Художники Полина Алёшечкина и Елена Добробабина
Редактор Анастасия Гетманцева
Глава 6 // Глава 7
8. Выбор
Четыре фигуры медленно пробирались по покрытым мелким гравием дорожкам парка у дворцовых стен. Полная луна пробивалась между деревьями, добавляя серебристого света к бледным уличным фонарям. Время близилось к полуночи, Цвай клял свою ношу, чувствуя себя вымотанным до изнеможения. Мало того, что он плохо спал предыдущей ночью; мало того, что он весь день был на ногах; мало того, что на ночь глядя ему пришлось успокаивать около двадцати противников за раз; мало того, что он достиг лимита использования своей способности, и теперь каждый шаг вытягивал из него все силы, так в добавок ко всему на нём висела тяжеленная туша самой ненавистной ему личности. И как будто насмехаясь, от Патрика так разило спиртом, что ему приходилось каждый раз отворачиваться, чтобы сделать вздох и не свалиться в обморок. Парень стиснул зубы изо всех сил, борясь с желанием бросить недолорда на землю, подхватить подмышку Ив и вернуть, наконец, принцессу во дворец.
Дойдя до сквера, где несколько часов назад принцесса устроила истерику, они остановились, и Цвай помог матери усадить её полуживого хозяина на скамейку, а сами телохранители перевели дух.
— Спасибо, — пробормотал Патрик, держась за голову и неизвестно к кому обращаясь.
— Всегда пожалуйста, — ответила Уна полушутливо, полураздражённо, вытирая пот со лба и разминая затёкшие от большого веса плечи.
Цвай отвернулся и не сдержал саркастичного хмыканья, радуясь возможности, наконец, свободно дышать. Ив открыла объёмную сумку, по-прежнему, каким-то чудом висевшую на её плече, и, порывшись в ней некоторое время, достала поблескивающий в неровном лунном свете серебряный перстень.
— Я полагаю, это ваше, — сказала девушка, протягивая кольцо сидящему мужчине.
Лайрок поднял на принцессу испуганный виноватый взгляд.
— Мне так жаль, ваше высочество. Простите меня, пожалуйста, — еле слышно прошептал он полным неподдельного раскаяния голосом. — Этого больше не повторится. Обещаю.
Парень сжал кулаки, те очень настойчиво просились врезать по наглой спившейся физиономии. С чего этот мерзкий тип решил, что достаточно попросить прощения и всё забудется? На его счастье, Ив имела схожие мысли, лицо девушки посуровело, челюсти сжались.
— Я надеюсь, вы не собирались соглашаться? — ледяным тоном осведомилась принцесса Ивейн Райкон.
Вместе со звуком её голоса, упала и температура вокруг, воцарилась напряжённая тишина, каждый затаил дыхание, ожидая ответа раненного мужчины. Однако Патрик не стал тянуть, почти сразу он проговорил уверенным мягким голосом, глядя девушке в глаза:
— Нет, ваше высочество.
Ив заметно расслабилась, а вот Цваю пришлось несколько раз сжать и разжать кулаки, прежде чем пелена, застилающая его взгляд, рассеялась, и он смог взять себя в руки. Телохранитель не верил этому мужчине. Ни капли не верил.
Лайрок забрал злополучное кольцо из раскрытой ладони принцессы и положил в карман своей куртки.
— Спасибо, — повторил толстый мужчина, на этот раз обращаясь к светловолосой девушке.
Ивейн взялась обеими руками за ремень сумки, перекинула её через голову и поставила на землю.
— О чём вы, лорд Патрик? Разве сегодня что-то случилось? — равнодушно заметила принцесса. — Мы ведь даже с вами не встречались!
Мужчина рассмеялся, качая головой, затем ойкнул и снова схватился за покалеченный череп. Девушка тем временем сняла рубашку, повязала на бёдра и раскрыла крылья.
— Я буду ждать тебя в моих комнатах, Цвай, — проинструктировала телохранителя Ив. — Помоги матери проводить главу Лайрок. Доброй ночи, лорд Патрик.
Она коротко кивнула всем на прощание и повесила сумку обратно. Не дожидаясь ничьего ответа, девушка разбежалась, взлетела и быстро скрылась в темноте. Оставшиеся проводили её в полной тишине, затем Уна повернулась к нему и неуверенно начала:
— Тебе лучше не показываться у ворот…
— Буду ждать вас за постом, — резко оборвал её Цвай и молча направился к стене.
Цвай и Уна провели неудачливого картёжника по тёмным пустынным коридорам спящего дворца. На их счастье, по дороге им никто не встретился, и он благополучно помог матери затащить Патрика в кровать, где тот мгновенно уснул.
