Начало здесь
Выйдя из комнаты, я обнаружил, что хозяйки квартиры дома нет. На кухонном столе лежала записка.
Я уехала на работу. Еда в холодильнике. Надеюсь, вам не нужно напоминать, чтобы из дома не выходили и возле окон не маячили.
— Не нужно, — пробурчал я в ответ на послание и открыл холодильник.
Достав три яйца, поставил варить. Пока они готовились, просмотрел содержимое шкафчиков. Старовойтова оказалась не совсем пропащей женщиной, так как в её закромах я обнаружил вполне приемлемые для меня крупы: и гречку, и ячку, и даже моё любимое пшено. По моим скромным наблюдениям, практически все медики, то есть люди, которые посвятили свою жизнь борьбе с болезнями, абсолютно не заботились о своём здоровье. Видимо, им ещё в институтах и училищах прочно вбивали в голову мысль, что все проблемы можно решить при помощи таблеток, а дальше они просто по инерции продолжали жить, придерживаясь этой парадигмы. Самое печальное в том, что они навязывали её и всем своим пациентам, приучая тех полагаться только на фармакологию и не прилагать собственных усилий для поддержания своего здоровья.
Утро я всё же решил начать с гречки и, найдя небольшую пёструю кастрюльку, промыл в ней крупу, и тоже поставил на огонь. Яйца закипели быстро. Их я предпочитал готовить всмятку, так как в жидком желтке сохраняется больше витаминов. Пока варилась каша, я задумался о том, что мне делать дальше. Оставаться надолго в Киеве очень не хотелось — и опасно, и нет никакого смысла. Мне также очень не хотелось подвергать риску мою помощницу — мало у неё своих проблем, так ещё я ей на голову свалился. Единственное, что утешало меня в этом вопросе, так это то, что я, благодаря своим… Стоп! Не Я и не СВОИМ, а Божественным способностям, которыми Он меня наделил, я помогу Ирине сохранить её квартиру. “Вот так-то будет лучше!” — улыбнулся я сам себе, радуясь, что начал исправлять своё мышление, и тем самым уменьшать своё эго.
Пока я в полной тишине поглощал свой нехитрый завтрак, у меня появились кое-какие мысли по поводу того, как мне провести сегодняшний день. Я, конечно, понимал опасения хозяйки квартиры и её нежелание выпускать меня куда бы то ни было, но и сидеть целый день сложа руки не мог. Помыв посуду, я накинул курточку и, выйдя из квартиры, спустился по лестнице к вахтёру. Проехаться в комфортабельном лифте не решился, чтобы случайно не повстречаться с жильцами дома. Встретить кого-нибудь кроме обслуги на лестнице элитной постройки было, практически, невозможно. На ресепшене сидел уже другой мужчина. Я уверенно подошёл к большому стеклянному окну и, заискивающе заглядывая в глаза вахтёра, поинтересовался: по какому адресу располагается этот дом. Мужчина, едва достигший пенсионного возраста, вежливо назвал улицу и номер дома, а также объяснил, в каком районе города мы находимся, какие дома располагаются поблизости, и как сюда добираться на метро или на другом городском транспорте. Не забыв поблагодарить вахтёра за предоставленную подробную информацию (хотя тому было уже всё равно, так как о нашем разговоре он сразу же забыл), я вернулся назад в квартиру, прошёл в свою комнату и сосредоточился на образе моего невольного помощника Василия. Сидя на диване, я провёл небольшой сеанс передачи необходимой информации, получив которую, помощник поймёт, что нужно делать и стал ждать. Минут через пять зазвонил телефон.
— Алло, — раздался в трубке знакомый голос, — а це хто?
— Это я, Вася, твой хозяин.
На том конце на некоторое время воцарилось молчание. Естественно, Василий никогда не имел дело с передачей информации на расстоянии, и поэтому у него появились сомнения по поводу навязчивых мыслей в голове, а также в правильности того, что делает.
— Це ви? — неуверенно переспросил помощник.
— Я, Вася, я, — ответил, стараясь говорить как можно серьёзнее, хотя, представив лицо собеседника, сохранять серьёзность было нелегко. — Скажи-ка мне вот что, ты машину водить умеешь?
