришла, как и множество других способностей, сама собой. Однако пользоваться ею он до сих пор не хотел: “Кому захочется торопить время, чтобы укорачивать себе жизнь?” Да и ощущения при ускорении были не из приятных. Теперь же это ему было необходимо для успешной работы.
Потеряв связь с реальным временем, он не заметил, как за окном сгустились сумерки, и в комнате, благодаря присутствию домового, зажёгся свет. Лишь закончив все необходимые манипуляции, лекарь вернулся в реальность и, расслабившись, откинулся на спинку стула. Он взглянул на своего пациента: тот, мирно посапывая, спокойно спал. Казимир тихо, словно мышь, сидел на подоконнике и внимательно следил за всем, что происходило. Увидев, что Андрей закончил свои манипуляции, он шёпотом произнёс:
— Ну, хозяин, ты даёшь! Сколько живу на Земле, у скольких знахарей я перебывал, но такое вижу в первый раз!
Андрей ничего не ответил, так как лишь только он закончил процесс исцеления, как на него многотонным валуном навалилась невероятная усталость. Не хотелось ни шевелиться, ни даже говорить. В душе не было ни радости за проделанную работу, ни каких-либо других эмоций. Он ощущал себя сейчас опустошённым, как пустой стакан, или куском пластилина — мягкого, податливого и безучастного: бери его и лепи всё, что вздумается. Прошло ещё около получаса. Всё так же под пристальным наблюдением Казимира, ни на секунду не сводившего с него глаз, Столяров постепенно прокачал свою энергию, вернул себе силы и возможность двигаться. Ничего не говоря, он лишь коротко бросил домовому:
— Проследи за ним.
Затем вышел из квартиры, захлопнул за собой дверь и не спеша вернулся к себе домой. Словно под наркозом, Андрей из последних сил дошёл до своего дивана и повалился на него в глубоком сне.
Казимир всматривался в лицо своего маленького друга; видел, как подрагивают во сне его ноги, и без устали нашёптывал:
— Ну, давай, дружок, выздоравливай, ну, давай!
В коридоре раздался щелчок открываемой двери, и в квартиру вошла уставшая Валентина. По привычке крикнув с порога: “Я пришла”, она сняла с себя верхнюю одежду и направилась на кухню. Там она вынула из пакета купленные в магазине продукты, разложила по полкам в холодильнике и, вымыв руки в ванной, словно исполняя заученный за последние годы ритуал, начала готовить ужин. Поставила на газ сковороду и принялась нарезать головку лука. Как обычно, прослезившись во время этого процесса, она, вытирая ладонью слёзы, высыпала лук на разогретое в сковороде масло. Подошла к кастрюльке с кипячёной водой и, набрав полстакана, поднесла его ко рту, как вдруг в коридоре послышались чьи-то шлёпающие босыми ногами шаги. Обернувшись ко входу в кухню, Валентина увидела стоящего у дверей Димку, явно ещё не проснувшегося до конца и сонно потирающего глаза. Раздался звон разбившегося стекла, разлетевшегося по полу мелкими осколками. Не веря своему зрению и не обращая на впивающиеся в ноги осколки разбитого стакана, мать бросилась к сыну, чтобы убедиться, что всё это происходит наяву.
— Митенька, сынок, — нашёптывала она, ощупывая мальчика с ног до головы, — да как же это, Митенька?
Тот спросонку, ещё сам не понимая, что стоит на своих ногах, удивлялся такому внезапному порыву материнских чувств.
— Мам, ты плачешь? — спросил он, увидев у неё на глазах слёзы.
— Нет, Митенька, нет, это лук, это лук в глаза попал, — отвечала Валентина, став на колени и целуя своего сына во все доступные места.
— Мама, я есть хочу, — укоризненно произнёс Митя, и прошлёпав босыми ногами к столу, только сейчас начал понимать, что что-то не то и не так.
Мальчик медленно, словно боясь испугать приятное видение, опустил глаза вниз и, осознав себя стоящим на своих ногах, тоже начал шмыгать носом, а потом и из его глаз тоже неудержимыми потоками полились слёзы.
Казимир, наблюдая всю эту картину, протёр свои непонятно почему вдруг ставшие влажными глаза и нырнул к себе в квартиру — сейчас здесь ему делать было нечего.