Сбросив наконец ненавистную ношу с плеч, парень выпрямил спину и пошатнулся от навалившейся на него усталости, глаза слипались. Вдобавок, в комнате было душно, и стоял запах алкоголя, от которого у него начинала кружиться голова.
— Ты в порядке? — спросила мать с беспокойством.
Слова пришли откуда-то издалека сквозь застилающую сознание пелену. Цвай тряхнул головой и осмотрел себя с ног до головы: ещё утром белая футболка была покрыта пятнами разного цвета и величины, преобладали, конечно, кровавые капли, но были тут и следы от грязи и даже от еды, в нескольких местах ткань была прорвана. Штаны были в слегка лучшем состоянии, однако полосы от запёкшейся крови там, где он вытер кинжалы, темнели на фоне джинсового полотна. Хоть и чувствовал он себя отвратительно, помимо усталости и злости никаких других подозрительных ощущений не было.
— Жить буду, — буркнул он, разворачиваясь и направляясь к выходу.
Он старался не смотреть по сторонам: на разбросанные в беспорядке брюки, рубашки и неизвестно какие ещё предметы одежды, валяющиеся грудой тряпья под ногами. Кое-где картину разбавляли пустые и полупустые бутылки, стаканы и неизвестно каким образом попавшие сюда книги, брошюры и кипы бумаг; что-то лежало стопкой на стульях и кушетках, что-то было оставлено открытым прямо на полу. «Берлога» — пополам со злостью и сожалением подумал Цвай. Это место так напоминало его собственную комнату, когда он находился во дворце дольше недели, что парень даже диву давался.
Уна молча провожала сына до дверей. Иногда она автоматически наклонялась, поднимала что-то с пола и клала на ближайший предмет мебели, её лицо при этом всё также оставалось спокойным и беспристрастным. «Как у себя дома», — фыркнул про себя Цвай, непроизвольно сжимая кулаки. Когда они достигли выхода, он облегчённо выдохнул и коснулся дверной ручки.
— Спасибо, — послышался за спиной тихий виноватый голос.
Его непроизвольно передёрнуло, из горла вырвался глухой рык. Это уже было слишком: последние события и так довели его до ручки, и одно единственное слово подлило масла в и без того тщательно сдерживаемое полыхающее пламя.
— И это всё, что ты можешь сказать? — шёпотом огрызнулся парень, не оборачиваясь.
Мать ничего не ответила. Цвай простоял с полминуты, ожидая ответа, физически ощущая, как чаша его терпения переполняется. Этот день был слишком длинным, к тому же наполненным неприятными событиями и сюрпризами, и все её объяснения заключаются в одном единственном слове? Он не выдержал, развернулся и возмущённо продолжил тираду:
— Не далее, чем вчера, ты упрекала меня в излишнем рвении. И что я вижу сегодня?! — он перевёл дыхание, но, не получив возражений, продолжил на порядок громче. — Как называется то, что делаешь ты, мама? Как ты позволяешь этому… (я даже не знаю, как его назвать!..) так с собой обращаться?! Мало того, что ты таскаешься вместе с ним по злачным заведениям, ты ещё и позволяешь делать себя ставкой? Мам, есть хоть одна причина, почему я не должен в эту же секунду доложить обо всём в дисциплинарный комитет?!
Парень уставился на мать горящим от злобы и негодования взглядом, ожидая хоть тени объяснений. Но Уна лишь покачала головой и подняла на него печальные глаза.
— Ты не знаешь его… — начала она, но он опять не дал ей закончить.
— Конечно, не знаю! — ещё громче возмутился Цвай. — И знаешь что? Я не хочу его знать! Не желаю никогда ничего о нём слышать! Мне с лихвой хватило того, что я увидел сегодня!
Женщина отшатнулась от него, её глаза расширились и загорелись странным огнём.
— Элиот! — со смесью упрёка и обиды возразила она. — Не говори так, он… я… я…
Мать вдруг стушевалась и закрыла лицо руками, плечи её опустились, и весь запал куда-то разом исчез. Он стиснул зубы и с раздражением вытолкнул воздух из лёгких. Как же ему надоели её игры и недомолвки. С чего она решила, что знала больше, чем он? Почему она думала, что могла учить его жизни, когда сама творила несусветные глупости?
— ЧТО?! — рявкнул Цвай в голос, потеряв последние остатки самообладания.