— Так, вмію.
— И права есть?
— Так.
— Вот и чудненько, тогда слушай меня, Вася, внимательно. Сейчас ты возьмёшь такси и приедешь по вот этому адресу, — я продиктовал то, что мне поведал вахтёр. — Когда подъедешь, наберёшь меня снова, и я скажу что делать дальше. Ты всё понял?
— Так, зрозумів… але ж…[1]
— Чего ещё? — немного раздражённо поинтересовался я.
— Я ж казав, що у мене мати хвора…[2]
— Ну?
— Їй сьогодні дуже погано. Я не можу її залишити.[3]
— Что ж с тобой делать-то, горе ты моё? — задумчиво произнёс я.
— Тільки в серце не шпигайте, [4] — жалобно проскулил помощник.
— Да не бойся ты, ничего я тебе не сделаю, — поспешил успокоить я Василия, но на всякий случай добавил:
— Пока. — Немного подумав, продолжил: — А знаешь, что? — мне пришла в голову хорошая идейка. — Ты хочешь, чтобы твоя мама была здоровой?
— Звичайно, бажаю, але…
— Тогда делай, как я тебе сказал, — перебил его я. — Мы поедем к тебе домой, и я вылечу твою маму.
— А ви лікар? [5] — с сомнением в голосе произнёс помощник.
— Ликар, ликар, — не удержался я, чтобы не вспылить. Заторможенность моего помощника начинала меня раздражать. — Давай, не теряй времени, приезжай. Раньше приедешь, раньше вылечим твою мать. Мать твою, — последнюю фразу я добавил тихонько, так, чтобы Вася не услышал.
— Але ж… — снова засомневался мой помощник.
Я сделал глубокий вдох и медленный выдох, затем ещё раз вдохнул и уже спокойно спросил:
— Вася, что ещё?
— А гроші?[6]
— За такси заплачу я, за это не переживай. Ты адрес хорошо запомнил?
— Так.
— Тогда всё. Жду.
Я сбросил вызов и положил телефон в карман, предварительно вынув из него свой, пока что ненужный, мобильник. Помощник позвонил минут через тридцать.
— Алло, це ви? — снова спросил он.
— Я, Вася, — выдохнул я в трубку, стараясь удержать своё эмоциональное состояние в равновесии.
— Я приїхав.
— Хорошо, я выхожу.
Одев куртку и немного повозившись с обувью, я нацепил повязку на лицо и на этот раз запер входную дверь на ключ, который, к счастью, висел у входа. Вновь спустился по лестнице вниз. Вахтёр был увлечён разгадыванием кроссворда. Я вежливо попросил его открыть мне чёрный ход. Тот любезно проводил меня к двери, расположенной с задней стороны дома. Открыв её и пожелав счастливого пути, щёлкнул замком, снова запирая дверь. Я умышленно назвал Васе номер соседнего дома, куда теперь и направился. Погода сегодня была замечательная, самое то для неспешных пеших прогулок, но расслабляться было некогда и нельзя. Пока шёл, внимательно прислушивался к своим ощущениям, но, к счастью, ничего подозрительного не почувствовал.
— Вот и я, — сказал, усаживаясь на заднее сиденье автомобиля.
— Куди поїдемо? — спросил таксист, полуобернувшись ко мне.
— Вам молодой человек скажет.
Таксист перевёл взгляд на Васю. Тот сидел угрюмый, уставившись куда-то вперёд.
— До дому, — коротко сказал он, не отрывая взгляда от окна.
Таксист пожал плечами и завёл двигатель. Мы ехали, а я смотрел на залитые солнцем улицы города, на спокойные и беззаботные лица прохожих. Несмотря на пандемию и на масочный режим, людей всё равно было довольно много. “У нас в Донецке сейчас не так, — с грустью думал я. — Лица горожан последние годы всё больше напряжённые и сосредоточенные. Дончане стараются как можно меньше бывать на улице, особенно в центре города из-за систематических “прилётов” и боязни попасть под обстрел. С тех пор же как объявили пандемию город вообще обезлюдел“. Погружённый в свои мысли, я не заметил, как мы подъехали к какой-то пятиэтажке. Водитель назвал сумму, я протянул ему купюры. Получив сдачу, мы вышли из автомобиля.
— Ты смотри, живой и здоровый!
Перед нами, словно из-под земли, возникли двое мужчин. Я припомнил, что видел их совсем недавно глазами моего подопечного. Мужчины стояли, засунув руки в карманы, оба были без масок. Тот, что повыше, скалился ехидной улыбочкой человека, чувствующего своё превосходство. Щуплый — лыбился подленькой улыбкой шакала, а на губе висел потухший бычок.
— Мы думаем, он болеет, бедняга, — с наигранным сочувствием произнёс щуплый, подобострастно поглядывая на своего главаря, — а он, смотри, жив, здоров, разгуливает по городу… А хромого где подцепил? Или теперь он твой напарник в картишки резаться?
Я перевёл взгляд с бандюков на Василия. Тот стоял бледный, не зная, что делать.
— А вы, собственно, кто такие? — спросил я спокойно, будто интересуясь, который нынче час. Терять время на разборки очень не хотелось, но, заглянув по очереди в глаза этих человекоподобных существ, понял, что без моего вмешательства не обойтись.
— Суслик, объясни этому убогому, кто мы и что нам нужно от Машонкина, — обратился высокий к щуплому. — И пусть хромает отсюда, пока ещё может ходить.
— Этот хмырь, — Суслик кивнул головой в сторону Василия, — должен нам штуку баксов. Если не отдаст сегодня, то пусть пеняет на себя. А ты, если не хочешь пойти прицепом или за него расплатиться, то лучше вали отсюда. Понял?
— Ви ж казали, що через тиждень[7], — робко заметил мой помощник.
— А мы передумали, — отозвался главарь. — Не нужно было тогда комедию перед нами ломать. Сказал бы начистоту, как всё было на даче на самом деле, почему не взял то, что должен был, куда дел ключи… и собирал бы спокойно должок… Так нет, он решил нам спектакль устроить. Шизофреником прикинулся. В общем так — срок тебе до вечера, иначе мы к тебе в гости придём… к твоей любимой мамочке на чай.
При упоминании о матери Василий побледнел ещё больше, а я, пока высокий произносил свою речь, успел кое-что высмотреть в головах преступников. Теперь они для меня действительно являлись преступниками, так как всё же побывали на даче у Ирининой подруги. Я увидел, что они без проблем отыскали драгоценные камни, которые та из-за своей безалаберности и постоянных любовных неурядиц даже не удосужилась как следует спрятать. “Ну что ж, — подумал я, — полученной информации мне вполне достаточно, чтобы вынести этой парочке свой приговор”. Как только главарь закончил свою речь, я послал красочный образ в головы преступников, а сам, придав лицу суровое выражение и протянув в сторону мужчин пятерню с растопыренными пальцами, произнёс:
— Послушайте, несчастные, и зарубите себе на носу. За все ваши злые помыслы и сотворённые злодеяния да покарает вас Господь. А за лихие поступки ваши да покроется кожа ваша кровоточащими язвами, которые не заживут, пока вы не искупите свои грехи в тяжком труде и покаянии.
Василий перевёл на меня удивлённый и одновременно испуганный взгляд, а на лицах преступников появились туповатые улыбочки. Однако, спустя несколько секунд, их лица резко посерьёзнели, и они начали с опаской поглядывать на кисти своих рук, которые были единственными открытыми местами в это время года, не считая голов. И хотя со стороны на их руках ничего не было заметно, мужчин вскоре охватил неописуемый ужас. Они начали трясти руками, словно пытаясь избавиться от грязи, прилипшей к ладоням. Потом стали хвататься за разные части тела, но тут же отрывали руки с гримасами боли и отчаяния на лицах. Теперь уже я стоял с едва заметной улыбочкой на губах и наблюдал за тем, что происходило передо мной.
— Що це з ними? — чуть слышно произнёс Василий и на всякий случай попятился назад.