Однако он тут же пожалел о своей несдержанности. Уна дёрнулась, как от пощёчины, и подняла на него глаза полные непритворного удивления и испуга. Мать и сын долго смотрели друг на друга в полной тишине. Он понимал, что виноват, знал, что должен извиниться и хоть как-то загладить свою вину, но всё та же пресловутая обречённость в уголках тёмно-карих глаз не дала ему вымолвить ни слова. Наконец, женщина опустила взгляд и спокойно ответила:
— Ничего… Ты прав, я не имею права ни в чём тебя упрекать. Прости. Тебе лучше вернуться к принцессе, мы и так тебя задержали слишком долго.
Парень поджал губы от досады, но решил промолчать. Что бы она не скрывала, он не имеет права вытягивать из неё это силой. В конце концов, у него самого было достаточно опасных секретов. Цвай молча развернулся и открыл дверь. В последнюю секунду он передумал и сказал ровным голосом, не оборачиваясь:
— Я не буду никому ничего говорить. Но не из-за тебя, а потому что не хочу вмешивать в это Ив.
С этими словами он ушёл, хлопнув дверью.
Уна подпрыгнула от громкого хлопка закрывшейся двери. Она медленно развернулась и тяжело привалилась спиной к резному полотну.
— Ив… — эхом повторила она.
«Это и в самом деле твой ребёнок, Уна?» — пронёсся в голове вопрос её хозяина. «Я уже и сама не знаю», — мысленно ответила она, ударяя затылком о дверь. Иногда она и в самом деле не верила, что Элиот её сын. Неужели малыш, что она держала когда-то на руках, и сильный молодой мужчина, с которым она только что говорила, один и тот же человек? «Монстр», «пёс», «тень». Цвай пугал всех необузданным нравом и неординарными боевыми талантами. Но её пугало в Элиоте кое-что другое: он был слишком властным, слишком решительным и слишком требовательным. Он выделялся на фоне остальных райбов, даже рядом с родными братом и сестрой он казался чужим. Он задавал вопросы и искал ответы… Женщина закрыла глаза, по щекам медленно скатилось несколько слезинок. Он был её сыном, но он был другим, он был скорее…
— Уна? — раздался беспокойный мужской голос из соседней комнаты.
— Я здесь, — отозвалась она.
Женщина отогнала от себя опасные размышления, быстро убрала слёзы с лица и зашла в спальню. Она нашла Патрика сидящим на разворошённой кровати в центре комнаты и держащимся двумя руками за голову. Учитывая, сколько он перед этим выпил, да ещё и получил стулом по черепу, та, наверняка, нестерпимо болела. Уна подавила издевательский смешок, голова райкона выдерживала и не такое. Она знала, что делать. Женщина развернулась и уверенно направилась к высокому комоду красного дерева, стоявшему у огромного окна слева от неё. Столешница была усеяна горой хлама, как и вся остальная комната, дополнением лишь была кучка таблеток разнообразных цветов и форм, да кувшин с водой, единственная ёмкость, что не содержала алкоголь. Этот уголок был более-менее ей подконтролен, она обустроила его больше четверти века назад, буквально, через несколько дней после того как её приставили к лорду Лайрок. Уна саркастично фыркнула себе под нос, пожалуй, она и в самом деле слишком хорошо знала мужчину у себя за спиной. Она привыкла к его ночным вылазкам, привыкла к сомнительным заведениям, к сброду, что там обитает. Привыкла и не обращала ни на что внимания, будь то попойки до утра или проигрыши в карты. Почему она это делала, Уна сама до конца не понимала. Её сын думал, что видел и понимал достаточно, однако он не знал всего. Женщина подняла глаза на своё отражение в тёмном ночном окне, её лицо осунулось от частых бессонных ночей, а во взгляде до сих пор стоял испуг. Элиот был прав, более чем прав, но у неё не было сил что-либо менять.
— Ты не ранена? — озабочено прохрипел Патрик.
Женщина обернулась и, встретившись со смущёнными золотисто-карими глазами, тепло улыбнулась.
— Я в порядке, — мягко сказала она.
В полумраке комнаты её хозяин смотрелся особенно жалко: он сидел, сгорбившись на кровати, напоминая огромную неповоротливую гору, с затравленным взглядом. Это даже было слегка комично.
— Взбодрись. Никто же не умер, — иронично сказала она.
Уна налила стакан воды и, наклонившись, достала пакет со льдом из барного холодильника, скрытого за одной из дверей комода. Затем она отсчитала несколько таблеток и подошла к темноволосому мужчине. Тот благодарно взял у неё воду и таблетки и, проглотив всё одним залпом, приложил пакет к виску с тихим шипением.
— Так и знал, что Фокс, рано или поздно, выкинет нечто подобное, — раздражённо заговорил Патрик. — Он давно положил на тебя глаз. Ждал только подходящей возможности. Скотина.
Последнее слово райкон выплюнул с тихим рыком. Она приподняла одну бровь в притворном удивлении, оказывается, в нём ещё остались силы.
— Ты же знаешь, я могла с ним быть очень ласковой, — успокоила его Уна с ехидной усмешкой.
В следующее мгновение в её руке возник короткий ножик, женщина демонстративно проверила остроту лезвия, и оружие исчезло так же внезапно, как и появилось. Она не боялась рыжего картёжника, её больше волновало, что её дети видели их позор. Огромное тело мужчины содрогнулось от громогласного хохота, однако смех быстро прекратился с тихими ругательствами.
— Не волнуйся, — с наигранной весёлостью сказал мужчина. — Цвай разнёс его бар, так что ни ты, ни я ему больше не интересны. А если взять во внимание его прощальные слова, получается, что я ему ещё и ничего не должен.
— Хорошая новость, — равнодушно поддержала его рассуждения Уна, смотря в пустоту перед собой. Сегодняшние события не желали покидать её мысли, а картинка сына, застывшего с оружием в руках, и вовсе пронзала сердце матери первобытным ужасом.
— Цвай прав, — неожиданно начал Патрик, и она охнула, сообразив, что тот слышал их разговор. — Я сам не знаю, как себя называть. Мне так стыдно, Уна… — он схватился второй рукой за свои торчащие в разные стороны чёрные, как смоль, короткие волосы. — В этот раз я перешёл все границы, теперь я ещё и детей втянул. Если бы Ава узнала, что из-за меня её дочь играла на деньги, она бы устроила мне прилюдную экзекуцию.
Он невесело рассмеялся, убирая руку от волос и задумчиво смотря в противоположную стену.
— Скорее она бы села с тобой за один игорный стол и обобрала, как липку, — хохотнула Уна. Может она никогда не была в близких отношениях с матерью принцессы Ивейн, но всё же ей приходилось с ней сталкиваться.
— Надеюсь, Эда ничего об этом не узнает, иначе прилюдная экзекуция покажется мне райской альтернативой, — проворчал мужчина себе под нос и лёг на кровать, перекладывая лёд себе на лоб.
Он закрыл глаза и замолчал. Она решила, что тот уснул и, развернувшись, направилась к двери.
— До чего я докатился, Уна? — с тяжким вздохом вдруг снова заговорил райкон. — В кого я превратился? Когда я увидел твоего сына сегодня… его взгляд… Он презирает меня, я знаю. Он даже этого не скрывал…
Она остановилась на середине комнаты, боясь пошевелиться и сделать неосторожный вздох. «Что он пытается этим сказать?» — думала женщина хмурясь.
— И знаешь, что самое ужасное? — сокрушался тем временем Патрик. — Я заслужил это. Я даже мизинца его не стою, Уна! Он так силён и прекрасен… А я… А я ничтожество. Когда-то я мечтал иметь семью и детей, а что я, в итоге, имею?.. Хотелось бы мне…
Мужчина снова замолчал, и Уна с опаской повернулась, таких рассуждений ей ещё не приходилось от него слышать. Он перевёл дыхание и, не открывая глаз, закончил свою исповедь еле слышно:
— Я завидую тебе, Уна. У тебя замечательные дети. Иногда… я мечтаю о том, чтобы они были… и моими детьми тоже… Странные у меня мысли, да?
Уна нахмурилась сильнее, не зная, что сказать. Неужели его так сильно ударили по голове? Потому как мысли у него были, действительно, странными.
Ив тяжело приземлилась на своём балконе около полуночи. Она чувствовала себя абсолютно разбитой, глаза горели, требуя сна, но мысли в голове бурлили, словно в кипящем котле. Она собрала крылья и, смотря перед собой пустыми глазами, зашла в спальню. В комнате было темно, пустынно и холодно, как и ожидалось, Цвай ещё не вернулся. Лунный свет пробивался через открытые занавески. Девушка сняла с плеча сумку и забросила в угол, потом на нетвёрдых ногах доковыляла до кровати и, не включая светильников, упала лицом на мягкое покрывало.
Она закрыла глаза, пытаясь решить, хорошим был сегодняшний день или полным провалом.
С одной стороны, всё пошло наперекосяк: вместо того, чтобы провести весело вместе время, как бывало в детстве, они с Цваем постоянно ругались. Сначала его необъяснимая реакция на слово «свидание», потом приступ гнева из-за подсевшей компании, под конец она сама не сдержалась и устроила истерику из-за пары случайно обронённых слов, но кульминацией, конечно, была драка в баре. Всё это явно не тянуло на звание приятных воспоминаний, а его волчий оскал и вовсе будет преследовать её в ночных кошмарах до конца дней.