Сейчас он был испуган едва ли не больше, чем в первые минуты встречи со своими старыми дружками. И действительно, зрелище выглядело довольно странно: двое взрослых мужчин стоят среди улицы и корчатся от боли, которая исходит неизвестно откуда и непонятно по какой причине. Разгадка этого фокуса была проста: всё, что сейчас творилось с этими ублюдками — происходило только лишь в их сознании, в которое я подкинул определённую программу. Выждав несколько минут для того, чтобы преступники как можно более “насладились” своим состоянием, я спросил:
— Ну так что, как вам нравится быть проклятыми?
Мой вопрос не сразу дошёл до поглощённых своими проблемами мужчин.
— Так что, ублюдки, — вновь обратился я к подельникам, — вы поняли свою ошибку?
— Прости, мужик, — отозвался Бобёр. Он первый осознал смысл слов, обращённых к ним. — Бес попутал, мамой клянусь. Мы всё, всё поняли…
— Да-да, — поддакнул ему и Суслик. — Мы всё поняли, перестань… очень больно.
— К сожалению, я вам сейчас ничем помочь не могу, — сочувственно произнёс я. — Во-первых, вы не вернули то, что взяли на даче у моей знакомой.
— Вот, вот, — главарь, кривясь от боли, засунул руку во внутренний карман куртки и вынул оттуда небольшую деревянную шкатулочку. Дрожащей рукой он протянул её мне. — Вот возьми.
Я открыл шкатулку и увидел россыпь разноцветных камней. Я ничего не понимал в драгоценностях, но на вид это были довольно красивые вещицы, сверкающие на солнце всеми цветами радуги. Стоили камешки, наверное, тоже немало.
— Здесь всё? — строго спросил я, хотя и так знал, что ничего из украденного преступники реализовать не успели. Я только вчера покинул дачу, и эти шустрые ребята тут же воспользовались тем, что дом был пустой. Не имея ключей, они, не мудрствуя лукаво, вырезали стекло в оконной раме.
— Всё, всё, что было… зуб даю, — поклялся Бобёр.
— Я тебе верю, а теперь второе… Как я сказал, вы должны отработать свои грехи. Как только отработаете, так сразу ваша кожа очистится, и раны больше не будут причинять вам боль. Сейчас же я могу лишь немного уменьшить ваши страдания, чтобы вы могли относительно нормально существовать, а главное трудиться.
— Мы всё сделаем, — тут же согласился главарь, с болью в глазах поглядывая на свои руки.
— Мы всё сделаем, — эхом повторил Суслик, чем ещё больше мне напомнил шакала из мультика про Маугли.
— А что, у вас здесь поблизости церковь есть? — поинтересовался я, повернувшись ко всё ещё пребывающему в состоянии шока Василию.
— Т-так, — заикаясь, произнёс он, не отрывая взгляда от корчащихся перед ним дружков. — Т-тут недалечко… храм Сергія Радонезького.
— Вот! — многозначительно произнёс я, вновь повернувшись к преступникам.
— Сейчас вы пойдёте в храм. Там и будете каяться и молиться о спасении своих душ, а также БЕЗОПЛАТНО делать всё, что вам поручат. Вам понятно?
— Понятно, понятно… сделай же чего-нибудь, сил нет терпеть, — взмолился Бобёр.
Я послал образ в головы преступников, и их лица заметно посветлели.
— Напоминаю! — я поднял указательный палец. — Чтобы болячки ваши прошли, грехи нужно отмолить и отработать, но не забывайте, что стоит вам возобновить свою антисоциальную деятельность, к вам тут же всё вернётся с удвоенной силой.
— Куда ж ещё сильнее-то, — пробурчал Суслик.
— О, поверь мне, всё может быть гораздо хуже.
Мужчины переглянулись между собой и, не сговариваясь, заторопились прочь. Видимо, они тоже знали, где находится названный Василием храм.
— Ну что, Вася, — ободряюще обратился я к помощнику, — теперь пойдём лечить твою маму?
Тот молча кивнул, наверное, ещё не оправился от увиденного. Когда мы поднимались к нему по лестнице на третий этаж, он поинтересовался:
— Хазяин, а що це було з ними?