Но, с другой стороны, все эти размолвки и пререкания позволили ей взглянуть на своего друга по-новому. Она осознала, что у его личности слишком много масок, и найти настоящего Цвая было той ещё задачкой. Однако где-то там под многослойной бронёй всё ещё был и Элиот, тот самый, что был её незаменимым другом. А значит, у неё всё ещё был шанс вернуть его и те отношения, что у них были когда-то. И, кроме того, кажется, она на шаг приблизилась к решению своей дилеммы. Оставалось только набраться смелости, чтобы сделать последний шаг.
Принцесса со стоном перевалилась на спину и уставилась на знакомую фреску, теряющуюся в темноте. «Хочешь узнать имя своего будущего мужа?» — услышала она в голове знакомый насмешливый голос. «Возможно», — подумала Ив, щурясь и стараясь представить какого именно мужчину ей хотелось бы видеть рядом с собой. Картинка почему-то сложилась весьма неоднозначной; девушке хотелось встретить кого-то, кто был бы таким же сильным, как Цвай; кого-то, на кого она смогла бы всецело положиться, но при этом этот кто-то должен был также легко понимать её и принимать такой, какая она есть, как Цвай, до того как он стал Цваем. Когда он был Элиотом.
Ивейн подняла руку к потолку и принялась рассматривать силуэт своих пальцев, вырисовывающихся в неясном серебряном свете: тонкие и длинные, с молочно-белой кожей, нетронутой ни единой мозолью. У него тоже были длинные пальцы, но заскорузлые и грубые, привыкшие держать оружие, и тем не менее кисти всё равно смотрелись изящными, аристократичными, а то с каким трепетом он держал её за руку, так контрастировало с его боевыми умениями.
«У тебя уже есть то, что ты ищешь. Ты просто ещё не поняла этого», — пронёсся тихий шёпот, подобно шелесту листьев на ветру. Принцесса нахмурилась, перед её мысленным взором внезапно всплыл образ из недавнего сна в ванной, который она безуспешно пыталась вспомнить уже не один раз. Но тут на тумбочке замерцал планшет, отвлекая её. Девушка приподнялась на локте и прочла сообщение. Оно было коротким и оглашало повестку дня на завтрашнее заседание Совета.
Старейшины вынесли решение по новому запросу.
Цвай кое-как добрался до своей комнаты, его пошатывало от усталости, глаза слипались, голова нестерпимо гудела, а в сознании расстилался неприятный липкий туман. Закрыв дверь, он привалился к ближайшей стене и, закрыв лицо руками, попытался собрать себя в кучку. С незавидным успехом. Постоянные недосып и нервное напряжение брали своё, пожалуй, он был в ещё худшем состоянии, чем хотел сам себе признаться. Может, его родные были не так уж и далеки от истины, беспокоясь о нём, но он ничего не мог с этим сделать, никто ничего не мог с этим сделать. Все его беспорядочные попытки совладать со своими чувствами были похожи на трепет бабочки в паутине, и всё равно год от года всё становилось только хуже и хуже.
Он заставил себя не думать о девушке с фиалковыми глазами, но, по-видимому, чтобы жизнь ему не казалась слишком лёгкой, взамен его начал преследовать нестерпимый зуд в спине. Не выдержав, Цвай стянул с себя грязную майку и позволил себе вдоволь почесаться. Закончив, он с облегчением выдохнул, однако не прошло и минуты, как чесотка сменилась ноющей тупой болью. Теперь он совершенно точно ощущал, где находилась каждая ненавистная метка, потому что болели конкретные куски кожи прямо под лопатками.
Парень чертыхнулся и, нащупав выключатель и щурясь от яркого белого света, направился к письменному столу у окна. Полированная столешница была абсолютно пустой, кто-то даже забрал его любимую настольную лампу и утащил пару книг, что он читал перед отъездом в Ройну. «Ну невелика беда, — успокаивал себя Цвай, роясь в выдвижных ящиках, внутри царил такой же хаос, как и в его гардеробной. — Библиотеку никто не закрывал, когда появится время, пойдёшь и возьмёшь заново… Наконец-то!» Последнее относилось к найденной пачке обезболивающего, картонная коробочка была распотрошена, но половина желтоватых таблеток оказалась на месте. Он достал пару и уже собрался пойти в ванну за водой, но передумал и проглотил анальгетик просто так. Случайное столкновение со старшим братом не входило в его планы.
— Гадость, — прокомментировал Цвай себе под нос мерзкое горькое послевкусие, направляясь в гардеробную.