Я улыбнулся про себя и сказал:
— Называй меня просто дядя Серёжа, а то ещё ляпнешь при матери “хозяин”… А твои дружки, Вася, получили то, чего заслужили, и давай больше не возвращаться к этой теме.
— Гаразд,[8] — согласился мой помощник.
— Кстати, как зовут-то твою мать?
— Лілія, тобто Лілія Семенівна.
Он открыл ключами дверь, и мы вошли. В глаза сразу бросилась убогость и нищета, которые взирали на меня из каждого угла, из каждой вещи, попадавшейся мне на глаза. Васина двухкомнатная квартира резко контрастировала с жильём Старовойтовой, да что там Старовойтова, даже моё аскетичное жильё, по сравнению с этим убожеством, казалось королевскими хоромами.
— Вася, це ти? — послышался из комнаты старческий голос.
— Так, мамо, — отозвался мой помощник.
Он быстро разделся, помог мне снять куртку и принёс из кухни табуретку, чтобы я мог присесть и разуться. Ни ковров, ни дорожек на полах не было. Тапочек в этом доме не водилось, наверное, никогда, и моим ногам, скорее всего, было бы холодно, если бы они имели чувствительность. Мы прошли в комнату, где лежала мать Василия, и я еле удержался, чтобы не зажать нос. Воздух был настолько плотным и насыщенным запахами лекарств, пота, мочи и ещё неизвестно чего, что им просто невозможно было дышать. Женщина лежала поверх одеяла, одетая в какой-то тёмный сарафан и вязаную кофту. Если бы она не отозвалась, когда мы вошли, то можно было бы подумать, что она спит.
— Ты почему комнату не проветриваешь? — шёпотом спросил я у помощника.
— Вася, хто це? — встрепенулась женщина, услышав чужой голос.
— Це дядько Сергiй, — ответил тот, остановившись у порога комнаты.
— Який ще Сергiй?
— Він лікар, розумієш?[9]
Я подошёл поближе. Чтобы заглянуть в глаза пациентки. Теперь я мог гораздо лучше её рассмотреть. Бледное, с желтизной, лицо женщины, испещрённое морщинами, выглядело измождённым и неживым. Навскидку ей можно было дать лет так около семидесяти. Тонкие синюшные губы были неестественно напряжены, поблёкшие и утомлённые жизнью глаза смотрели на меня с недоверием и опаской. Пальцы рук, которыми она придерживала полы кофты, были искорёжены и изуродованы болезнью.
— Здравствуйте, Лилия Семёновна, — поздоровался я, быстро считывая приходящую мне информацию.
— Здрастуйте, — осторожно ответила женщина. Казалось, чтобы приоткрыть рот, ей понадобилось приложить серьёзное усилие.
— Вы не возражаете, если я вам немного помогу?
Карие глаза продолжали сверлить мой лоб, а мозг моей пациентки, путаясь и спотыкаясь о собственные мысли, пытался решить дилемму: что от неё хочет этот незнакомец.
— Я смогу облегчить ваши страдания, — как можно доверительней продолжил я.
— Вы не против, если я вас немного полечу?
Одним из главных законов любого настоящего лекаря является Закон свободы воли. Это значит, что нельзя без согласия человека приниматься за его лечение. Ещё лучше, если он сам об этом попросит. Я обернулся на всё ещё стоявшего у двери Василия, в надежде, что он мне поможет. Парень, несмотря на небольшую заторможенность, понял, чего я от него хочу и сказал:
— Мамо, скажи, що ти згодна.
Женщина немного помедлила, всё ещё в чем-то сомневаясь, потом почти одними губами равнодушно произнесла:
— Так, — и закрыла глаза.
У меня отлегло от сердца. Я уж думал, что зря дал обещание своему помощнику и ничего из моей затеи не получится.
— Выйди из комнаты, — сказал я Василию.