По дороге он подобрал испорченную майку с пола и отправил в корзину для стирки. Вещь скорее всего выкинут, но это уже не его забота. Парень подошёл к зеркалу и оценил свой растрёпанный вид: бледное лицо было грязным, на щеке виднелся красный развод, под глазами залегли круги. Цвай оглянулся по сторонам в поисках чего-то чистого, под ногами нашлась выброшенная утром футболка со странной надписью. Он обтёр лицо мягкой тканью, из грязного оно превратилось в просто мертвецки-бледное.
— Хоть что-то, — заметил он в полголоса, отправляя вторую майку вслед за первой. Ему необходимо было как можно скорее добраться до комнат Ив и завалиться спать. Сон оставался его единственным лекарством от всех забот.
На его счастье таблетки начали потихоньку действовать, боль немного отступила, и мысли снова приобрели способность складываться в логическую цепочку. Цвай быстро переоделся в чистую форму, не забыв положить в карман оставшиеся несколько монет, которые предстояло вернуть принцессе, пластинку с обезболивающим и выбросить штаны во всю ту же корзину.
Закончив со сборами и отключив свет, парень по старинке просочился сквозь стену и оказался в ночном парке. Воздух был свежим, ветерок шевелил его волосы, принося тысячи запахов, редкие фонарики и лунный свет освещали парковые дорожки и клумбы вокруг. Парень вздохнул полной грудью, в голове окончательно прояснилось, и он направился в сторону, противоположную той, куда уходил утром. Идти ему предстояло не очень далеко, но всё же достаточное время, чтобы была возможность о чём-то порассуждать.
Почему-то первой пришедшей на ум мыслью был разговор с матерью. Цвай со стоном провёл ладонью по лицу, и зачем он на неё накричал? Да, она, несомненно, делает глупости, но чем он-то лучше, чтобы изливать на неё своё раздражение? И чего он вообще так ненавидит Патрика? Да, мужчина сволочь, но разве ему приходилось встречать райконов-святош? Как назло, перед его мысленным взором всплыл разговор со старшим братом много-много лет назад.
***
Цвай не помнил точно, когда это было, но и он, и Айн тогда ещё учились оба в Академии. Ив переехала во дворец, и уже на следующий день Уну приставили к лорду Патрику Лайрок. А они, в свою очередь, фактически перестали видеть свою мать. Женщина уходила засветло и возвращалась, когда её дети видели десятый сон в своих кроватях. Хуже всех приходилось Диане, девочка постоянно плакала и жаловалась, что её бросили, ведь братья пропадали на учёбе, а родители без перерыва находились возле своих господ. Наконец, Уна пообещала им семейный ужин в один из выходных дней. Они с воодушевлением готовились весь день: убирали дом, варили и запекали разные блюда, собирали на стол… Но вечером ни Вил, ни Уна домой так и не вернулись. Во дворце что-то произошло, и многим райбам пришлось задержаться дольше обычного. Когда им пришло короткое сообщение от матери, сестрёнка убежала в свою комнату вся в слезах, Айн пошёл следом с намерением её успокоить, а он ушёл на излюбленное место на крыше.
Он сидел на жёсткой черепице на козырьке над входом, притянув колени и положив на них подбородок. На узкой улице внизу не горел ни один фонарь, каменная мостовая была пустынна. В доме напротив светилось одно окошко, но и оно довольно быстро погасло. Ночь была безлунной, зато на чёрном небе можно было разглядеть множество звёзд. Обычно он приходил сюда, чтобы полюбоваться на созвездия и насладиться ночной тишиной. Но в тот день он ничего не видел, в тот день он злился, злился на весь мир. В тот момент он ненавидел всех: мать, отца (в то время их отношения с Ваном ещё не были окончательно испорчены), райбов вообще и всех райконов в принципе.
Неожиданно за спиной зашуршали раздвигаемые занавески, под предупредительными шагами заскрипела старая черепица. Он всё слышал, но не хотел оборачиваться, кроме старшего брата всё равно некому было приходить. Вскоре крепко сбитая фигура Айна с осторожностью пристроилась возле него. Парень свесил ноги с крыши, и он краем глаза заметил поднявшуюся для объятия руку.
— Не надо, — резко сказал Цвай.
Рука замерла на полпути, так и не коснувшись его плеч.
— Это не конец света, — попытался успокоить его брат, всё же убирая руку и упираясь той в крышу. — Это нормально. Такова наша жизнь.
— Жизнь безропотных слуг? — переспросил он раздражённо.
— Наша жизнь, Цвай, — мягко поправил его брат.
— Ненавижу эту жизнь, — выплюнул он и, только сказав, понял, что это правда. — Сначала они забрали Ив, теперь мама бросила нас. И ради кого? Ради этого пьяницы? Я ведь слышал рассказы, вся Академия бурлит от чудес, что творит Патрик Лайрок! А теперь и наша мама в них участвует! Это мерзко, отвратительно! Почему мы должны это терпеть?!
Цвай повернулся к брату и высказал на одном дыхании всё накопившееся недовольство. Он даже не заметил, когда начал кричать в голос, а в уголках глаз встали слёзы обиды. Айн строго смотрел на него своими тёплыми карими, точь-в-точь мамиными, глазами. Несмотря на внушительную разницу в возрасте, он почти догнал в росте старшего брата, и сейчас их глаза были на одном уровне. Через время парень покачал головой и отвёл взгляд.
— Только не расплачься, если отец увидит твои красные глаза, тебе опять влетит, — безэмоционально прокомментировал шатен.
Он сжал челюсти и быстро отвернулся, чувствуя, как играют желваки от злости.
— Когда-нибудь я вырасту и заставлю его заплатить за все эти взбучки, — зло бросил Цвай.
Айн тихо засмеялся, и тяжёлая рука всё-таки приземлилась на его плечи так, что он едва не полетел с козырька вниз.
— Вырасти сначала, младший братик, — посмеиваясь, ласково сказал парень.
Он выдохнул, плечи опустились в бессилии. Они просидели молча несколько минут.
— Мама не бросала нас, Элиот, — доверительно начал Айн, притягивая взбалмошного брата к себе. — Она любит нас. Но у неё есть работа. Патрик Лайрок — это её работа. Когда-нибудь ты вырастешь, и у тебя тоже появится кто-то, кто будет твоей работой. Кто-нибудь вроде Ив. Тебе бы хотелось быть её телохранителем?
***
Воспоминания отпустили его так же быстро, как захватили, Цвай нашёл себя перед одним из входов во дворец, ближайшим к апартаментам принцессы, как и всегда ноги сами принесли его сюда. С тяжким вздохом парень зашёл внутрь и начал медленно подниматься по лестнице. «Ив — наша работа, а Патрик — мамина, — мысленно расставлял он по полочкам свои переживания, еле волоча ноги. — Мы идём, куда нам прикажут, и мама делает то же самое. Чего ты так ерепенишься, Цвай? Или в тебе просто говорит маленький брошенный мальчик? Что за глупости, ты давно вырос, пора оставить свои детские обиды!»
Он остановился перед дверью в гостиную Ивейн, закрыл глаза и выдохнул, стараясь прогнать давящую злобу, но это не сработало. Даже после выстроенных в логическую цепочку рассуждений и, казалось бы, нахождения объяснений и причин всего, ничего не вышло, челюсти по-прежнему сжимались, а кулаки чесались при воспоминании о заплывшем жиром и провонявшем спиртом толстяке. «Я просто ненавижу его, потому что ненавижу, — сдался Цвай, закрывая лицо рукой и пряча сумасшедшую улыбку на губах. — Точно так же, как я люблю Ив, просто потому, что люблю её».
Когда он, наконец, добрался до спальни, то нашёл принцессу спящей прямо в одежде на неразобранной кровати. Девушка наверняка ждала его, но так и уснула не дождавшись. Она лежала на боку, свернувшись в клубок, словно настоящий котёнок, потухший планшет выпал из раскрытых пальцев и одиноко примостился рядом. Цвай грустно улыбнулся и, наклонившись, убрал планшет на столик около кровати, затем подтянул второй конец огромного покрывала и укрыл её. Он не понял, что делает, пока его губы не остановились в паре миллиметров от её щеки. Парень замер, вдыхая аромат её кожи, но потом силой воли отстранил себя и встал прямо. Ив пошевелилась во сне, поудобнее устраиваясь под одеялом, и пробормотала еле слышно, что она должна найти что-то или кого-то.
— Сладких снов, моя принцесса, — ласково прошептал телохранитель.
Он задвинул шторы и ушёл в свою каморку.
Как Цвай и надеялся, сон пришёл к нему быстро, на самом деле, он провалился в спасительную пустоту, едва коснувшись головой подушки. Однако в ту ночь не было привычного сна без сновидений, пустота вокруг кружилась и вилась, меняя очертания; неясные образы то появлялись, то исчезали, окутанные мраком; темнота то отступала, то становилась совсем непроглядной. Он будто падал куда-то всё ниже и ниже, глубже и глубже, что-то затягивало его дальше и дальше во времени и пространстве. Вскоре его начали атаковать сменяющие друг друга сцены до крайности реалистичных сновидений. Калейдоскоп мелькал так быстро, что он не успевал понять, что означало происходящее перед его мысленным взором.