Когда дверь за парнем закрылась, первым делом подошёл к окну и приоткрыл форточку. Вдохнув порцию свежего воздуха, присел на стоявший возле кровати старенький расшатанный стул, положил костыли на пол и приступил к более тщательному изучению состояния больной. Прогрессирующий ревматоидный артрит — весьма серьёзное аутоимунное заболевание, с ним, как с каким-нибудь вирусом гриппа, так просто не справишься. “Ну что ж, — подумал я, собрав дополнительный анамнез, — пальцы ей я, конечно, не выровняю, но остановить прогрессирование болезни и восстановить некоторую подвижность в суставах мне вполне по силам, да и общее самочувствие улучшить можно“. Припомнив слова старухи-знахарки, я, прежде чем приступить к лечению, мысленно обратился за помощью и поддержкой к Высшим силам. Прочитав наспех сочинённую молитву, замер. Через некоторое время вдруг ощутил на коже лица лёгкое дуновение тёплого ветерка. И это был не случайный бродяга-ветер, влетевший в форточку, это был явный знак свыше, позволяющий мне принять участие в жизни лежавшей передо мной чужой и незнакомой женщины. Послав пациентке образ спокойствия и умиротворения, я начал сеанс.
Прошло около часа, как я взялся за работу. Несколько раз были слышны шаги за дверью. Василий осторожно, стараясь не шуметь, подходил, прислушивался и вновь уходил в свою комнату. Несколько раз я делал перерыв, чтобы поднакопить энергии. Когда же закончил — пациентка мирно посапывала, пребывая во вполне обычном здоровом сне. Думаю, что за много лет, в таком благостном состоянии она находилась впервые. Подняв с пола костыли, я подошёл к двери и приоткрыл. Передо мной тут же возник заботливый сынок. Он тревожно заглянул в комнату, увидел мирно спящую мать, и на его лице появилась счастливая улыбка.
— Дякую вам[10], — произнёс он и отвернулся, чтобы я не увидел выступившие на глазах слёзы.
— Не за что, — улыбнулся я. — У тебя хоть чай есть?
— Звичайно є, — вновь повернулся ко мне Василий, готовый выполнить любой мой каприз. — Ходімо на кухню.
Кухня тоже была микроскопическая, по сравнению с кухней Старовойтовой. На столе стояли тёмные от заварки чашки, какие-то кастрюли, пустые стеклянные банки, раковина — заполненная грязными тарелками. Вся посуда была или немытая вовсе, или вымытая кое-как. Мать заниматься хозяйством не могла, а сыночку, видимо, было не до посуды. Мне сразу перехотелось пить из таких чашек. Я ещё раз окинул кухню печальным взглядом и предложил помощнику перебраться в другую комнату. Тот особо и не возражал. Мы перешли в его комнатушку, которая была более-менее чистой и, присев на такие же стулья, как и у Лилии Семёновны, я поведал Василию свою просьбу поучаствовать в моём переезде в Запорожье. Тот сразу согласился, только опасался оставлять родительницу одну без присмотра.
— За мать можешь не переживать, — сказал я ему, когда тот начал сомневаться, — завтра она уже сможет сама подниматься и ухаживать за собой. Дней через десять, её организм полностью избавится от болезни. Сколько ей, кстати, лет?
— П'ятдесят три роки.
“Надо же как старит людей болезнь”, — подумал я. Попросив помощника ещё раз вызвать такси, простился с ним и, соблюдая максимальную предосторожность, вернулся в квартиру докторши.
- [1] Так, зрозумів… але ж… (укр.) — Да, понял… но…
- [2] Я ж казав, що у мене мама хвора… (укр.) — Я же говорил, что у меня мама больная…
- [3] Їй сьогодні дуже погано. Я не можу її залишити. (укр.) — Ей сегодня очень плохо. Я не могу её оставить.
- [4] Тільки в серце не шпигайте (укр.) — Только в сердце не колите
- [5] А ви лікар? (укр.) — А вы врач?
- [6] А гроші? (укр.) — А деньги?
- [7] Ви ж казали, що через тиждень (укр.) — Вы же говорили, что через неделю.
- [8] Гаразд (укр.) — хорошо
- [9] Він лікар, розумієш? (укр.) — Он доктор, понимаешь?
- [10] Дякую вам (укр.) — Благодарю вам