***
Он стоял в центре большой бальной залы, вокруг было множество гостей в разных нарядах, событие напоминало бал-маскарад. Прямо напротив него стояла миниатюрная девушка с длинными волосами цвета воронова крыла, на губах незнакомки играла мягкая улыбка, её лицо закрывала шёлковая чёрная маска, поблескивающая в свете цветных ламп. Однако он не мог отвести взгляд от её глаз, таких знакомых и родных фиалковых глаз.
***
На улице была ночь, в воздухе висел едкий запах дыма, ошмётки пепла кружились на ветру и садились на его голову и плечи, словно причудливые снежинки. Совсем рядом догорало какое-то строение. Он стоял, уставившись на пепелище, в душе расползались боль и пустота, а ещё злость. Такая разъедающая и такая нестерпимая злость. Мягкая тёплая рука легла в его жёсткую ледяную ладонь. Верно. Она с ним. Пока они вместе, он не боялся ничего. Пока они вместе, они могут всё изменить.
***
Снова зала, но он не мог ничего разглядеть: фигуры, лица, цвета — всё расплывалось, стоило ему попытаться сконцентрировать на этом взгляд. Где-то рядом играла до боли знакомая мелодия, но он так и не смог вспомнить, что это за песня и откуда он её знал. Он перевёл взгляд на девушку, с которой делил пустующий паркет, её лицо также терялось при попытке сосредоточиться на её чертах. Внезапно раздался мужской голос, и он с удивлением понял, что говорил он сам.
— Всё ещё считаешь, что некто вроде меня достоин любви? — саркастично спросил он свою партнёршу по танцу, притягивая девушку ближе и крепче сжимая её руку. Какой же нежной была её кожа, как приятно было ощущать тепло её тела, а доносящийся до него запах её волос кружил голову и вовсе сводил с ума.
Девушка наклонила голову набок и тихо рассмеялась, глядя ему в глаза. Её смех был звонким и чистым и действовал, словно бальзам, для его израненной души.
— А чем ты отличаешься? — насмешливо поинтересовалась она через время. — Ты, конечно, превосходно вжился в роль мерзкого бесчувственного типа без капли совести. Но ты забываешь одну вещь, …: сколько бы масок ты на себя ни надел, чувствовать ты от этого всё равно никогда не перестанешь…
***
Цвай резко подскочил в кровати и сел, глотая ртом воздух, он поднял руку и стёр ледяной пот со лба. «…сколько бы масок ты на себя ни надел, чувствовать ты от этого всё равно никогда не перестанешь…» — тихие слова незнакомки из сна эхом отдавались в его голове.
— Что за наваждение такое? — с досадой прошептал он, оглядываясь по сторонам.
В каморке без окон было, по-прежнему, темно, полоска бледного света, пробивавшегося из-под двери, подсказывала, что снаружи начало светать. Цвай поднял руки и с опаской ощупал своё лицо, будто проверяя на месте ли та маска, что он нацепил на себя когда-то. Разумеется, он не мог найти её физически, но парень и так понимал, что та держится из последних сил. Он любил Ив. И это было то единственное, что осталось в нём настоящего, всё остальное было притворством и ложью.
День, проведённый с ней рядом, казался ему воплощением самых смелых мечтаний. Только он и она, как когда-то, будто в другой жизни. Они ругались и мирились, как и раньше, как и раньше, им было весело вместе. «Раньше прошло, Цвай», — напомнил он себе мысленно. Но это было не самым худшим, худшим было то, что его чувства сделали новый виток. Он с ужасом осознал, что ему больше недостаточно быть её псом. Она дала ему надежду, и теперь он хотел значить для неё больше, чем дворняга, бегающая следом и охраняющая от всех опасностей. Но кем он мог ещё для неё быть? Мужем? Нет. Никогда. Он — райб, она — райкон. Любовником? Ещё хуже. Он не позволит себе так с ней поступить. Забыть, просто забыть, и перестать чувствовать. Просто оставить всё как есть. «А что, если она ответит на твои чувства? Что ты будешь делать тогда?» — услышал он в голове чей-то отдалённо-знакомый, крайне ехидненький, голосок. «Ничего», — фыркнул он в ответ, стараясь заткнуть глупый голос. Это было бы сродни настоящей катастрофы. Это могло испортить не только его жизнь, но и её. А значит, он не мог этого допустить.
Глава 9
Телеграмм канал автора: https://t.me/a_diary_of_a_novel_writer
